Ночные кошмары - Нора Робертс

– Не слишком.

– Не могу в это поверить. Ты слишком быстро узнала мой голос. – Он услышал ее преувеличенно громкий вздох.

– Как я могла тебя не узнать, если ты болтаешь больше, чем трое любых моих знакомых, вместе взятых?

– А ты вообще ничего не говоришь, но твой голос не выходит у меня из головы. Сегодня ночью я видел тебя во сне. Краски были мягкие, акварельные, а движения медленные. Мы занимались любовью на берегу реки. Трава была холодная, влажная, а вокруг полно цветов. Я проснулся, ощущая на губах вкус твоих губ.

Какое-то время стояла тишина, прерывавшаяся лишь звуком дыхания.

– Это очень интересно.

– В твоем кабинете кто-то есть?

– В данный момент да. Спасибо, Кэртис, я позабочусь об этом. – Потом снова настала пауза. – Берег реки – общественное место.

Он засмеялся так, что упал на табуретку.

– Лив, честное слово, я начинаю сходить по тебе с ума. Тебе понравились цветы?

– Они очень красивые, но совершенно лишние.

– Нисколько не лишние. Они заставляют тебя думать обо мне. Лив, я хочу, чтобы мой образ не выходил у тебя из головы. Это облегчит дело, когда я приеду.

– И когда произойдет это эпохальное событие?

– Через неделю-другую. Если сумею, приеду раньше.

– В это время года номера нужно бронировать заранее.

– Учту… Лив, я должен сказать тебе, что видел Тэннера и говорил с ним. Он здесь, в Лос-Анджелесе.

– Понимаю.

– Я думал, тебе станет легче, если ты будешь знать, где он. – Да, наверно. Мне пора идти…

– Лив, я хочу знать, что ты чувствуешь. Книга тут ни при чем. Просто ты мне небезразлична. Ты можешь говорить со мной прямо.

– Я сама не знаю, что чувствую. Знаю только одно. Я не могу позволить, чтобы местопребывание этого человека или его поступки изменили мою жизнь. И не позволю этого никому и ничему.

– Со временем ты поймешь, что некоторые изменения бывают только на пользу. Я сообщу тебе день своего приезда. Продолжай думать обо мне, Оливия.

Она положила трубку и тяжело вздохнула.

– Продолжай мечтать, – пробормотала Оливия и провела пальцем по лепесткам маргаритки.

Она не могла сопротивляться искушению держать эти цветы в своем кабинете. Здесь можно было любоваться ими, когда сидеть за столом становилось невмоготу и тянуло выйти на свежий воздух.

Оливия прекрасно поняла, зачем он это сделал. Способ был не только галантным, но и очень умным. Присланные им цветы были именно тех сортов, которые росли в его палисаднике. В палисаднике, который полностью покорил ее. Ной прекрасно знал, что, увидев эти цветы, она будет думать о нем.

Впрочем, она думала о нем в любом случае.

Оливия лгала, когда говорила, что не соскучилась по нему. Ее удивляло, как сильно она соскучилась, и тревожило собственное желание. Оливия страстно хотела, чтобы они были другими людьми и оказались в другой ситуации. Тогда они могли бы стать любовниками, а то и друзьями, и никакие тени прошлого не омрачали бы их отношения.

Но они никогда не будут друзьями и любовниками одновременно. И даже любовниками вряд ли когда-нибудь станут. Потому что это слово означает отношения более близкие и интимные, чем простой секс.

Оливия, потерла затекшую шею, склонилась над клавиатурой и начала вводить в компьютер очередную порцию своих наработок.

Когда в дверь постучали, она раздосадовано поморщилась.

– Это значит «входи» или «пошел к черту»? – поинтересовался Роб и слегка потряс посылкой, которую держал в руках.

– Для тебя «входи», а для всех остальных «пошел к черту». Я работала над осенней программой. – Она нагнула голову и развернула кресло. – Что в коробке?

– Не знаю. Она пришла на адрес базы из Лос-Анджелеса. Выслана вчера. И адресована тебе.

– Мне?

– Догадываюсь, что это от того же молодого человека, который прислал тебе цветы. – Он положил посылку на стол. – А еще я догадываюсь, что у него хороший вкус.

– И будешь настаивать, что совершенно беспристрастен.

– Конечно. – Роб сел на край стола и потянулся к ее руке. – Как поживает моя девочка?

– Хорошо. – В доказательство она слегка сжала его руку. – Не беспокойся обо мне.

– Мне разрешено беспокоиться. Это предусмотрено моей должностной инструкцией. – Господи, какой напряженной, какой бледной она была, когда вернулась из Лос-Анджелеса… – Ливи, то, что он вышел на свободу, не имеет значения. Я смирился с этим. Надеюсь, что смиришься и ты.

– Я стараюсь. – Она встала и начала поправлять папки, которые этого вовсе не требовали. – Только что позвонил Ной. Хотел предупредить, что видел его и разговаривал с ним.

– Лучше знать.

– Да, верно. Я благодарна Ною за то, что он понимает мои чувства и относится к ним с уважением. Он не обращается со мной так, словно я хрупкая и могу сломаться, и не считает, что меня нужно защищать от… – Она осеклась и вдруг густо покраснела. – Я не хотела сказать, что…

– Все в порядке. Ливи, я не уверен, что мы поступили правильно, когда привезли тебя сюда и оградили от всего. Мы считали, что так лучше.

– Привезя меня сюда, вы поступили правильно. – Она уронила папки, переступила через них и крепко обняла деда. – Никто не смог бы дать мне столько любви и обеспечить лучшие условия, чем вы с бабушкой. Мы не позволим мыслям о нем пробраться сюда и испортить нам жизнь. Не позволим! – Когда Оливия подняла голову, в ее глазах бушевало пламя.

– Я по-прежнему хочу тебе добра. Просто теперь я не так уверен, что знаю, в чем оно заключается. Этот молодой чело век… – Он кивком указал на цветы. – Он взваливает на тебя очень большую ношу. Но взгляд у него прямой, и мне хотелось бы доверить ему тебя.

– Дед… – Она наклонилась и поцеловала его в щеку. – Я достаточно взрослая и достаточно умная, чтобы решить это самостоятельно.

– Для меня ты все еще малышка. Не хочешь посмотреть, что в посылке?

– Нет. Это только поощрит его. – Оливия улыбнулась – Он пытается очаровать меня.

– И как, успешно?

– Более или менее. Он собирается скоро приехать. Когда мы увидимся, я решу, очарована или нет. А сейчас иди работать и не мешай мне делать то же самое.

– Когда он приедет, я присмотрю за ним. – Роб подмигнул, поднялся и пошел к двери. Взявшись за ручку, он обернулся. – Ливи, а вдруг мы слишком пристально присматривали за тобой? И держали тебя на слишком коротком поводке? – Он покачал головой, не дав ей ответить. – Как бы там ни было, ты уже выросла. Мать гордилась бы тобой.

Когда дверь закрылась, Оливия села и начала бороться со слезами горя и радости. Хотелось надеяться, что он прав, что мать действительно гордилась бы ею, а не видела бы в ней высокомерную, упрямую девчонку, боящуюся открыть свою душу кому-то, кроме родных, любить которых так просто и естественно.