Под конвоем лжи - Дэниел Сильва

— Отвечайте!

— Нет! Черт возьми, нет!

— Вы состоите в сексуальных отношениях с женщиной, известной вам как Кэтрин Блэйк?

— Это мое личное дело.

— Теперь уже нет, коммандер. Я повторяю свой вопрос. Вы состоите в сексуальных отношениях с Кэтрин Блэйк?

— Да.

— Вы любите Кэтрин Блэйк? Коммандер, вы слышали вопрос? Коммандер? Коммандер Джордан, вы любите Кэтрин Блэйк?

— Пару часов назад я любил женщину, о которой я думал как о Кэтрин Блэйк. Я не знал, что она немецкий агент, и совершенно не собирался выдавать ей военные тайны союзников. Вы должны мне поверить.

— Я в этом вовсе не уверен, коммандер Джордан. Но давайте продолжим. Вы завербовались во флот в октябре прошлого года?

— Совершенно верно.

— Почему не раньше?

— Моя жена умерла. Я не хотел оставлять сына одного.

— Почему вы изменили свое мнение?

— Потому что меня попросили завербоваться во флот.

— Расскажите мне, как это произошло.

— В мой офис в Манхэттене пришли два человека. Было сразу понятно, что они уже проверили мое прошлое, как с личной, так и с профессиональной точки зрения. Они сказали, что мои услуги требуются для проекта, связанного со вторжением в Европу. Они не говорили мне, что именно представляет из себя этот проект. Они предложили мне выехать в Вашингтон, и после этого я их больше не видел.

— Назовите имена этих людей.

— Один представился Лимэнном. Имя второго я не могу вспомнить.

— Они оба были американцами?

— Лимэнн был американцем. А второй англичанином.

— Но вы не помните его имени?

— Нет.

— Как он выглядел?

— Высокий и худой.

— Что ж, под эти приметы подходит добрая половина мужского населения страны. Что случилось, когда вы прибыли в Вашингтон?

— После того как я прошел проверку благонадежности, меня проинформировали об операции «Шелковица» и показали ее планы.

— Зачем вы им понадобились?

— Им был нужен человек, имеющий опыт руководства крупными строительствами. Моя компания выстроила некоторые из самых больших мостов на Востоке.

— И каковы были ваши первоначальные впечатления?

— Я решил, что сама по себе «Шелковица» вполне осуществима технически, но сроки показались мне чрезмерно оптимистическими. Я сразу понял, что будут задержки.

— К какому заключению вы пришли после сегодняшней инспекции?

— То, что проект опасно отстает от графика. Шансы на своевременное завершение «Феникса» не более, чем один к трем.

— Вы поделились этим соображением с Кэтрин Блэйк?

— Прошу вас, давайте не будем начинать это снова.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Нет, я не делился своими выводами с Кэтрин Блэйк.

— Вы виделись с нею перед тем, как мы задержали вас на Гросвенор-сквер?

— Нет. Я приехал в ГШСЭС прямо со строительных участков.

Вайкери порылся в портфеле и выложил на стол две фотографии: Роберта Поупа и Дикки Доббса.

— Вы когда-нибудь видели этих людей?

— Они кажутся мне смутно знакомыми, но я не могу сказать, где их видел.

Вайкери открыл досье Джордана и шумно перелистал несколько страниц.

— Расскажите мне о доме, в котором вы живете.

— Мой тесть купил его перед войной. Он проводил много времени в Лондоне, и по делам, и на отдыхе, и решил, что нужно обзавестись здесь постоянным удобным жильем.

— Кто-нибудь еще использует этот дом?

— Мы с Маргарет жили здесь, когда приезжали в Европу на отдых.

— Банк вашего тестя имел инвестиции в Германии?

— Да, и много. Но большинство из них он ликвидировал перед войной.

— Он лично контролировал ликвидацию?

— По большей части этим занимался Уолкер Хардиджен. Он второй человек в банке. Он также свободно владеет немецким языком и отлично знает Германию, как снаружи, так и изнутри.

— Он ездил в Германию перед войной?

— Да, несколько раз.

— Вы когда-нибудь сопровождали его?

— Нет. Я не имел никакого отношения к делам моего тестя.

— Уолкер Хардиджен пользовался домом в Лондоне?

— Возможно. Я не знаю точно.

— Насколько хорошо вы знаете Уолкера Хардиджена?

— Я знаю его очень хорошо.

— Отсюда следует, что вы с ним хорошие друзья?

— Нет, не совсем так.

— Вы знаете его хорошо, но вы не друзья?

— Правильно.

— Вы враги?

— Враги слишком сильное слово. Мы просто не слишком ладим между собой.

— Почему?

— Он ухаживал за моей женой до нашего с нею знакомства. Я думаю, что он всегда любил ее. На вечеринке, которую я устроил перед отъездом в Европу, он немного перепил и обвинил меня в том, что я убил свою жену, чтобы заняться бизнесом.

— Я думаю, что человека, который говорил бы обо мне что-то подобное, правильнее всего будет назвать моим врагом.

— Тогда мне очень хотелось вынуть из него душу.

— Вы вините себя в смерти вашей жены?

— Да, постоянно. Если бы я не попросил ее приехать в город на тот проклятый деловой обед, она осталась бы жива.

— Насколько много Уолкер Хардиджен знает о вашей работе?

— Ничего.

— Он знает, что вы одаренный инженер?

— Да.

— Он знает, что вас отправили в Лондон для участия в секретном проекте?

— Вероятно, он вполне мог догадаться об этом.

— Вы когда-нибудь упоминали об операции «Шелковица» в своих письмах домой?

— Ни разу. Они все проходили через цензуру.

— Вы когда-нибудь говорили кому-нибудь из членов вашей семьи об операции «Шелковица»?

— Нет.

— Кому-нибудь из ваших друзей?

— Нет.

— Этот... Шеперд Рэмси. Ему вы говорили?

— Нет.

— А он когда-нибудь спрашивал вас об этом?

— Все время. В виде шутки, конечно.

— Вы намеревались снова увидеться с Кэтрин Блэйк?

— Я совершенно не собираюсь видеться с ней. И никогда не захочу увидеть ее еще раз.

— Знаете, коммандер Джордан, не исключено, что вам придется пойти против своего желания.

— О чем вы говорите?

— Всему свое время. Уже поздно. Я думаю, что всем нам было бы неплохо немного поспать. Мы продолжим утром.

Вайкери поднялся и подошел к Бутби.

— Мне кажется, что нам стоит поговорить, — сказал он, наклонившись.

— Да, — согласился Бутби. — Давайте перейдем в соседнюю комнату. — Он распрямил свое длинное тело — очевидно, у него от долгого сидения затекли суставы, — и взял Вайкери под локоть. — Вы просто замечательно поработали с ним, — сказал он. — Мой бог, Альфред, когда вы умудрились стать таким негодяем?

Бутби распахнул дверь и, протянув руку, приобнял Вайкери за талию, чтобы пропустить его вперед. Вайкери шагнул мимо своего начальника и оказался в комнате.

Он не мог поверить своим глазам.

— Привет, Альфред, — сказал Уинстон Черчилль. — Очень рад снова увидеться с вами. Жаль только, что обстоятельства не самые располагающие. Позвольте мне представить вас моему другу. Профессор Альфред Вайкери. Генерал Эйзенхауэр.

Дуайт Эйзенхауэр поднялся с места и протянул руку.

Комната в прошлом служила кабинетом хозяина. Здесь были прикрепленные к стенам книжные полки, письменный стол и два кресла с высокими спинками, в которых и расположились Черчилль и Эйзенхауэр. В очаге ярко пылали дрова, но огонь еще не успел ощутимо согреть комнату. Черчилль прикрыл колени шерстяным одеялом. Он жевал погасшую сигару и потягивал бренди. Эйзенхауэр закурил сигарету и отпил черного кофе из чашечки. На столе между ними стоял маленький динамик, через который они слушали допрос Джордана. Вайкери сразу понял это, потому что микрофоны еще не выключили, и он отчетливо слышал скрип по полу отодвигаемых стульев и гул голосов в соседней комнате. Бутби шагнул вперед и повернул выключатель. В это время дверь открылась, и в комнату вошел пятый человек. Вайкери узнал мощную, будто у медведя, фигуру бригадного генерала Томаса Беттса, заместителя начальника разведки ГШСЭС, на которого была возложена обязанность обеспечивать секретность подготовки вторжения.

— Как по-вашему, Альфред, он говорит правду? — спросил Черчилль.

— Я не уверен, — ответил Вайкери. Он подошел к буфету и налил себе чашку кофе. — Мне хочется верить ему, но что-то меня беспокоит, и будь я проклят, если знаю, что именно.

В разговор включился Бутби:

— Ничто в его прошлом не указывает на то, что он может быть немецким агентом или же добровольно предал нас. В конце концов, мы обратились к нему. Он был завербован для участия в «Шелковице», а не напросился сам. Если бы он все это время был агентом, то в самом начале войны начал бы стучаться в двери призывной комиссии и попытался бы занять какое-нибудь важное положение.

— Я согласен с вами, — сказал Эйзенхауэр.

— У него совершенно безупречное прошлое, — продолжал Бутби. — Вы видели его досье. ФБР его проверяло и не нашло ровным счетом ничего. У него столько денег, что, если их станет вдвое больше, он этого даже не заметит. Он никогда не якшался с коммунистами. Он не развратничает с маленькими мальчиками. У нас нет никаких оснований подозревать его в сочувствии немцам. Выражаясь яснее, у нас нет оснований думать, что он шпион или был вовлечен в шпионаж.