Орден Ассасинов - Колин Уилсон

Два примера послужат иллюстрацией моей точки зрения. 8 февраля 1872 года Лорд Майо, вице-король Индии, проводил день, инспектируя тюремные колонии на четырех Андаманских островах в Бенгальском заливе. Ближе к сумеркам, собираясь покинуть четвертый остров, Хоуптаун, он неожиданно решил взобраться на холм под названием Гора Харриет. Как только его свита забралась на вершину, их стал преследовать мужчина, несущий длинный нож. Убийце представился удобный случай, когда Лорд Майо прогуливался вдоль пристани на пути к своей лодке; убийца прыгнул ему на спину, обхватил рукой его шею и дважды вонзил лезвие под лопатку. Лорд Майо умер практически сразу после этого. Убийца, индус по имени Шир Али, был схвачен и. жестоко избит солдатами.

За пять лет до этого Шир Али был приговорен к смерти британскими властями за убийство родственника по причине кровной вражды; приговор позже был изменен на пожизненное заключение. Али казалось, что британцы не имели права вмешиваться в родовую вражду, так что, несмотря на то что он был образцовым заключенным, он хранил в своей камере спрятанный нож для разделки мяса и молился о том дне, когда сможет убить какого-либо высокопоставленного европейца. После убийства Лорда Майо, Шира Али спросили, зачем он сделал это. «По велению Бога». В течение месяца, ожидая повешенья, он оставался дерзким и хвастливым; казалось, он считал свою собственную смерть хорошим обменом за убийство британского лорда. Однажды он успешно напал на охранника и его же штыком дважды ударил его: по другой версии, он показал британскому офицеру острый камень, который выломал из пола; Али сказал, что это хорошо, что офицер был гражданином Англии, поскольку намеревался убить его.

Рано утром 20 июля 1948 года перед домом надзирателя Исправительной Фермы штата Огайо затормозила машина. Двое бывших заключенных, Роберт Дэниелс и Джон Вест, ворвались в дом, в котором спали Джон Нибел, его жена и двенадцатилетняя дочь. Пока Джон Вест бил рукояткой пистолета Нибела и его жену, Дэниелс в другой комнате избивал девочку, а потом изнасиловал ее. После этого, раздев всех троих, они отвели их на соседнее поле. Семью заставили встать на колени и застрелили. Миссис Нибел выстрелили в живот, и она корчилась на земле, пока ее не прикончили выстрелом в голову.

У убийц было более чем 24 часа, но побег был невозможен. Как только тела были обнаружены - ранним утром следующего дня, - дороги по всей стране были заблокированы. Во время своего бегства Дэниелс и Вест совершили еще два убийства: водителя машины и водителя грузовика, спавшего в кабине. Когда на дорожной заставе их остановила полиция, Вест попытался пробиться с боем, и был убит; Дэниелс был арестован и позже казнен.

На первый взгляд может показаться, что между этим случаем и случаем Шира Али пропасть отличий. Вест и Дэниелс надеялись убежать и почти достигли своей цели. Но при ближайшем рассмотрении это становится более проблематичным. Вест был почти что слабоумным; Дэниелс же был охарактеризован судебным психиатром как «мозговитый». За несколько часов до убийства Нибелов они ограбили два бара в округе Коламбус, Огайо, причем во втором из них они убили владельца. Дэниелс управлял собственной машиной, и посетители запомнили ее модель и номер, когда бандиты скрылись. Узнав об этом, полиция объявила боевую тревогу по их поимке, они поехали к Нибелам и припарковали машину перед домом, где ее заметили соседи. Если бы Дэниелс действительно собирался бежать, то он бы предпринял элементарные меры предосторожности, например: надел бы маску во время двух налетов, использовал бы украденную машину вместо зарегистрированной на свое имя, и припарковался бы на некотором расстоянии от дома Нибелов. Каждый этап операции был проведен таким образом, что их захват стал неизбежным, и два дополнительных убийства в ходе сражения - оба абсолютно необоснованных - подтверждают эту точку зрения. Как и Шир Али, Дэниелс и Вест думали только о предельном наслаждении местью; их совсем не интересовало то, что будет после, потому что при планировании операции они думали, что после нее будет только смерть. В уже определенном ранее значении, Дэниелс и Вест были скорее Ассасинами, нежели убийцами.

В этой книге описывается психология «демонического» насилия, учитывая, что это основная, знаменательная проблема нашего века: специфическая форма вымышленного романтизма в эпоху разгрома.

Глава вторая. Философия воли

10 июля 1958 года два мексиканских ребенка стояли на тротуаре в городе Куба, штат Нью-Мексико; мать одного из них разговаривала с соседкой в нескольких ярдах от них. «Джип» проехал вдоль почти пустой улицы и остановился напротив группы людей: бородатый мужчина за рулем поднял винтовку, дважды выстрелил и уехал прочь, один ребенок был убит, другой - смертельно ранен. Кто-то заметил номер «джипа», и позже в тот же день отряд полицейских окружил дом его владельца, американского исследователя природных ресурсов по имени Норман Фуз, в лагере в горах. Фуза обезвредили после выстрела в ногу. Он даже не пытался отрицать того, что стрелял в детей; причина, как он объяснил, заключалась в желании сделать что-нибудь, что сдержало бы взрыв рождаемости. «Если рождаемость будет расти такими же темпами, то еды на всех не хватит, и каждый из нас будет жить на нескольких квадратных футах земли». Полицейский спросил: знает ли он, что у матери убитой девочки одиннадцать детей. «Нет, но когда я увидел детей, мне пришло в голову, что их слишком много в этом мире. И я решил начать избавляться от них...»

В этой истории есть что-то, что олицетворяет преступную жестокость в конце двадцатого века. Здесь брезжит призрачная видимость логики, переходящая затем в абсурдность. Причины кажутся смутными или недостаточными, словно утаили некий жизненно важный кусок доказательств. То же самое справедливо по отношению к негритянским бунтам в Америке в конце шестидесятых, и к насилию I.R.A. в Северной Ирландии, которое, как я писал, до сих пор продолжается. Создается такое впечатление, что насилие коренится глубже, чем его очевидная мотивация - как будто общественное недовольство послужило причиной извержения вулкана, которое позже вызвало землетрясение.

Судебное разбирательство по делу об убийстве Мурса и случай Мэнсона обладают тем же неуловимым признаком. В случае классического убийства девятнадцатого века убийца пытался создать двойственность, предполагающую сомнения или смягчающие обстоятельства. Но факты работали против него; назло его отговоркам, мотив стоит, словно Эйфслева башня; он оказывается в положении лжеца, которого полностью разоблачили. Даже после того как Брэди и Мэнсон были осуждены, оставалось ощущение, что не было сказано ничего, что могло бы объяснить, что же на самом деле произошло. Были странные оправдания, аргументы о больном обществе, извлеченные из де Сада или Маркузе; но ничто из этого не могло быть отождествлено с достаточным мотивом. Возможно, возникло бы чувство психологического облегчения, если бы заключение психиатра могло показать, что Иэн Брэди всегда был педерастом-садистом или что мания величия Мэнсона была следствием венерической болезни. Но это был именно тот вид уверенности, который никогда не выявляется. Американское общество сочло случай Мэнсона чрезвычайно разочаровывающим, поскольку казалось, что он убеждал в соответствии с некой нелинейной логикой. Он был невиновен; не потому, что не сделал ничего для убийств, а потому, что виновно было общество. И подпольная пресса Калифорнии, казалось, сочла этот ответ подсудимого понятным и справедливым, несмотря на то что никто фактически не утверждал, что именно общество убило Шарон Тейт и семью Да Бьянка.

Ясно одно: если мы принимаем различие между ассасинами и убийцами, то Фуз, Мэнсон и Брэди принадлежат к ассасинам. Обычное убийство совершается преступником, думающим о последствиях. Он надеется, что его не поймают; а если его поймали - он повесит голову и признается в том, что виноват, сказав: «Попался за дело». Ассасин опустит вниз дуло своей винтовки с чувством своей правоты, ощущая себя директором школы, который бьет тростью нерадивого ученика, или палачом, который освобождает капкан. Он карает общество. Он чувствует, что он прав.

Ницше понимал психологию ассасина. В письме Стриндбергу от 7 декабря 1888 года он писал:

« ...история преступных семей... всегда приводит к личности, слишком сильной для своего специфического социального окружения. Последнее значительное преступление в Париже, дело Прадо, является классическим примером этого. Прадо был более чем равным по силам соперником для своих судей, даже его адвокаты, проявляя самообладание, восхищались его острословием и бравадой. И это вопреки тому факту, что давление судебного следствия уже так сильно навредило ему в физическом плане, что несколько свидетелей опознали его лишь по старым портретам» [курсив мой].