Арагац (Очерки и рассказы) - Ашот Арзуманян

«Ученик» произносил фразу по-армянски:

— Рэс Хечо (то есть сельский старшина Хечо).

— Не «Рэс Хечо», а «Русская хрестоматия», — горячился «профессор». — Как написано, так и читай!

— Рустам Хрхреци! — умышленно искажая текст, смеясь отвечал Сукиас.

— Неужели ты в самом деле не можешь прочесть правильно? — изумлялся «профессор». — Давай читать вместе… Ну, так. А теперь будем заниматься арифметикой…

В Басаргечаре отец продолжал логические упражнения с детьми.

Когда однажды, много лет спустя, Амбарцумяна кто-то спросил, как можно сформулировать роль отца в его судьбе, Виктор Амазаспович ответил:

— Самая большая заслуга моего отца заключается в том, что он с раннего детства научил меня логическому мышлению…

Конь, облюбованный Амазаспом Асатуровичем, по имени Кехар-Ат, принадлежал местному судье Алтунову. Владелец скакуна имел богато украшенную уздечку. О ней так и говорили: «судейская уздечка». Однажды она стала поводом любопытного разговора между отцом и детьми.

— Папа, у судьи такая красивая уздечка, а у нас нет.

— Судья, Витя, на то и судья, чтобы иметь уздечку. Ведь он постоянно занят тем, что обуздывает людей.

— То есть как?

— А ты подумай: с какой целью надевают уздечку на лошадь?

— Очень просто! — отвечал мальчик. — На коня уздечку надевают, чтобы его усмирить, чтоб он подчинялся ездоку.

— Видишь ли, есть такие люди, которых тоже нужно усмирять, когда они, не желая подчиняться закону, совершают непристойные дела. Не будь «уздечек», трудно было бы жить честным людям.

— Понял, понял, папа! Ты хочешь сказать, что нехороших людей судья наказывает — воров, мошенников, разбойников и лгунов.

— Решения, которые выносит судья, и являются как бы уздечками, — вмешалась в разговор Гоар. — Ими он укрощает и направляет куда следует людей. А ты сразу не понял!

— Что ты мне объясняешь то, что я лучше тебя знаю! — запальчиво отвечал брат. — Значит, папа, самый хороший и благородный человек на свете — это судья?

— Да, мой милый. Судья — наилучший среди людей, если он честно выполняет требования закона и если закон защищает интересы честных людей.

— А откуда законы? Кто их придумал? — допытывался сын. — Не можем ли мы создать самые хорошие на свете законы?

Разговор продолжался, пока не пришли дед Асатур и судья Алтунов. Они похвалили малышей за их интерес к законам и законности, но при этом дед тяжело вздохнул.

Все еще продолжалась тяжелая пора господства реакции. Из далекой Сибири пришли вести о расстреле ленских рабочих. Неподалеку начинал бурлить Баку. Политическая обстановка накалялась и в Тифлисе. Празднование трехсотлетия дома Романовых не оправдало надежд: оно не подогрело верноподданнических чувств. Царствовавший дом сделался мишенью для острот и анекдотов. Вместе с тем проницательные люди понимали, что обстановка в Европе накаляется. Наступал 1914 год — год начала первой мировой войны.

Вернувшись в Тифлис, Амазасп Асатурович с головой окунулся в общественную жизнь города, в литературные занятия. Однако ежедневно отец выбирал свободную минутку для занятий с детьми. Продолжались и упражнения. Были и незабываемые для детей прогулки по Головинскому проспекту — до Ольгинской улицы и обратно. Беседы во время прогулок были оживленными. Наиболее активным собеседником обычно бывал Виктор. Конечно, он во многом оставался пятилетним мальчиком и рассуждения его были детскими. Однако развитие интеллекта, как уверял отец, заключается не в серьезности или наивности суждений, а в последовательности познавательных процессов. В то время как Виктор являлся главным участником диалогов, сестра его, благодаря сравнительно большей дисциплинированности, обычно ограничивалась тем, что корректировала мысли, высказываемые братом.

Такие «диалогические шествия» продолжались у Амбарцумянов более десяти лет. Постепенно спутники отца превратились из малышей в подростков. Тематика «диалогов» была неограниченно широкой. Дети имели возможность говорить и спрашивать обо всем, что их интересовало. А отец использовал «шествия», чтобы сообщать детям то, что, по его мнению, должно было попасть в орбиту их внимания и суждений.

Ходячий «вольно-дискуссионный клуб», «логические упражнения», «арифметические загадки» и некоторые другие методы воспитательного воздействия времени дополнялись участием детей в разговорах взрослых.

В зиму 1913–1914 года в квартире Амбарцумянов на Эриванской площади в доме № 3 часто бывали и подолгу засиживались Погос Абелян, Мишо Манвелян, Арам Тер-Григорян, художник Геворг Овсепян, учредитель бухгалтерских курсов Иван Тер-Степанянц, Мадат Петросян, Самвел Балагян и другие. Многие из них охотно беседовали с малышами.

— Надо собирать людей пореже и поменьше. Уж очень шумно с утра до вечера. В доме — дети. Это напоминание снова возвращало отца к пристальному вниманию в отношении детей. А тут еще такая интересная встреча…

— Знаешь, кого я сегодня видел? — сказал Амазасп Асатурович жене. — Степана Даниэловича Лисицяна с супругой. Они имеют частную гимназию на Бебутовской улице.

— Ну и что же?

— Лисицян спросил: «Верно ли, что рассказывают о способностях вашего сына? Неужели вы не пожелаете воспитывать и обучать его в нашей гимназии?»

— А что ты ответил?

— Я сказал: «Степан Даниэлович! Он еще не дорос до этого!».

— До чего не дорос? До их гимназии?

— Нет, вообще пока мал. Рано ему ходить в школу.

Но Лисицян настоял на том, чтобы Амазасп Асатурович привел, как он выразился, своего «вундеркинда».

Три дня спустя после встречи с четой Лисицянов отец отправился с сыном в гимназию на Бебутовской улице. Директор встретил их приветливо в приемной комнате, где было много посетителей.

— Скажи, пожалуйста, какое число среди всех наибольшее? — начал экзаменовать мальчика директор.

— Наибольшее? Такого числа нет! Если вы назовете какое-нибудь число, то стоит прибавить к нему единицу, и оно станет еще большим.

— Сколько в году дней, часов?

— Триста шестьдесят пять дней или восемь тысяч семьсот шестьдесят часов, — улыбаясь ответил Виктор.

— А ты можешь рассказать нам что-нибудь из истории?

— Какой именно? Ведь разные бывают истории: есть история Земли, история развития животных, история человечества. Мой папа говорит, что в будущем наука создаст самую интересную историю: историю Вселенной.

Разговор с мальчиком заинтересовал всех присутствовавших и самого директора гимназии. Он спросил:

— Может быть, ты скажешь нам, на чем держится Земля, во сколько раз она больше или меньше Солнца и как далеко находятся они друг от друга?

— Земля ни на чем не держится. А Солнце в миллион раз больше Земли. Оно находится от нас на расстоянии ста пятидесяти миллионов километров. Потому и кажется таким маленьким.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил изумленный директор.

Потом добавил, обращаясь к отцу:

— У мальчика редкая ясность мысли, самостоятельность и необычайная самобытность мышления, я бы сказал — дерзновенность. Эти исключительные данные говорят о его большом будущем, с чем и хочу вас поздравить.

Дома, конечно, зашел разговор о посещении гимназии. Рассказывали оба. Отец видел в оценке опытного педагога, директора гимназии, торжество своей «системы». Виктор говорил обо всем без удивления. А мать обратила внимание обоих на то, что нельзя так дерзко разговаривать со старшими, и укоризненно посмотрела на отца. Амазасп Асатурович вздохнул, но бодрое настроение не покидало его весь день.

Лишь временами заранее намеченный распорядок занятий с детьми нарушался. Причины были разные. В 1916 году в Басаргечаре умер отец Амазаспа Асатуровича. Была памятная встреча с Валерием Брюсовым и разговор с ним о маленьком Викторе. Возрастала тревога: «Как сложится судьба детей в водовороте надвигающихся событий?».

Социалистическая революция 1917 года и последующие годы наложили свой отпечаток на жизнь всего города. Осколки разбитого государственного аппарата и реакционной профессуры Петербургского университета наводнили Тифлис. Амазасп Асатурович то и дело встречал своих бывших учителей. Это были в большинстве люди, плывшие по жизни без руля и без ветрил. До поры до времени они думали отсидеться в Закавказье. Выжидали, куда направиться в будущем — в Петербург, если победит контрреволюция, или за границу, если победит революция.

Одним из центров, где особенно накалялись страсти, оставался своеобразный любительский клуб — кафе «Чашка чая» в доме Арамяна на Головинском проспекте. Здесь часто обсуждалась «стратегия» освободительного движения армянского народа в условиях революции, охватившей Россию.