Коротко обо всём. Сборник коротких рассказов - Валентин Валерьевич Пампура
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ушёл. — Сказал он.
— Да. — Согласилась она.
— Наверно это здорово, вот так вот взять, и уйти по белой воде в белую ночь на чёрном как смоль буксире.
— Да. Красиво. Но думаю, тот, кто сейчас ведёт этот буксир, не разделяет твоих настроений. Он привычно ведёт буксир, поглядывает на тускло светящую приборную панель и думает о чём-то земном, и практичном.
— Ты полагаешь, он не замечает что его буксир, скользя по белой воде, входит туда, где белая полоса воды смешивается с белым небом. Растворяя реальность, отражая буксир в воде, и в небе, одновременно не позволяя рассудку понять, летит ли корабль по воде или плывёт по небу?
— Мне кажется, он думает о предстоящей работе или семье, или о том, что хорошо бы сейчас сесть выпить с друзьями, а не тащиться чёрт знает, куда на ночь глядя.
— А думаю, что, растворившись в тумане, он перестал ощущать себя принадлежащим чему то конкретному. Я думаю он плывёт как летучий Голландец разрезая пространство, преодолевая время и становясь частью чего-то большего, чего то, того что мы называем вселенной.
— Кто знает, может ты и права.
— Скажи, а ты меня любишь?
— Очень.
— А как очень?
— Так как никто никогда не любил.
— А почему ты мне не делаешь предложения?
— Я не думал, но если ты хочешь…
— Я не хочу … Просто мог бы об этом подумать.
— Я думал, но у нас сейчас так все хорошо. Как говориться конфетно — букетный период. Романтические свидания. Прогулки, робкие прикосновения. Долгие молчания глаза в глаза. Мы как будто две чайки, что парят там, где белое ночное небо смешивается с белой качающейся водой.
— Красиво, но мне хочется чего-то более осязаемого. Того где ты и я уже есть. С конкретными целями и задачами, а не романтикой.
— Да. — И он посмотрел на чёрную точку маленького буксира исчезающего в белом тумане надежд. — Думаю, ты права.
Что-то тонкое
При его приближении её глаза теплели и начинали лучиться. Она тянулась к нему и распускалась как цветок.
Он терялся при случайном прикосновении, краснел, становился неловким, и говорил глупости. Он пытался казаться мужественным, но в результате выглядел смешным.
Их обоих объединяло нечто тонкое не осязаемое. Что-то, что манило их друг к другу. Что-то, что выстраивало их мысли, и чувства в одном направлении. Благодаря этому, они могли подолгу стоять, друг против друга, держась за руки.
— У тебя очень нежные руки. — Сказала она. — А тогда, когда ты схватил меня за руку, мне они показались очень грубыми.
— А мне тогда твой голос показался визгливым и противным. — Ответил он.
— Противным?!
— А сейчас я понимаю, что более красивого голоса я никогда не слышал.
— Ты, тогда закричал, девушка вы забрызгали мне костюм — И схватил меня за руку. Наглец.
— Да ты выдернула руку, и велосипед упал и порвал тебе чулки.
— Я тогда готова была тебя убить. Удивительно как мы не подрались с тобой.
— Я бы не стал драться с женщиной.
— А потом ты чинил мой велосипед и долго извинялся за чулки. А я чистила твои брюки. А помнишь, как мы шли с тобой, ты катил мой велосипед, и солнце отражалось в лужах, переливаясь всеми цветами радуги.
— Потом мы долго стояли возле твоего дома рядом с цветами, которые выращивала твоя соседка.
— Да, ты бы видел её лицо, когда я вошла в подъезд с букетом из цветов, с её клумбы.
— А я всю ночь не мог уснуть. В ожидании, когда снова смогу увидеть тебя.
— И я полночи проревела от счастья на мамином плече.
— Да что-то было тогда в нас особенное.
— Что-то пронизывало, толкало на безрассудства.
— Что-то что наверно и называется счастьем.
— Да что-то, тонкое и неуловимое.
— Ладно, давай спать, завтра рано вставать.
— Ты ведёшь детей в школу.
— А ты забираешь.
И отвернувшись друг от друга, они заснули.
Сумма
Под мерно тикающими часами. На стене висела старая свадебная фотография. Она в белом платье с фатой и он в чёрном костюме. Они сидят рядом. Он держит её за руку.
— Как твоё давление? — Спросила она.
— Как у новорождённого. — Ответил он. — Погода ни к черту. Ноги крутит.
— Сядь, посиди. А то свалишься к приезду детей.
— В такую погоду они не приедут.
— Приедут, успокойся. А у меня голова сегодня как ватой набита. Ничего не соображаю.
— Вот и сядь, а то с утра крутишься как на танцполе.
— А как не крутиться, надо все приготовить.
— Да что готовить. Говорю, не приедут.
— Ну что заладил не приедут да не приедут. Как попугай ей богу. Совсем с тобой сладу нет вот уж действительно старый что малый.
— Ну и готовь себе. — Он отвернулся и стал смотреть на муху, ползающую по столу. Муха была большая с лиловыми глазами и широкими прозрачными крыльями. Она подползла к краю и уставилась своими глазами на него.
— Вот же сука — И он со всего размаху стукнул по ней рукой. Стол подпрыгнул, и тарелка с салатом полетела на пол. Муха, увернувшись от удара, направилась к рассыпанному по всему полу салату.
— Твою мать ты, что ж совсем сдурел, я его все утро готовила.
— А что эта гадина тут …
— Господи, какая у тебя тут ещё гадина?
— Да муха сука глазастая уставилась на меня как
— Господи муха ему помешала. Да что же я всю жизнь с тобой мучаюсь. Да что ты мне за наказание такое
— А ты не мучайся. Никто не заставляет. Иди вон, дверь открыта.
— Я иди? Да я то пойду. А что ж ты тут без меня делать то будешь. Ты ж борща себе налить не можешь. С мухами он тут воюет. Полководец хренов. Сидел вон бы уже тихо и не выступал.
— А ты мне рот не затыкай я и не таких обламывал.
— Ой, господи тоже мне об ломщик. Обломал, уже давно себе все. А туда же.
— А ты не очень то загибай. Я вон если надо ещё и не то могу.
Ой, Божичка, что ты там можешь полтора раза за год. Иди вон с мухами воюй. — Он отвернулся, губы надулись, глаза покрылись влажной плёнкой. Она подошла села рядом.
— Ну, прости. Я все утро его строгала там ещё
