Стихотворения и поэмы - Эдуард Багрицкий

«О Полдень, ты идешь в мучительной тоске…»

О Полдень, ты идешь в мучительной тоскеБлагословить огнем те берега пустые,Где лодки белые и сети золотыеЛениво светятся на солнечном песке.Но в синих сумерках ты душен и тяжел —За голубую соль уходишь дымной глыбой,Чтоб ветер, пахнущий смолой и свежей рыбой,Ладонью влажною по берегу провел.

«О кофе сладостный и ты, миндаль сухой!..»

О кофе сладостный и ты, миндаль сухой!На белых столиках расставленные чашки…Клетчатая доска и тусклые костяшкиПостроены в ряды внимательной рукой.Бог шашечной игры, спокоен и угрюм,На локти опершись, за стойкой дремлет немо.Какой возвышенной и строгой теоремойВ табачной радуге занялся вещий ум…Смотри внимательней, задумчивый игрок,Куда направилась рассыпанная стая…И вот, коричневый квадрат освобождая,Передвигается слепительный кружок!..

«Я отыскал сокровища на дне…»

Я отыскал сокровища на дне —Глухое серебро таинственного груза,И вот из глубины прозрачная медузаПротягивает щупальца ко мне!Скользящей липкостью сожми мою печаль,С зеленым хрусталем позволь теснее слиться……В раскрывшихся глазах мелькают толькоптицы,И пена облаков, и золотая даль.

«Движением несмелым…»

Движением несмелымНочь кутает комнату пряжей,В окне потускнеломМелькают огни экипажей…И вот из-под сталиЗмеею излиться готовоВ бумажные далиВнезапно расцветшее Слово.

«Заботливый ключарь угрюмой старины…»

Заботливый ключарь угрюмой старины,Я двери каменной коснулся дерзновенно,Где ждут рождения из тайны сокровеннойНа гулком мраморе начертанные сны…Здесь боги мирно спят в священной простоте,Здесь брошены в углах былых трагедий трубы,И люди молятся торжественной и грубойИз пены каменной рожденной красоте.

Осень («Я целый день шатаюсь по дорогам…»)

Я целый день шатаюсь по дорогам,Хожу в деревни и сижу в корчмах.В мою суму дорожную бросаютПотертый грош, творожную лепешкуИли кусок соленой ветчины.Я вижу, как пирожница-ЗимаМуку и сахар на дороги сыплет,Развешивает леденцы на елках,И пачкает лицо свое мукой,И в нос украдкой песню напевает.Но вот — задумается хлопотунья,Забудет печь закрыть засовом плотным,И теплый дух, откуда ни возьмись,Повеет вдруг, и леденцы растают,И почернеет рыхлая мука.И вот по кочкам, по буграм и тропамСначала робко, а потом смелее,Подняв рукою платье до коленИ розовые ноги обнажив,Вприпрыжку, брызгая водой из луж,Уже спешит к нам девушка-Весна.Тогда на холм зеленый я взбираюсь,Гляжу из-под ладони в даль сухую —И вижу, как развалистой походкой,На лоб надвинув вязаный колпакИ потный лоб рукою отирая,К нам Лето добродушное плетется.Оно придет и сядет у дороги,Раскинет ноги в башмаках тяжелых,Закурит трубку и заснет на солнце.Но и над ним склоняется лицоРаботницы, и сумрачная ОсеньДремотное расталкивает Лето.И, пробужденное, оно встает,Зевает и бранится потихоньку,Чтобы, избави бог, не услыхалаРаботница печальной воркотни;И медленно, через леса и долы,Оно бредет развалистой походкойВ неведомый никем простор. А ОсеньСпешит в сады, где соком благодатнымНаполнены тяжелые плоды.Она весь день работает. В корзиныНавалены и яблоки и груши.Из ячменя варят по селам пиво.От мертвых туш струится дым веселый,И пахнут воском ульи на припеке.Привет тебе, о благостная Осень,Питательница сирых и убогих,Склонившаяся над корзиной тяжкой,Откуда мерно падают на землюТо рыжий колос, то созревший плод.И мы, бродяги, подбираем жадноВ свои подолы сладкие подарки.Когда ж окончится страда степнаяИ над скрипящими в полях возамиКурлыканье раздастся журавлей, —Я, бедный странник, подымаю рукиИ говорю: иди, иди, родная,Святая из святых. Да путь твой будетДушист и ясен. Да не тяготятТебя плодов тяжелые корзины.И ты идешь, ведомая станицейЛетящих журавлей. Идешь и таешь.И только плащ твой треплет на ветру.Еще мгновенье — и за поворотомИсчез и он. Кружится пыль, и листьяВзлетают над холодною землей.

Осенняя ловля

Осенней ловли началась пора,Смолистый дым повиснул над котлами,И сети, вывешенные на сваях,Колышутся от стука молотков.И мы следим за утреннею ловлей,Мы видим, как уходят в море шхуны,Как рыбаков тяжелые баркасыСоленою нагружены треской.Кто б ни был ты: охотник ли воскресный,Или конторщик с пальцами в чернилах,Или рыбак, или боец кулачный,В осенний день, в час утреннего лова,Когда уходят парусные шхуны,Когда смолистый дым прохладно таетИ пахнет вываленная треска,Ты чувствуешь, как начинает битьсяПирата сердце под рубахой прежней.Хвала тебе! Ты челюсти сжимаешь,Чтоб не ругаться боцманскою бранью,И на ладонях, не привыкших к соли,Мозоли крепкие находишь ты.Где б ни был ты: на берегу Аляски,Закутанный в топорщащийся мех,На жарких островах АрхипелагаСтоишь ли ты в фланелевой рубахе,Или у Клязьмы с удочкой сидишь ты,На волны глядя и следя качаньеВнезапно дрогнувшего поплавка, —Хвала тебе! Простое сердце древнихВошло в тебя и расправляет крылья,И ты заводишь боевую песню, —Где грохот ветра и прибой морей.

Птицелов

Трудно дело птицелова:Заучи повадки птичьи,Помни время перелетов,Разным посвистом свисти.Но, шатаясь по дорогам,Под заборами ночуя,Дидель весел, Дидель можетПесни петь и птиц ловить.В бузине, сырой и круглой,Соловей ударил дудкой,На сосне звенят синицы,На березе зяблик бьет.И вытаскивает ДидельИз котомки заповеднойТри манка — и каждой птицеПосвящает он манок.Дунет он в манок бузинный,И звенит манок бузинный, —Из бузинного прикрытьяОтвечает соловей.Дунет он в манок сосновый,И свистит манок сосновый, —На сосне в ответ синицыРассыпают бубенцы.И вытаскивает ДидельИз котомки заповеднойСамый легкий, самый звонкийСвой березовый манок.Он лады проверит нежно,Щель певучую продует, —Громким голосом березаПод дыханьем запоет.И, заслышав этот голос,Голос дерева и птицы,На березе придорожнойЗяблик загремит в ответ.За проселочной дорогой,Где затих тележный грохот,Над прудом, покрытым ряской,Дидель сети разложил.И пред ним, зеленый снизу,Голубой и синий сверху,Мир встает огромной птицей,Свищет, щелкает, звенит.Так идет веселый ДидельС палкой, птицей и котомкойЧерез Гарц, поросший лесом,Вдоль по рейнским берегам.По Тюрингии дубовой,По Саксонии сосновой,По Вестфалии бузинной,По Баварии хмельной.Марта, Марта, надо ль плакать,Если Дидель ходит в поле,Если Дидель свищет птицамИ смеется невзначай?

Тиль Уленшпигель («Весенним утром кухонные двери…»)

Весенним утром кухонные двериРаскрыты настежь, и тяжелый чадПлывет из них. А в кухне толкотня:Разгоряченный повар отираетДырявым фартуком свое лицо,Заглядывает в чашки и кастрюли,Приподымая медные покрышки,Зевает и подбрасывает угольВ горячую и без того плиту.А поваренок в колпаке бумажном,Еще неловкий в трудном ремесле,По лестнице карабкается к полкам,Толчет в ступе корицу и мускат,Неопытными путает рукамиКоренья в банках, кашляет от чада,Вползающего в ноздри и глазаСлезящего…А день весенний ясен,Свист ласточек сливается с ворчаньемКастрюль и чашек на плите; мурлычет,Облизываясь, кошка, осторожноПод стульями подкрадываясь к месту,Где незамеченным лежит кусокГовядины, покрытый легким жиром.О, царство кухни! Кто не восхвалялТвой синий чад над жарящимся мясом,Твой легкий пар над супом золотым?Петух, которого, быть может, завтраЗарежет повар, распевает хриплоВеселый гимн прекрасному искусству,Труднейшему и благодатному…Я в этот день по улице иду,На крыши глядя и стихи читая, —В глазах рябит от солнца, и кружитсяБеспутная, хмельная голова.И синий чад вдыхая, вспоминаюО том бродяге, что, как я, быть может,По улицам Антверпена бродил…Умевший всё и ничего не знавший,Без шпаги — рыцарь, пахарь — без сохи,Быть может, он, как я, вдыхал умильноВеселый чад, плывущий из корчмы;Быть может, и его, как и меня,Дразнил копченый окорок — и жадноГустую он проглатывал слюну.А день весенний сладок был и ясен,И ветер материнскою ладоньюРастрепанные кудри развевал.И, прислонясь к дверному косяку,Веселый странник, он, как я, быть может,Невнятно напевая, сочинялСлова еще не выдуманной песни…Что из того? Пускай моим уделомБродяжничество будет и беспутство.Пускай голодным я стою у кухонь,Вдыхая запах пиршества чужого,Пускай истреплется моя одежда,И сапоги о камни разобьются,И песни разучусь я сочинять…Что из того? Мне хочется иного…Пусть, как и тот бродяга, я пройдуПо всей стране, и пусть у двери каждойЯ жаворонком засвищу и тотчасВ ответ услышу песню петуха!..Певец без лютни, воин без оружья,Я встречу дни, как чаши, до краевНаполненные молоком и медом.Когда ж усталость овладеет мнойИ я засну крепчайшим смертным сном, —Пусть на могильном камне нарисуютМой герб: тяжелый ясеневый посох —Над птицей и широкополой шляпой.И пусть напишут: «Здесь лежит спокойноВеселый странник, плакать не умевший.Прохожий! Если дороги тебеПрирода, ветер, песни и свобода,Скажи ему: "Спокойно спи, товарищ,Довольно пел ты, выспаться пора!»

Кошки