Искатель. 2011. Выпуск №11 - Наталья Смехачева

Они остановились напротив дома Быкова. Один из клоунов указал ладонью на дом. Все обступили его.

— Каким образом они узнали, что произошло здесь несколько часов назад? — пробормотал Пилипенко.

Клоун, с неугасимой улыбкой на лице, стал что-то рассказывать, делая ладонями жесты, будто изображая движения самолетов. Другие клоуны слушали, кивая. Их красно-белые улыбки покачивались вверх-вниз.

Пилипенко открыл дверь машины, Жаров открыл свою. Клоуны, оглянувшись, замерли. Казалось, они приветливо улыбаются людям, которые быстро шли к ним, огибая группу с обеих сторон.

— Милиция, капитан Пилипенко, — сообщил следователь. — Всем оставаться на местах.

Ряженые заговорили все сразу, из-под масок доносились их глухие голоса.

— Мы частная зарегистрированная организация! — объявил один.

— Мы не нарушаем общественный порядок, и все совершенно законно, — уточнил другой.

— Мы абсолютно не пьяны, — зачем-то добавил третий.

— Нас привел сюда наш коллега! — сказал четвертый, указывая на пятого клоуна, того, кто рассказывал, показывал и был центром компании.

— Откуда у коллеги информация о месте преступления? — строго спросил следователь.

На несколько секунд все замолчали, переглянувшись. Жарову почудились под красными пластиковыми улыбками рты, искривленные недоумением, будто это был глупый, ужасно неуместный вопрос.

— Да я просто живу в этом доме! — сказал пятый клоун глухим голосом, который все больше проявлялся и звенел по мере того, как клоун стягивал маску, разваливая по плечам светлые кудрявые волосы.

Четверо других клоунов тоже сняли маски — они оказались довольно молодыми мужчинами и женщинами.

— Это вы? — удивился Пилипенко. — Квятковская Анна! Конечно, я вас помню: вы тоже принадлежите к секте?

— Мы не секта! — подал голос белобрысый парень.

— А массовая, борющаяся за реставрацию нравственности организация, — добавил лохматый рыжий клоун, немного заикаясь, будто перебрал лишнего.

— Молчать! — взвизгнул Пилипенко, вскинув палец к небу.

Гвалт, готовый опять начаться, мгновенно оборвался.

— Сейчас заберем вас всех в вытрезвитель, — низким страшным голосом сказал Жаров.

Пилипенко обернулся к нему:

— Это и есть соседка Быкова. Третье железное алиби.

— Я и привела своих друзей, посмотреть на дом, где произошло убийство грешницы. Что тут такого?

Следователь игнорировал вопрос, посмотрев куда-то вверх. Склон в этом месте был нарезан на террасы: сразу над двором Быкова возвышался другой частный дом старинной постройки, с большим балконом, огороженным точеными перилами.

— Это ведь ваш балкон? — спросил Пилипенко.

— Ну да! — ответила Анна.

Он осторожно взял ее за рукав, чтобы отвести в сторону от прочих клоунов. Жаров успокоил заволновавшихся клоунов ладонью и присоединился к следователю.

— Превосходный наблюдательный пункт, — сказал Пилипенко. — Во время убийства вы были дома?

— А в какое время произошло убийство? — спросила Анна хитрым голосом.

Пилипенко усмехнулся.

— Весь вечер я провела на собрании, — продолжала девушка, — пошла туда сразу после работы. Только забежала домой поужинать. Вот и узнала все. Вернулась в наш клуб и привела сюда друзей.

— Очень хорошо, — сказал Пилипенко. — Между прочим, один вопрос. Ведь это вы бросили брошюру в почтовый ящик Куравлева Евгения?

— Конечно, это мой участок, на Рабочей. И ваш сотрудник уже снял мои отпечатки пальцев.

Анна была в легких белых перчатках, она держала свою маску в обеих руках, словно водолаз шлем. Все остальные тоже были похожи на бригаду водолазов, только что поднявшихся из акватории порта.

— Поэтому и вопрос, — сказал Пилипенко. — В начале месяца было тепло, насколько я помню. Но вы, наверное, все равно были в перчатках, так же как сейчас?

— Вовсе нет, почему? Разносить корреспонденцию — одно, а участвовать в акциях — другое. Перчатки — это часть костюма, вы ж видите!

Разговор был исчерпан. Анна присоединилась к остальной группе, и все они молча двинулись по улице вниз, отбрасывая в желтом свете фонаря на асфальт длинные тени.

12

— Квятковская Анна проходила как свидетель алиби, — задумчиво проговорил Пилипенко. — Без нее алиби Куравлева не было бы таким железным, поскольку двое свидетелей все-таки были пьяны.

— Так она с ними не пила?

— В том-то и дело, что нет. Она была дома, смотрела из окна, заходила к соседям, слышала звуки и так далее. Конкретно во время убийства она возилась с перепившим Куравлевым. Там постоянно работал телевизор, как всегда в наших жилищах. По телепередачам мы точно установили время. Куравлев не убивал свою жену. Но Квятковская член секты. А брошюра секты фигурирует в обоих делах.

— Может быть, ее роль только в том и заключается, что она пыталась вовлечь своих соседей в секту? Да и самого Куравлева, который к ним ходил. Только и всего, что подсунула им брошюру, косвенное орудие убийства…

— Может быть — да, — сказал Пилипенко. — А может быть, тут что-то совсем другое… Она была без перчаток. По идее, на свежей краске брошюры должны были остаться ее отпечатки. Но их нет. Есть только чьи-то неизвестные.

Жаров немного подумал. Все эти детали как-то не вязались одна с другой.

— А отпечатки Куравлева на брошюре есть?

— Нет, — сказал Пилипенко.

— Но этого не может быть! — воскликнул Жаров. — Ведь Куравлев вчера сам сказал мне, что брошюру бросили ему в ящик. А отпечатки жертвы, жены Куравлева?

— Нет, тоже нет. Только пальцы работников типографии и какого-то неизвестного.

— Что это значит?

— Не знаю.

13

Установить личность человека, убитого в доме Быкова, не составило труда. Чем больше изучалась эта личность, тем большее омерзение она вызывала у тех, кто был непосредственно связан с процессом.

Аркадий Рачко был маниакальным бабником. Все свои силы он тратил на охоту за женщинами. Уроженец небольшого сухопутного городка, он специально переселился на курорт, в зону, где водилось наибольшее количество дичи. Соответственно своей цели он выбрал и профессию — газовщик, что позволяло ему весь день общаться с домохозяйками.

Квартира, которую он снимал, напоминала подсобное помещение магазина "интим". Кроме бумажной порнографии, компьютера, забитого одной и той же темой, да еще эротической перепиской с русскоязычными жительницами всей планеты, от Забайкалья до Австралии, при обыске были найдены и некие эксклюзивные материалы.

На хард-диске компьютера обнаружились сделанные плохонькой цифровой камерой видеоролики, где легко узнавался сам Рачко, занимающийся сексом с разными женщинами, в различных интерьерах. На одном из роликов были и спальня Быкова, и его жена…

Все это выяснилось на другой же день после убийства. Пилипенко рассказал об этом Жарову с кислым лицом. Жаров понял, что его друг переживает сейчас один из периодов сомнений, которые все чаще случаются с ним последнее время: он снова подумывает бросить службу и заняться чем-то таким, чтобы видеть с утра до вечера только хороших людей…

Ночью они сидели в офисе редакции, Жаров откупорил бутылку виски из своего представительского фонда, что уже через полчаса погасило лихорадочный огонь в глазах следователя. Он положил ноги на каминный экран, и его лицо приобрело сонное выражение.

— Впрочем, останусь, хотя бы еще на год, — произнес он. — В конце концов, моя служба и заключается в отлове всякого рода подонков. Поднимаю этот бокал за их упокой.

Жарову вдруг пришла в голову дикая мысль.

— А ведь то, что этот сантехник…

— Газовщик, — поправил Пилипенко.

— Ну, газовщик… То, что он был любовником жены Быкова, в корне меняет дело.

— Какая разница? — лениво спросил Пилипенко. — Он был любовником многих женщин в этом районе.

— Но не жены Куравлева.

— Это неизвестно. У нее тоже в квартире газ.

— Я вот что подумал, — сказал Жаров. — Каким бы плохим ни был донжуан, но это не значит, что он убил обеих женщин.

— Значит, — устало сказал Пилипенко.

— Но история может быть совсем другой. Быков пришел домой и застал жену с любовником. Он ударил любовника, не рассчитал силу и убил его. Затем убил свою жену. Вложил ей в руку брошюру, имитировал действия маньяка. Ведь он знал от своего друга Куравлева, каким именно образом была убита его жена…

— Хорошая теория, — сказал Пилипенко, — но неверная.

— Это почему?

— Да потому что именно Рачко убил обеих женщин. Я не успел тебе сказать главного. Тот отпечаток пальца, на первой брошюре, и принадлежит как раз ему.

— Ах, вот как!