Сын охотника - Константин Эрендженов

А когда Мерген вернулся с шомполом, Хара сказал:

– Видишь, сам Цедя катит к нам. Он думает, что его собаки искусали меня, и хочет посмотреть, как я корчусь от укусов. Ты не уходи никуда, сиди здесь, послушаешь, что он скажет.

Пара чалых неслась по хотону во весь опор. Но, подъезжая к жилищу Хары, кони замедлили бег и остановились возле старой телеги, к которой была привязана овца.

– Смотри, Манджи как из гроба вышел, видно, досталось ему из-за этой овцы, – вздохнул Хара сочувственно.

Манджи соскочил на землю и хотел помочь хозяину сойти с тачанки. Но тот толкнул его в грудь тростью и слез сам. Хара и Мерген с достоинством поздоровались.

– В такой жаркий день собрался на охоту? – спросил Цедя у Хары как ни в чем не бывало.

– Нет. Я уже перестрелял всех волков на много верст вокруг своего хотона, – спокойно заглядывая в ствол ружья, отвечал Хара. – Это мой сын ходил на барсуков и забыл почистить берданку. А сегодня ночью, как вы хотели, я охотился «на белых волков», – и Хара кивнул на священную овцу, которая пугливо забилась под телегу.

Цедя густо покраснел, лицо его исказилось.

– Эй, иди сюда, паршивая собака! – позвал он чабана.

Но Манджи, увидев овцу, сразу бросился к ней.

– Не подходи к священной овце! Она и без тебя уже осквернена, – остановил его хозяин.

Манджи только руками развел и остановился возле телеги.

– Ты же клялся, что не отдавал овцу Харе, а как же она очутилась здесь? Тебе охотник Хара Бурулов, выходит, ближе, чем знатный зайсанг Цедя, который ведет свой корень от самого бога? Бесстыжий обманщик! – и ударом кулака Цедя свалил Манджи.

Чабан схватился рукой за скулу и с трудом приподнялся.

– Цедя, постойте! Хотя и говорят, что ни на дикого кабана, ни на хана не наденешь узды, но все же я прошу вас разобраться, Хара отложил ружье и, глядя на жалко согнувшегося чабана, сказал: – Нельзя же поднимать кинжал на тушканчика! Срывайте свой гнев не на чабане, а на мне. Но прежде вспомните наш спор. – И он в точности повторил слова зайсанга, когда тот бросил ему вызов. – Помните, как вы тогда смеялись надо мной? А потом послали ко мне Манджи передать вашу волю. Манджи так и сказал мне: «Сказано – сделано, пусть Хара придет за обещанной овцой!» Я сдержал свое слово, и вот ваша священная овца теперь у меня. Надеюсь, узнали ее? Тут вины чабана Манджи совсем нет. А что касается ваших злых собак, то они были спущены с цепей и прибежали ко мне. Но я заговорил с ними, и они послушались меня. Настоящего охотника собаки не тронут. Я вас об этом предупреждал. Чего же вы теперь хотите? Спор выиграл я. Вот свидетели, – и Хара повел рукой в сторону однохотонцев, собравшихся по случаю приезда такого редкого гостя.

– Неправда! Ты сговорился с этим брехуном. Он не спускал собак с цепей, поэтому тебе удалось увести мою священную овцу! – закричал Цедя.

– Почтенный Цедя! Все три пса были спущены. А впереди бежала еще и Коти. Если не верите, могу побожиться перед бурханами, поцеловать дуло заряженного ружья. Вы ведь тоже охотник, должны знать, что такое клятва охотника на ружье, – твердо заявил Хара.

– Мой отец говорит правду: все собаки были спущены с цепей. Я был рядом с отцом. Собаки сначала залаяли. Но отец крикнул: «Замолчите!» – и они все притихли, как ягнята, стали нюхать землю да махать хвостами. Как ручные бегали за нами! – гордо заявил Мерген, проходя между собравшимися.

– Замолчи, щенок! – закричал на него Цедя и снова набросился на чабана – Ты что, залил свинцом уши моих собак? Почему они не услышали прихода посторонних? Или ты кляпами забил им рты? Почему они не разорвали чужого, когда тот уносил овцу? Я знаю своих собак, я им верю. Если бы коснулось это твоей единственной однорогой пестрой коровы, ты ее прятал бы в своей постели! Если ты сейчас же не расскажешь мне, как мою священную овцу выдал Харе, я сдеру с твоей спины три ремня, выгоню из аймака, а след твоей кибитки засыплю пеплом и залью водой!

– Эй, зайсанг, не трогайте Манджи! Вы же поспорили. Спор выиграл отец. Вы должны быть хозяином своих слов! – выкрикнул Мерген.

Цедя покраснел от злости, но смолчал. Наконец стукнул о землю тростью и сказал:

– Я забираю священную овцу. Надо повезти ее в хурул, очистить от ваших осквернений и снова освятить. А ты, Хара, за это время попробуй повторить свой фокус – попытайся увести из-под носа Манджи его корову. Посмотрим, как он отдаст тебе свою единственную скотину. Ну, а коли ты считаешь, что я проспорил… – Цедя окинул собравшихся хитрым взглядом, – что ж, слово есть слово: приходи, бери у меня любую овцу на выбор. Манджи, слышишь? Завтра пусть он придет днем за овцой. А сейчас ступай домой, надо пасти отару, – с этими словами Цедя направился к тачанке.

Хара с помощью Манджи связал ноги священной овцы, положил ее на тачанку у ног хозяина и на прощанье сказал чабану:

– Не забывай, Манджи, что ради своей потехи богач может лишить бедняка жизни. Хорошенько береги свою корову. Я ведь должен доказать Цеде, что не боюсь его лютых собак. Я обязан это сделать, чтобы в землю втоптать его спесь! Жди! Приду за твоей коровой…

Возвращаясь к отаре, Манджи потирал плечо, ушибленное хозяином. «Эта боль пройдет, – думал он опечаленно, – хуже будет, если Цедя прогонит с работы. Тогда совсем пропаду». И вдруг он горько ухмыльнулся. В его голове мелькнуло: «Хоть и получил тростью по плечу, зато прокатился на тачанке… Если бы мне удалось стать кучером, как Бадашу, согласился бы каждый день терпеть такие побои!»

Уж таким был Манджи с детства, потому что не видел никаких радостей в своей бесправной жизни.

Чабан целыми днями в одиночестве ходит за отарой. Времени для размышлений у него целое море! Думай, о чем хочешь! А Манджи по натуре был мечтательным, и все невзгоды переносил легко. Он любил подтрунить не только над чужими, но и над своими бедами.

Но сегодня Манджи задумался всерьез. Как жить, если Хара уведет его корову? И решил не только спустить собак в ту ночь, когда придет Хара, но и не смыкать глаз.

А через день Цедя опять вызвал его и спросил.

– Хара приходил за обещанной овцой?

– Нет, еще не приходил. По вашему приказу я поймал одну, не самую лучшую овцу и привязал в сарае, но он не явился, – ответил Манджи.

– Почки его заплыли жиром. Черт с ним, пусть не берет. Важно, что я при людях пообещал сдержать свое слово, – самодовольно заметил Цедя. – Ночью он уведет твою единственную однорогую корову. Ты понимаешь это?

– Понимаю! Но я не собираюсь отдавать ему корову. Спущу с цепей всех собак да и сам буду сторожить до утра, – сказал Манджи, вытирая рваным рукавом пот с лица и шеи.

– Слышишь, Бадаш? Разве не говорил я тогда, что если коснется дело его собственной коровы, то он готов будет спрятать ее в своей постели? Вот, что значит свое, – заметил богач. – Но мне наплевать, как ты будешь жить без коровы. Мне важно другое. Если ты даже свою скотину проворонишь, значит, не годишься в пастухи, и я тебя выгоню! Тогда подыхай с голоду или бери своих детей и вместе с женой собирай милостыню по всему аймаку.

Чабан стоял бледный, как приговоренный к смерти.

– Так запомни: он придет за твоей коровенкой ночью. Собак спустишь с цепей в присутствии Бадаша. Только спрячь Бадаша так, чтобы псы его не разорвали, а он мог все видеть. Если умен – пойми, если имеешь хвост – помаши! – сказав это. Цедя ушел.

К вечеру небо заволок, тучами. Подул сильный ветер. Манджи, оставив овец в загоне, пошел домой поужинать. Еще издали он увидел свою единственную пеструю корову, привязанную за решетку ветхой кибитки.

– Что так рано привязала корову? – спросил он у жены, хотя знал, что жена слышала его спор с охотником и боится за свою кормилицу.

– Вы же говорили сами, что в эту ночь придет Хара за нашей коровой. Если надо будет, упрячу ее в постель. Пусть берет меня вместе с коровой! – сердито бросила Шиндя.

– Сегодня он не придет. Не видишь, какая погода? – сказал Манджи, залезая на кровать, чтобы немного отдохнуть.

За целый день пастьбы он так устал, что только прилег на постель, сразу уснул.

Гром и молния разбудили чабана. Он соскочил с постели и, отмахнувшись от ужина, побежал к отаре. Овцы, тесно прижавшись друг к дружке, крепко спали. Чабан обошел отару. Вдруг неподалеку фыркнула лошадь, он насторожился. Подъехал Бадаш, покашлял, подавая знак о себе, и спросил:

– Манджи, это ты? Я боялся, что ты уже успел спустить собак с цепей. Меня послал хозяин, чтоб я сам убедился, что ты сделал все, как приказано. Он тебе не верит. Давай скорее спускай псов, да я поеду домой, а то дождь начнется.

– Слезайте, заходите в кибитку, попейте чайку, – пригласил Манджи.

– Нельзя сходить с лошади. Я боюсь этих зверей, – признался Бадаш.

– Ну тогда следуйте за мною и не отходите, пока я их не отвяжу. Когда убегут на волю, я вас провожу.

Приблизились к глинобитному сарайчику, в котором были собаки.