Стихотворения - Эдуард Багрицкий

Эдуард Георгиевич Багрицкий

Стихотворения

Тиль Уленшпигель

Весенним утром кухонные двериРаскрыты настежь, и тяжелый чадПлывет из них. А в кухне толкотня:Разгоряченный повар отираетДырявым фартуком свое лицо,Заглядывает в чашки и кастрюли,Приподымая медные покрышки,Зевает и подбрасывает угольВ горячую и без того плиту.А поваренок в колпаке бумажном,Еще неловкий в трудном ремесле,По лестнице карабкается к полкам,Толчет в ступе корицу и мускат,Неопытными путает рукамиКоренья в банках, кашляет от чада,Вползающего в ноздри и глазаСлезящего…А день весенний ясен,Свист ласточек сливается с ворчаньемКастрюль и чашек на плите; мурлычет,Облизываясь, кошка, осторожноПод стульями подкрадываясь к месту,Где незамеченным лежит кусокГовядины, покрытый легким жиром.О царство кухни! Кто не восхвалялТвой синий чад над жарящимся мясом,Твой легкий пар над супом золотым?Петух, которого, быть может, завтраЗарежет повар, распевает хриплоВеселый гимн прекрасному искусству,Труднейшему и благодатному…

Я в этот день по улице иду,На крыши глядя и стихи читая, —В глазах рябит от солнца, и кружитсяБеспутная, хмельная голова.И, синий чад вдыхая, вспоминаюО том бродяге, что, как я, быть может,По улицам Антверпена бродил…Умевший все и ничего не знавший,Без шпаги – рыцарь, пахарь – без сохи,Быть может, он, как я, вдыхал умильноВеселый чад, плывущий из корчмы;Быть может, и его, как и меня,Дразнил копченый окорок, – и жадноГустую он проглатывал слюну.А день весенний сладок был и ясен,И ветер материнскою ладоньюРастрепанные кудри развевал.И, прислонясь к дверному косяку,Веселый странник, он, как я, быть может,Невнятно напевая, сочинялСлова еще не выдуманной песни…Что из того? Пускай моим уделомБродяжничество будет и беспутство,Пускай голодным я стою у кухонь,Вдыхая запах пиршества чужого,Пускай истреплется моя одежда,И сапоги о камни разобьются,И песни разучусь я сочинять…Что из того? Мне хочется иного…Пусть, как и тот бродяга, я пройдуПо всей стране, и пусть у двери каждойЯ жаворонком засвищу – и тотчасВ ответ услышу песню петуха!Певец без лютни, воин без оружья,Я встречу дни, как чаши, до краевНаполненные молоком и медом.Когда ж усталость овладеет мноюИ я засну крепчайшим смертным сном,Пусть на могильном камне нарисуютМой герб: тяжелый, ясеневый посох —Над птицей и широкополой шляпой.И пусть напишут: «Здесь лежит спокойноВеселый странник, плакать не умевший.»Прохожий! Если дороги тебеПрирода, ветер, песни и свобода, —Скажи ему: «Спокойно спи, товарищ,Довольно пел ты, выспаться пора!»

«От черного хлеба и верной жены…»

От черного хлеба и верной женыМы бледною немочью заражены…

Копытом и камнем испытаны годы,Бессмертной полынью пропитаны воды, —И горечь полыни на наших губах…Нам нож – не по кисти,Перо – не по нраву,Кирка – не по честиИ слава – не в славу:Мы – ржавые листьяНа ржавых дубах…Чуть ветер,Чуть север —И мы облетаем.Чей путь мы собою теперь устилаем?Чьи ноги по ржавчине нашей пройдут?Потопчут ли нас трубачи молодые?Взойдут ли над нами созвездья чужие?Мы – ржавых дубов облетевший уют…Бездомною стужей уют раздуваем…Мы в ночь улетаем!Мы в ночь улетаем!Как спелые звезды, летим наугад…Над нами гремят трубачи молодые,Над нами восходят созвездья чужие,Над нами чужие знамена шумят…Чуть ветер,Чуть север —Срывайтесь за ними,Неситесь за ними,Гонитесь за ними,Катитесь в полях,Запевайте в степях!За блеском штыка, пролетающим в тучах,За стуком копыта в берлогах дремучих,За песней трубы, потонувшей в лесах…

Возвращение

Кто услышал раковины пенье,Бросит берег и уйдет в туман;Даст ему покой и вдохновеньеОкруженный ветром океан…

Кто увидел дым голубоватый,Подымающийся над водой,Тот пойдет дорогою проклятой,Звонкою дорогою морской…

Так и я…Мое перо писало,Ум выдумывал,А голос пел;Но осенняя пора настала,И в деревьях ветер прошумел…

И вдали, на берегу широкомО песок ударилась волна,Ветер соль развеял ненароком,Чайки раскричались дотемна…

Буду скучным я или не буду —Все равно!Отныне я – другой…Мне матросская запела удаль,Мне трещал костер береговой…

Ранним утромЯ уйду с Дальницкой.Дынь возьму и хлеба в узелке, —Я сегодняНе поэт Багрицкий,Я – матрос на греческом дубке…

Свежий ветер закипает брагой,Сердце ударяет о ребро…Обернется парусом бумага,Укрепится мачтою перо…

Этой осенью я понял сноваСкуку поэтической нужды;Не уйти от берега родного,От павлиньейРадужной воды…

Только в мореБесшабашней пенье,Только в мореМой разгул широк.Подгоняй же, ветер вдохновенья,На борт накренившийся дубок…

Тиль Уленшпигель

монолог

Я слишком слаб, чтоб латы боевыеИль медный шлем надеть! Но я пройдуПо всей стране свободным менестрелем.Я у дверей харчевни запоюО Фландрии и о Брабанте милом.Я мышью остроглазою пролезуВ испанский лагерь, ветерком провеюТам, где и мыши хитрой не пролезть.Веселые я выдумаю песниВ насмешку над испанцами, и каждыйФламандец будет знать их наизусть.Свинью я на заборе нарисуюИ пса ободранного, а внизуЯ напишу: «Вот наш король и Альба».Я проберусь шутом к фламандским графам,И в час, когда приходит пир к концу,И погасают уголья в камине,И кубки опрокинуты, я тихо,Перебирая струны, запою:Вы, чьим мечом прославлен Гравелин,Вы, добрые владетели поместий,Где зреет розовый ячмень, зачемВы покорились мерзкому испанцу?Настало время, и труба пропела,От сытной пищи разжирели кони,И дедовские боевые седлаПокрылись паутиной вековой.И ваш садовник на шесте скрипучемВзамен скворешни выставил шелом,И в нем теперь скворцы птенцов выводят,Прославленным мечом на кухне рубятДрова и колья, и копьем походнымПодперли стену у свиного хлева!Так я пройду по Фландрии роднойС убогой лютней, с кистью живописцаИ в остроухом колпаке шута.Когда ж увижу я, что семенаВзросли, и колос влагою наполнен,И жатва близко, и над тучной нивойДни равноденственные протекли,Я лютню разобью об острый камень,Я о колено кисть переломаю,Я отшвырну свой шутовской колпак,И впереди несущих гибель толпВождем я встану. И пойдут фламандцыЗа Тилем Уленшпегелем вперед!И вот с костра я собираю пепелОтца, и этот прах непримеренныйЯ в ладонку зашью и на шнуркеСебе на грудь повешу! И когдаХотя б на миг я позабуду долгИ увлекусь любовью или пьянством,Или усталость овладеет мной, —Пусть пепел Клааса ударит в сердце —И силой новою я преисполнюсь,И новым пламенем воспламенюсь.Живое сердце застучит грознейВ ответ удару мертвенного пепла.

Креолка

Когда наскучат ей лукавые новеллыИ надоест лежать в плетеных гамаках,Она приходит в порт смотреть, как каравеллыПлывут из смутных стран на зыбких парусах.

Шуршит широкий плащ из золотистой ткани;Едва хрустит песок под красным каблучком,И маленький индус в лазоревом тюрбанеНесет тяжелый шлейф, расшитый серебром.

Она одна идет к заброшенному молу,Где плещут паруса алжирских бригантин,Когда в закатный час танцуют фарандолу,И флейта дребезжит, и стонет тамбурин.

От палуб кораблей так смутно тянет дегтем,Так тихо шелестят расшитые шелка.Но ей смешней всего слегка коснуться локтемЗакинувшего сеть мулата-рыбака…

А дома ждут ее хрустальные беседки,Амур из мрамора, глядящийся в фонтан,И красный попугай, висящий в медной клетке,И стая маленьких безхвостых обезьян.

И звонко дребезжат зеленые цикадыВ прозрачных венчиках фарфоровых цветов,И никнут дальних гор жемчужные громадыВ беретах голубых пушистых облаков,

Когда ж проснется ночь над мраморным балкономИ крикнет козодой, крылами трепеща,Она одна идет к заброшенным колоннам,Окутанным дождем зеленого плюща…

В аллее голубой, где в серебре туманаПрозрачен чайных роз тягучий аромат,Склонившись, ждет ее у синего фонтанаС виолой под плащом смеющийся мулат.

Он будет целовать пугливую креолку,Когда поют цветы и плачет тишина…А в облаках, скользя по голубому шелкуКраями острыми едва шуршит луна.

Контрабандисты