Этот славный человечек. Галина Щербакова в воспоминаниях - Александр Щербаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее тогда не приняли в Союз писателей.
– Пошли они все на х…, – сказал Щербаков, – идемте обедать.
Знали бы мы тогда, что все эти «творческие» союзы, и комитеты, и литфонды и прочие вымрут и исчезнут. Останется главное: творчество, семья, муж, книги и Любовь.
Действие четвертое
В 1990 году наши дети уехали в Израиль.
Я – через полгода, за дочерью вслед. Потом пришли письма.
«Дорогая моя. Должен быть какой-то высочайший замысел, ради которого стоило идти на такие разрывы связей, какие мы все поимели. Что это произошло? Карма? Результат от прошлого? Или посев будущего при помощи наших внуков, который надо было совершить именно так, а не иначе? Я не знаю. Мне все это не нравится. Вот уезжает и моя сестра. Они получили разрешение. Теперь у меня все пополам. Половина крови у вас, половина здесь. Я ни в чем не уверена, ни в чем… Здесь трудно, непонятно, мы, сидя на одном месте, исхитрились эмигрировать в другую страну. У вас тоже не рай земной. Но, в общем, и не в этом дело – хуже, лучше. Дело в том, что мы не видимся, что цветаевская жизнь идет без тебя, а это неправильно. Что у меня внук, которого я вижу только на фотографиях, и это навсегда… Тошновато, и хочется хотя бы понять смысл происходящего. Тем более, я-то в момент отъезда и сына и тебя не только была уверена в правильности шага, но, можно сказать, подталкивала вас к самолету. А теперь готова вцепиться в сестру и не пускать. Ты не думай, что у меня какая-то не та информация об Израиле. Отнюдь.
Что касается питания, то там им будет лучше. Но, увы, кроме пищеварительного аспекта, я не вижу ничего другого. Как она будет там без моих книг, журналов. Без нашего трепа, в котором мы в сущности только и воплощались…»
Действие пятое
Тяжелый у меня март. Дожди и холодно. В прошлом, 2010, году я с января по март тоже не находила себе места. Галина Николаевна была в больнице. Последний раз мы виделись в сентябре 2009-го. Я приехала на Международную конференцию, посвященную Марине Цветаевой. Накануне моего отъезда мы сходили с ней на рынок, купили огромных карпов, она их запекла в духовке. Я позвала Катю, мою бывшую студенческую корреспондентку, ставшую журналисткой в Москве, мне так хотелось стареющую мою Галину Николаевну и ее мужа передать в надежные руки, хотя бы для маленькой заботы о них. Катя нас фотографировала, мы болтали, смеялись, и ничего, ну ничегошеньки не предвещало того, что случилось в январе-феврале.
Конец ознакомительного фрагмента.
