Сборник рассказов и повестей - Любовь ЛУКИНА

— Н-ну, я не знаю… Всем. К слову придется — и скажи. Сам ведь жаловался, что теща…

Андрей молча смотрел на нее.

— Я нехорошая, — вызывающе подтвердила Лена. — Я скверная. Но если ты решил красиво пропадать, компании тебе я не составлю. Нравится быть ничтожеством — будь им, будь бездарностью, вкалывай до конца жизни монтировщиком!.. А моя карьера только начинается. Ты же мне завидуешь, ты… Ты нарочно все это затеял!

— Развод — нарочно?

Лена и сама почувствовала, что зарвалась, но остановиться не могла. Она уже не думала о выгодных и невыгодных ракурсах; уперев кулаки в бедра, она повернулась к Андрею искаженным от ненависти лицом.

— Спасибо! Сделал ты мне репутацию! Нет, но как вам это нравится: я разбила его семью! Между нами, можно сказать, ничего и не было!..

— Да, — не удержался Андрей. — Недели две уже.

Здание театра было выстроено в доисторические времена по проекту местного архитектора-любителя и планировку имело нестандартную. Неизвестно, на какой репертуар рассчитывал доисторический архитектор, только сразу же за сценической коробкой начинался несуразно огромный и запутанный лабиринт переходов и «карманов». В наиболее отдаленных его тупиках десятилетиями пылились обломки старых спектаклей.

Пьющий Вася-Миша божился, что там можно неделями скрываться от начальства. Насчет недели он, положим, преувеличивал, но были случаи, когда администратор Банзай, имевший заветную мечту поймать Васю-Мишу с поличным, в течение дня нигде не мог его обнаружить.

Острый на язык Андрей пытался прилепить за это Васе-Мише прозвище Минотавр, но народу кличка показалась заумной, и неуловимый монтировщик продолжал привычно отзываться и на Мишу, и на Васю.

Шаги разгневанной Лены сухими щелчками разносились в пустых коридорах театра.

Андрей достал сигарету, заметил, что пальцы у него дрожат, и, не закурив, отшвырнул. Полчаса! Если и ненавидеть за что-либо Лену Шабину, то именно за эти отнятые полчаса.

Он прислушался. Ушла, что ли? Ушла.

Андрей миновал пульт помрежа и неторопливо двинулся вдоль туго натянутого полотна «радиуса», пока слева в сером полумраке не возникло огромное черное пятно — вход на склад декораций. Не замедляя шага, он вступил в кромешную черноту и пошел по центральному коридору, который монтировщики окрестили на шахтерский манер «стволом». Потом протянул руку, и пальцы коснулись кирпичной стены.

Оглянулся на серый прямоугольник входа. Разумеется, никто за ним не шел, никто его не выслеживал, никому это не было нужно.

Крайнее правое ответвление «ствола» — неэлектрифицированное, заброшенное — служило свалкой отыгравших декораций. Андрей свернул именно туда.

В углу «кармана» он ощупью нашел кипу старых до трухлявости щитов, за которыми скрывался вход в еще один «карман», ни на одном плане не обозначенный. Андрей протиснулся между щитами и стеной. Остановился — переждать сердцебиение. Потом поднырнул под горбатый фанерный мостик.

…На полу и на стенах каменной коробки лежал равный зеленоватый полусвет. По углам громоздились мохнатые от пыли развалины деревянных конструкций. А в середине, в метре над каменным полом, парил в воздухе цветной шар света, огромный одуванчик, округлое окно с нечеткими, как бы размытыми краями. Словно капнули на серую пыльную действительность концентрированной кислотой и прожгли насквозь, открыв за ней иную — яркую, ясную.

И окно это не было плоским; если обойти его кругом, оно почти не менялось, оставаясь овалом неправильной формы. Окно во все стороны: наклонишься над ним — увидишь траву, мурашей, заглянешь снизу — увидишь небо.

Со стороны фанерного мостика просматривался кусок степи и — совсем близко рукой подать — пластмассовый, словно игрушечный, коттеджик, избушка на курьих ножках. Строеньице и вправду стояло на толстом металлическом стержне, распадающемся внизу на три мощных корня. Или когтя.

Ветер наклонял высокую траву, и она мела снизу по верхней ступеньке висячего крылечка-трапа.

Девушка сидела, склонив голову, поэтому Андрей не видел ее лица — только массу светлых пепельных волос.

Не отводя глаз от этого воздушного окошка, он протянул руку и нащупал полуразвалившийся трон, выдранный им вчера из общей груды хлама и установленный в точке, откуда видно коттеджик, крыльцо и — когда повезет — девушку.

Она подняла голову и посмотрела на Андрея. И он опять замер, хотя еще в первый раз понял, что увидеть его она не может никак.

Однажды вечером, после спектакля, они разбирали павильон, и мимо Андрея пронесли круглый проволочный куст, усаженный бумажными розами. В непонятной тревоге он проследил, как уплывает за кулисы этот шуршащий ворох причудливо измятой, грязновато-розовой тонкой бумаги, и понял вдруг, что все кончено.

Это было необъяснимо — ничего ведь не произошло… Правда, эпизодическую роль передали другому — недавно принятому в труппу молодому актеру… Правда, висел вторую неделю возле курилки последний выговор за появление на работе в нетрезвом виде… Правда, жена после долгих колебаний решилась-таки подать на развод… Неприятности… Просто неприятности, и только. Поправимые, во всяком случае, не смертельные.

Но вот мимо пронесли этот проклятый куст, и что-то случилось с Андреем. Вся несложившаяся жизнь (по его вине не сложившаяся!) разом напомнила о себе, и спастись от этого было уже невозможно.

…Рисовал оригинальные акварельки, писал дерзкие, благозвучные, вполне грамотные стихи, почти профессионально владел гитарой, пел верным тенорком свои и чужие песни… С ума сойти! Столько талантов, и все одному человеку!..

— Андрей, ну ты что стоишь! Помоги Сереге откосы снять…

…Как же это он не сумел сориентироваться после первых неудач, не сообразил выбрать занятие попрозаичнее и понадежнее? Ах, эта детская вера в свою исключительность! Ну конечно! Когда он завоюет провинцию, столица вспомнит, от кого отказалась!.. Отслужил в армии, устроился монтировщиком в городской театр драмы, где при возможности совершал вылазки на сцену в эпизодах и массовках… Это ненадолго. На полгода, не больше. Потом его заметят, и начнется восхождение…

— Ты что все роняешь, Андрей? После вчерашнего, что ли?

…Первой от иллюзий излечилась жена. "Ой, да брось ты, Лара! Тоже нашла звезду театра! Вбегает в бескозырке: "Товарищ командир, третий не отвечает!" Вот и вся роль. Ты лучше спроси, сколько эта звезда денег домой приносит…"

…Менялась репутация, менялся характер. Андрей и раньше слыл остряком, но теперь он хохмил усиленно, хохмил так, словно хотел утвердить себя хотя бы в этом. Шутки его, однако, из года в год утрачивали остроту и становились все более сальными…

…Машинально завяз в монтировщиках. Машинально начал выпивать. Машинально сошелся с Леной Шабиной. Два года жизни — машинально…

— Нет, мужики, что ни говорите, а Грузинов ваш — редкого ума идиот! Я в оперетте работал, в тюзе работал — нигде больше щиты на ножки не ставят, только у вас…

…Сегодня утром он нашел на столе записку жены, трясясь с похмелья, прочел — и остался почти спокоен. Он давно знал, что разрыв неизбежен. Случилось то, что должно было случиться…

Но вот пронесли этот безобразный розовый венок, и память предъявила счет за все. Она словно решила убить своего хозяина…

Монтировщики разбирали павильон, профессионально, без суеты раскрепляли части станка, перевертывали щиты, выбивали из гнезд трубчатые ножки. Громоздкие декорации к удивительной печальной сказке со счастливым, неожиданным, как подарок, концом; сказке, в которой Андрей когда-то мечтал сыграть хотя бы маленькую, в несколько реплик, роль…

Все! Нет больше Андрея Склярова! Нету! Истратился! Это не павильон — это разбирали его жизнь, нелепую, неполучившуюся.

Андрей уронил молоток и побрел со сцены с единственным желанием — уйти, забиться в какую-нибудь щель, закрыть глаза и ничего не знать…

Он пришел в себя в неосвещенном заброшенном «кармане» среди пыльных фанерных развалин, а прямо над ним, лежащим на каменном полу, парил огромный синий одуванчик, слегка размытый по краям овал неба, проталина в иной мир.

Девушка вскинула голову и чуть подалась вперед, всматриваясь во что-то невидимое Андрею, и он в который раз поймал себя на том, что невольно повторяет ее движения.

Наверное, что-нибудь услышала. Звук оттуда не проникал — кино было в цвете, но немое.

Девушка спрыгнула с крылечка, и ему пришлось подняться с трона и отступить вправо, чтобы не потерять ее из виду. Теперь в окошке появилась синяя излучина реки на горизонте, а над ней — крохотные отсюда (а на самом деле, наверное, колоссальные) полупрозрачные спирали: то ли дома, то ли черт знает что такое. Населенный пункт, скорее всего.

Прямо перед Андреем лежала очищенная от травы площадка, издырявленная норами, какие роют суслики. Он-то знал, что там за суслики, и поэтому не удивился, когда из одной такой дыры, прямо из-под ног девушки, выскочили и спрятались в соседней два взъерошенных существа — этакие бильярдные шары, из которых во все стороны беспорядочно торчат проволочки, стерженьки, стеклянные трубочки.