Раб - Андрей Хорошавин

– О. – Китаец с удивлением уставился на Гнутого. – Говорит.

– Дай ему воды.

– Я ему яйца отрезал бы за Мару.

– За Мару? За шалаву эту?

– Заткнись, бля.

– Да она шмара малолетняя.

– Заткнись, бля, говорю по-хорошему!

– Она без этого, – Гнутый, не обращая внимания на угрозы Китайца, изобразил жестом половой акт, – не может. Её только, наверное, ты и не драл.

– Звали пасть, бля! – Китаец зверем глянул на Гнутого. Его глаза сделались совсем белыми и превратились в щелки. Он шагнул и коротко, носком ботинка ударил сидящего на песке в грудь. Тот снова завалился на спину и опять закашлялся. Китаец перевернул его на живот, как барану прижал голову коленом и снова закрутил руки проволокой за спиной. – Хер ему, а не воды. – Ухватив за волосы, Китаец подтащил его к багажнику. На песке остались борозды и пятна крови. – Приятного путешествия, Ромэо. – Тело шмякнулось в багажник и издало стон. Китаец ударил его кулаком в спину и захлопнул крышку багажника.

Снова мрак, запах бензина, грохот и тряска. Он несколько раз терял сознание. Рук снова не было и, кажется, начинало исчезать лицо.

Он снова видел море и её – поджарую, горячую, гибкую и голую. Она то погружается в воду, то иглой вырывается из её волн. Чёрные глаза сверкают.

– Иди ко мне, милый.

В глаза ударил белый свет.

– Ты кого привёз?

– Чё, кого. Кого просили, того и привёз.

– Охуел? – Раздался короткий смешок. – На нем места живого нет. Пять штук, не больше. Если выживет. Гнутый, а ты куда смотрел?

– А я чё? Он как узнал, что этот Мару трахал, так и охуел.

– Гнутый, заткнись, сука.

– Она ему специально рассказала, он и завёлся.

– Ты чё, Портной. Смотри, какой здоровый. Оклемается, бля.

– Китаец – садист ты херов.

– Да через два дня уже пахать будет.

– Через два дня?!

– Ну, через четыре.

Свет слепил. Он мог разглядеть только чёрные силуэты. Он понимал, что говорят о нём, но ему уже было всё равно.

«УМЕРЕТЬ».

– Короче, Китаец, тащи его к Деду. Выживет – будем говорить за бабки. Нет – в яму. С Марой как хочешь, так и рассчитывайся. Всё, дебил.

– Да чё дебил, бля, сразу?

– А кто ты? Тащи эту падаль отсюда!

Он снова провалился во тьму и открыл глаза, когда почувствовал как, что-то влажное прижимается к его губам. Голова судорожно дёрнулась на встречу. Он впился онемевшими губами и всосался в это. Вода. Она тонкой струйкой скользнула в горящее иссохшее нутро, пробуждая к жизни, как капля дождя оживляет семя, долго пролежавшее в сухой земле.

Он не отпускал это влажное и источающее воду, пока не утолил первые, самые жестокие приступы жажды. Тело вновь ослабело, и он уснул.

Время превратилось в пунктирную линию, состоящую из коротких обрезков сознания. Он приходил в себя. Что-то вливалось внутрь. От этого внутри становилось тепло, и он снова засыпал. В те моменты, перед его глазами, и он это почему то хорошо запомнил, всё время покачивался язычок пламени, будто перед самым лицом горела свеча. А за ним, в тусклом свете как в золотом тумане он видел лицо. Измождённое, в морщинах, окутанное белым облаком волос лицо старца с широко открытыми синими глазами. Глаза улыбались, и от этого становилось хорошо и тепло, и головная боль утихала. Старец, бормотал тихим низким голосом. Хотелось выгнуть позвоночник, и вывернуться самому себе под мышку головой. Лицо зудело. Из глаз лились слёзы.

И вот, открыв в очередной раз глаза, он больше не почувствовал боли. Он осторожно повернул голову вправо, потом влево. Ничего не болит. Он напряг шею и огляделся. Никого.

Мышцы ослабели, и он уронил голову. Напряг плечи, согнул руки в локтях, сжал кулаки. Слабость. Он согнул в коленях ноги и попытался подтянуть их к животу. Ему это удалось, но с огромным трудом. Тело покрылось испариной, но по мышцам пробежала приятная судорога. Захотелось встать.

Осмотревшись, первое, что увидел – перед ним, прилепленная прямо к дощатой стене, горела свеча, вся в потёках и каплях. Вокруг дощатые стены. Сколоченные не плотно, они пропускали внутрь лучи красного света. Они ложились на пол полосами. Казалось, с наружи бушевал пожар. Сверху свешиваются сухие стебли травы. Приглядевшись, Андрей увидел, что под потолком, скрывая собой перекрытие, в неимоверном количестве и разнообразии трава свисала сухими пучками. Некоторые уже почернели от времени. Некоторые, ещё даже не высохшие до конца, зеленели стеблями и листочками и покачивались на весу. Слева он разглядел дверь. В щели и не плотности по периметру створки, как и сквозь стены, врывался красный свет, и дверь казалась входом в ад.

Вход разверзся, и он увидел огонь. На огненном фоне чернел силуэт человека с огромной головой и без рук. «А вот, наверное, и сам рогатый».

Раздался скрипучий голос:

– Проснулся? Хорошо.

Андрей приподнялся, что бы получше разглядеть вошедшего, но голова закружилась и перед глазами всё поплыло. Он успел разглядеть измождённую фигуру в каких-то длинных одеждах, удерживающую на спине большой тюк, который Андрей, не разобрав, принял за огромную голову.

– Ну-ну, – снова заскрипел голос из темноты. – Полегче. Ожил – уже хорошо, а ходить научишься.

Тюк с мягким шуршанием свалился с худых плеч на пол, подпрыгнув как большой мяч. Из него посыпались листья.

– Кто вы? – Собственный голос больше напоминал Андрею слабый шёпот.

– Зови меня Дед. – В свете свечи перед ним появилось морщинистое лицо в белом облаке волос. Синие глаза смотрели с грустью.

– А кто ты, человек?

– Андрей.

– Андрей?

– Где я?

– Андрей, хм. И отошед он ко Христу, и свет исходил от него, и упали враги его на колена и убоялися.

– Где я?

Дед вздохнул:

– Это очень плохое место, Андрей. Здесь убивают души людские, не убоявшись гнева божьего. Здесь алчность наполняет сердца чёрной кровью. Желты их глаза, кривы когти, страшны их замыслы. Но будет и им по заслугам, как и каждому из нас, всякому в свой срок.

Глава 5

Ольга Анатольевна с тревогой взглянула на часы – 18:00. Она приложила руку ко лбу и долго и пристально вглядывалась. Перед ней белой пустыней расстилался пляж. Сегодня ветер дул с моря и голубые волны, одетые в белые шапки пены, ударяли в берег, издавая мерный успокаивающий шелест. Пляж был пуст. Ни единой души. Даже рыбаков не видно. До наплыва туристов ещё далеко. Вдали, окрашенные клонящимся к закату солнцем, горели скалы.

С трассы послышался шум подъезжающего автомобиля и через минуту старенький УАЗ подкатил к пункту проката и противно скрипнул тормозами.

«Вот и муж приехал. Пора закрываться» – Подумала Ольга Анатольевна и снова взглянула в сторону скал.

За спиной хлопнула дверца УАЗа. Послышались шаги. Сзади подошёл муж:

– Поехали, что-ли, Натольевна? – Муж положил мозолистые ладони на плечи Ольги Анатольевны.

– Охь! – Она, не отрывая ладонь ото лба, дёрнула плечами, сбрасывая руки мужа, и давая понять, что не в настроении. – Говоришь, говоришь этим остолопам: «До ше-ести-и», – а им всё едино. Два дня было, нешто не наплюхался. Теперь стой, жди. Идиоты какие-то, а не люди.

– Что случилось, Натольевна? Опять опозданцы?

Она оглянулась и строго взглянула в глаза хитро улыбающемуся мужу:

– Не опозданцы, а опозданец. А ты, вот, сходил бы да поторопил. Чё зря скалиться?

Муж сделался серьёзным под этим строгим взглядом супруги:

– Далеко?

– Да вон, за скалами у родника, скорее всего. Больше негде. – Она ещё раз приложила ладонь ко лбу и посмотрела в сторону скал. Сходи, глянь, а?

Муж нехотя снял обувь и поплёлся к скалам, утопая в ещё горячем песке порепанными, как резина старых автомобильных покрышек, пятками.

Вернулся он через час удивлённый и увешанный вещами из пункта проката.

– Чудеса!

– Что? А где этот, отдыхающий?

– Подхожу я, значит к месту…

– Да говори ты толком, не тяни.

– Ну, короче, подошёл я – всё лежит собрано и, так это, кучкой. А вокруг никого.

– Как, никого? Вообще никого?

– Ага. Я до моря прошёл, к роднику, по тропинке до самой дороги поднялся, покричал – никого. И следов не видать. Правда, там камни одни.

– Да, ну как же? – Ольга Анатольевна прижала пальцы к вискам. – А деньги? А паспорт? Паспорт то у меня остался. Где же его теперь искать. Этого … – Ольга Анатольевна развела руки в стороны.

– Ты, Натольевна, вот, что. – Муж занёс вещи в тесное помещение пункта проката. – Ты проверь, всё ли на месте, а потом уже с паспортом своим.

Все вещи оказались в наличии и в исправном состоянии. Ольга Анатольевна внесла отметки в журнал и разложила вещи по полкам.

– Ну вот, теперь до утра не усну. Места себе не найду. Чё делать-то?! – Она тяжело дышала.

– А давай позвоним Сергею Степановичу. Сообщим ему, мол, так и так, человек брал вещи, пожил на природе. Вещи на месте – человека нет. Не заплатил, но паспорт остался. И пусть его мен… ой, полиция поищет.