Белый шаман - Николай Шундик

— Зато он, кажется, знает, чего хочет… Величко сделал долгую паузу, овладевая собой.

— Итак, постарайтесь, Надежда Сергеевна, перевести им дословно следующее. Товарищи, мы сегодня собрались по очень важному делу. Мы должны подумать, кого следует избрать председателем артели. Пусть это пока не будет выборами. Сначала как следует по-человечески посоветуемся…

— Вот это уже другое дело, — с облегчением промолвила Медведева и перевела на чукотский слова Величко.

Чукчи зашумели, закивали головами, и опять прозвучало несколько голосов в разных местах зала: «Пойгин! Пойгин!»

— Я пока не буду вникать, по какому поводу произносится имя Пойгин. Но скажу вполне категорически. Если кому-нибудь кажется, что председателем можно и нужно выбрать Пойгина, то тут налицо явное заблуждение. На этом посту должен быть человек кристальной честности, ничем не запятнанный, с ясным умом, преданный нашему общему делу… Однако, насколько мне известно, Пойгин даже сам себя называет шаманом… Поймите же, это нелепо — ставить шамана во главе артели. Это не лезет ни в какие ворота. Переводите, Надежда Сергеевна.

Медведева осторожно положила карандаш на раскрытую тетрадь, тихо сказала:

— Я не могу, Игорь Семенович.

— Не можете? Почему?

— Во-первых, вы просили переводить дословно. Ну как я переведу, допустим, такую фразу: не лезет ни в какие ворота. Чукчи понятия не имеют, что такое ворота…

Величко заставил себя рассмеяться. — Ну уж тут вы могли бы найти смысловой перевод, что-нибудь доступное их пониманию…

— А во-вторых, — уже настойчивее сказала Медведева, — я не могу произносить слова, которые могут очень обидно прозвучать в адрес Пойгина. Как раз именно он н является человеком кристальной честности. Если вы позволите хотя бы чуть-чуть публично усомниться в этом — будет оскорблен не только Пойгин…

Величко не мог скрыть, что он на какое-то мгновение растерялся.

— Конечно, конечно же, Надежда Сергеевна, ничего оскорбительного здесь прозвучать не должно. Однако четкость нашей позиции, точность политической линии — это они должны понять. Мы не имеем права поступать иначе…

— Я не знаю, чем вам помочь, — напряженно улыбаясь, призналась Надежда Сергеевна. — Видите ли, я тоже за четкость политической линии… Но это здесь невозможно объяснить словами, это нужно проводить точными действиями, с пониманием людских душ… Надо каждого из этих людей знать как самого себя, только тогда можно найти верный ход.

Величко нервически поморщился и, заметив на себе насмешливый взгляд Чугунова, рассердился.

— Верный ход, — иронически повторил он слова Медведевой. — Тот ход, который здесь мне подсказывается, с вашим прекрасным знанием людей мне кажется настолько неверным, что…

Величко не успел докончить фразу: со своего места вскочил Ятчоль и громко воскликнул:

— Пойгин очень шаман! Пойгин очень плёко!

Чукчи зашумели, догадываясь, что Ятчоль порочит Пойгина. Величко поднял руку, призывая к тишине, попросил Медведеву:

— Спросите у них, кто еще думает так же, как Ятчоль?

Надежда Сергеевна встала, сказала по-чукотски:

— Ятчоль говорит, что Пойгин шаман, что Пойгин плохой человек. Кто еще так думает, как Ятчоль? Встаньте и скажите.

Никто не встал и не проронил ни слова.

— Они поняли ваш вопрос? — теряя терпение, спросил Величко.

— Да, да, поняли.

— Пойгин шаман! — снова воскликнул Ятчоль.

— Да сядь ты! — вдруг взревел Чугунов. — Или ты, спекулянтская твоя душонка, может, сам метишь в председатели артели?

— Это еще что такое?! — очень тихо, однако негодующе спросил Величко. — Вы как себя ведете?

Досадливо крякнув, Степан Степанович сел на скамейку, безнадежно махнул рукой. Долго длилось неловкое молчание.

— Верно ли, что Ятчоль баловал спекуляцией? — наклоняясь к Медведевой, спросил Величко.

— Степан Степанович знает, о чем говорит.

— Так ли уж знает? Мне все больше кажется, что на Ятчоля вы смотрите однобоко и предвзято. Ну, возможно, были у него грешки, однако люди не ангелы. Надо реально смотреть на вещи и опираться на то, что есть…

Надежда Сергеевна почти испуганно посмотрела на Величко.

— Неужели вы полагаете, что председателем артели может быть этот человек?

— Почему бы и нет. Во-первых, хоть немного, однако смыслит по-русски, говорят, имеет кое-какое представление о грамоте… Ну хоть расписаться может. И потом я вижу, чувствую, что он готов в лепешку разбиться, только бы… — Величко запнулся, подыскивая слово.

— Угодить, — горько улыбаясь, подсказала Медведева.

— Ну хотя бы и так. Фактор в этих дьявольских условиях немаловажный. Послушание перейдет в осознанную необходимость порядка, дисциплины.

Чукчи переговаривались все громче, и Надежда Сергеевна различала в гомоне голосов злые шутки в адрес Ятчоля. А тот сидел спиной к насмешникам красный, потный, поглядывая на очоча преданными глазами, словно улавливал ход его мыслей.

— Вы знаете, что по этому поводу говорит Артем Петрович? — спросила Медведева, чутко прислушиваясь к говору чукчей в зале. — Он говорит… нам не нужны марионетки, нам нужны равные среди равных…

— Я понимаю, почему вам так приятно цитировать мужа.

— Не тратьте ваши усилия, чтобы так едко выразить иронию, нам не до этого. Вот вы говорили о четкой политической линии. Ятчоль, очутись он председателем артели, великолепно проявил бы лично вам… и любому другому из нас, кто это принял бы… свою угодливость. При верхоглядстве это можно было бы принять и за дисциплину, и за понимание главной линии. Ну а уж дела артели он так испохабил бы, что вы себе и представить не можете. Хамством своим испохабил бы, корыстью. А еще тем, что не любят его люди, не ценят как охотника, как человека, не могут забыть, как он грабил их когда-то…

— Вот это… это, если будет доказано… меня больше всего беспокоит, — вяло ответил Величко, чувствуя, как у него начал пропадать бойцовский азарт. — Черт его знает, куда и вести эту беседу дальше. Чукчи, наверное, уже посмеиваются над нами. Понимаете, я даже боюсь спрашивать их мнение. А вдруг закричат все вместе — Пойгин…

— Может случиться и такое, — не скрывая торжествующей улыбки, сказала Надежда Сергеевна.

— Чему вы радуетесь?

— Тому, что есть тут достойный для большого дела человек.

Величко хотел было сказать что-то откровенно резкое, но в своем углу поднялся Пойгин, продул выкуренную трубку,степенно подвесил ее к поясу.

— Послушайте меня, — тихо сказал он. — Да, я чувствую в новом порядке, который называется артель… справедливость. Я поверил в это. Я знаю… главным в артели должен быть самый лучший охотник, самый бесстрашный мужчина, самый справедливый человек. Давайте думать, кто из нас такой.

Надежда Сергеевна приложила ладони к похолодевшим от волнения щекам, быстро, вполголоса перевела слова Пойгина, наклонившись к Величко. С каким удовольствием она это делала, как бы всем своим видом говоря: вот, вот тебе, послушай, попробуй теперь сказать что-нибудь плохое об этом человеке.

Пойгин помолчал, чему-то печально улыбаясь.

— Вот только что Ятчоль сказал очочу, что я шаман. Да, пусть знает очоч, я действительно шаман. Однако белый шаман. И еще скажу ему, что я не хочу быть тем, кого именуют пред-се-да-те-лем, хотя вы и называете мое имя. Я лучше буду помогать новым порядкам, которые называются артель, как белый шаман. Я буду призывать море не поднимать высоко волну, когда в него выйдут байдары артели. Я буду приносить жертвоприношения морю от имени артели. Я буду просить Моржовую матерь проявлять благосклонность к людям артели. Я буду делать байдары для артели. Вы знаете, какие я умею делать байдары.

И ответили многоголосо люди:

— Да, знаем.

— Это диво просто, какие ты делаешь байдары!

— Плывут, как рыбы, летят, как птицы, твои байдары!

Пойгин благодарно закивал головой.

— Спасибо вам, люди. Как видите, у меня будет много забот. А председателем достоин быть каждый из вас, кроме Ятчоля.

И опять отозвались люди.

— Нет! Ятчоль не может!

— Не хотим Ятчоля!

— Ятчоль — скверный охотник! — Ятчоль — трус и болтун!

Величко нетерпеливо поглядывал на Медведеву, дескать, что же вы молчите.

А Надежда Сергеевна медлила с переводом на русский язык второй половины речи Пойгина. Ну что, что она скажет Величко? Что Пойгин все-таки называет себя пусть белым, но шаманом? Что он обещает артели благосклонность Моржовой матери? Легко себе представить, как на это отзовется Величко. И все-таки именно Пойгин мог бы стать настоящим председателем. Это вожак. Это человек, который в новых порядках видит надежду на высшую справедливость. Что ж, она скажет не больше того, что надо знать Величко.

— Пойгин говорит, что он считает достойным стать председателем здесь каждого, кроме Ятчоля.