Оборотень из болот - Роберт Стайн

Царап-царап.

Кто это может быть? Какой-нибудь зверь?

Какой-нибудь зверь с болот, который воет на луну и ломится к нам в дом?!

Я вдруг понял, что давно уже не дышу. Я с шумом выдохнул воздух.

И снова прислушался.

Тишина.

Только удары сердца оглушительно грохотали у меня в ушах.

За спиной что-то щелкнуло и загудело. Я даже подпрыгнул с испугу. Но это был всего-навсего холодильник. Я схватился обеими руками за край стола. У меня вдруг вспотели ладони. Они были влажными и холодными, как лед.

Я прислушался.

Царап-царап.

Я шагнул было к двери…

Но тут же замер на месте.

Меня охватил жуткий страх.

Потому что я понял, что в кухне я не один.

Кто-то был там, у меня за спиной.

В темноте.

10

Я тихо вскрикнул и еще сильнее — до боли в руках — вцепился в стол.

— К-кто здесь? — выдавил я.

Неожиданно зажегся свет.

— Эмили! — завопил я дурным голосом. — Эмили…

— Ты слышал вой, там, на улице? — спросила она громким встревоженным шепотом, пристально глядя на меня своими огромными голубыми глазами.

— Да. Он меня и разбудил. Жуткий такой, свирепый…

— Как будто сигнал к атаке, — прошептала Эмили. Я так и не понял, почему она говорит шепотом. — А ты чего такой странный, Грэди?

— Чего?! — растерялся я.

Я даже не понял, о чем она говорит.

— У тебя все лицо красное, — пояснила сестра. — И ты весь дрожишь.

— Наверное, у меня опять жар.

— Болотная лихорадка, — пробормотала Эмили. — Может быть, тот самый красный жар, про который ты мне рассказывал.

Я повернулся к двери на улицу:

— А ты слышала… там кто-то царапался. В заднюю дверь. Как будто просился в дом.

— Слышала, — прошептала Эмили, со страхом поглядывая на дверь. Мы прислушались. Тишина.

— Может быть, это олень выбрался из загона? — Эмили неуверенно шагнула к двери и остановилась, вцепившись обеими руками в пояс своего халата.

— А разве олени царапаются? У них вроде копыта, — глубокомысленно изрек я. — Да и зачем ему в дом ломиться?

Вот уж изрек так изрек. Достойная вышла речь. Мы расхохотались.

— Может, он пить захотел и собирался стаканчик воды попросить, — выдавила она сквозь смех. Мы опять рассмеялись. Но это был нервный смех. Истеричный.

Мы замолчали одновременно. И снова прислушались. Снаружи снова раздался вой, похожий на полицейскую сирену. Эмили вздрогнула.

— Это волк! — Ее голос дрожал от страха. Она поднесла руку ко рту и испуганно сжалась. — Только волки так воют, Грэди.

— Да ладно тебе, Эмили… — начал было я, но она не дала мне договорить.

— Нет, я знаю, — настойчиво проговорила она. — Это волчий вой. Точно, волчий.

— Эм, перестань. — Я вдруг понял, что мне тяжело стоять, и плюхнулся на ближайший стул. — На болотах Флориды не водятся волки. Почитай книжку, у нас же есть. А еще лучше, спроси у папы. Он тебе скажет, что волки не живут на болотах.

Она открыла было рот, чтобы мне возразить, но не успела. Потому что за дверью снова зашебуршало.

Царап-царап.

Мы с Эмили затаили дыхание и испуганно переглянулись.

— Что это? — спросил я шепотом и быстро добавил, догадавшись по лицу Эмили, что она сейчас скажет: — Только не говори мне, что это волк.

— Я… я не знаю. — Она поднесла ко рту и вторую руку. Когда Эмили паниковала, она всегда закрывала рот руками. — Давай разбудим родителей.

— Давай сначала посмотрим. — Я решительно подошел к двери и взялся за ручку.

Я даже не знаю, с чего это я так расхрабрился. Может быть, из-за того, что меня лихорадило. Если у человека жар, он порой такое выкидывает, что самому страшно становится… Но как бы там ни было, я вдруг осмелился разрешить эту загадку.

Кто скребется к нам в дверь?

Кто… или что?

И для того, чтобы это выяснить, существовал один очень простой, но верный способ: открыть дверь и посмотреть.

— Нет, Грэди… не надо, — умоляюще протянула Эмили.

Но я лишь небрежно взмахнул рукой. Нажал на ручку и приоткрыл дверь.

11

Воздух с улицы ворвался в кухню. Дохнуло жаром и влагой. В уши ударил громкий стрекот цикад.

Придерживая дверь рукой, я осторожно выглянул во двор.

Никого.

В темном небе висела луна — почти полная, желтая, как лимон. На нее наплывали обрывки черных облаков.

Цикады вдруг разом умолкли, и стало тихо.

Слишком тихо.

Я смотрел в темноту на болотах, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.

Но там ничто даже не шевельнулось.

Ничто не издало ни звука.

Я подождал, пока глаза не привыкнут к темноте. В бледном свете луны трава на лужайке казалась серой. Чуть подальше чернели темные силуэты деревьев. Там уже начинались болота.

Кто же скребся к нам в дверь? Может, теперь он прячется в темноте? Наблюдает за мной? Дожидается, пока я не закрою дверь, чтобы снова жутко завыть?

— Грэди… закрой дверь. — Голос у Эмили был испуганным. — Грэди, ты что-нибудь видишь? А?

— Нет, — отозвался я. — Только луну.

Я вышел на заднее крыльцо. Воздух был жарким и влажным, больше похожим на пар — как в ванне после горячего душа.

— Грэди, вернись. И закрой дверь.

Эмили вся издергалась. Голос у нее дрожал.

Я посмотрел на олений загон. Олени спокойно спали. Во всяком случае, ни один из них не шевелился. Горячий ветер прошелестел в траве. Снова застрекотали цикады.

— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул я и тут же почувствовал себя полным идиотом.

Никого там не было. Никого.

— Грэди… закрой дверь. Пожалуйста.

Эмили потянула меня за рукав пижамной куртки. Она буквально втащила меня в кухню. Я закрыл дверь и запер ее на задвижку.

Лицо у меня было мокрым от влажного ночного воздуха. Несмотря на жару, меня бил озноб. Колени дрожали.

— Вид у тебя нездоровый, — заметила Эмили. — Совсем больной. — Она тревожно глянула на дверь поверх моего плеча. — Ты что-нибудь видел?

— Нет. Ничего. Там темень такая — вообще ничего не видно. Даже при полной луне.

— Что у вас тут за собрание? — раздался строгий голос у нас за спиной. Мы с Эмили и не заметили, как отец вошел в кухню. Теперь он стоял в дверях и поправлял ворот своей длинной ночной рубашки. Папа у нас принципиально не признает пижам. — Уже давно за полночь.

Пытаясь понять, что происходит, он перевел вопрошающий взгляд с Эмили на меня, а потом снова на Эмили.

— Мы слышали вой снаружи, — объяснила Эмили.

— А потом кто-то скребся в кухонную дверь, — добавил я.

Хоть я и старался держаться, меня всего трясло.