Стычки локального значения. - Дмитрий Бондарь

Подробности я, конечно, рассказал. Адреса не знал. Какой адрес? Я даже имени ее не помнил! Темненькая, курит, болтлива, круглопопа (Венера Каллипига обзавидуется) и ненасытна — вот и все особые приметы. Саймон высадил ее на вокзале Ватерлоо — ищи теперь ветра в поле по всему юго-западу от Брайтона до Кармартена. Во всяком случае, он так говорил, и пока его слова проверить было трудно. Не пытать же беднягу? Хотя, если мне наскучит игра в цивилизованного буржуина, придется, наверное, показать лик озверевшего «комми».

— Но ты же понимаешь, Зак, что, скорее всего, она и есть та единственная, которая могла бы вывести нас на след? — в сотый, наверное, раз спросил Луиджи.

— Что толку, Лу? Если она перекрасилась, постриглась и пару раз побывала в солярии — я ее не узнаю, даже если снова затащу в койку!

Не то, чтобы я раздражался от его расспросов, но все-таки нужно понимать, что я не кадровый разведчик, слету запоминающий любые лица по сотне признаков и однозначно идентифицирующий каждого, кого хоть раз встретил на базаре.

— Отстань, Лу. Я рассказал тебе все, вплоть до поведения одного отдельно взятого самца в период брачных игрищ. Остальное — в полицейских протоколах и твоих руках. В конце концов, на Острове не так много должно быть людей, обратившихся к врачам с таким специфичным переломом запястья и вскрытыми венами на нем же. Примета верная. Ищи!

— Если они не идиоты, то к врачу они обратились на континенте. Франция, Бельгия, Голландия — для хорошей лодки часов пять ходу. А на вертушке и того меньше. А я ноги стопчу и ничего не найду, — посетовал мой главный охранник.

— Да мне, в общем-то, наплевать на твои ноги, Лу. Тем более, что бегать ты будешь не сам. Я же не жалуюсь тебе, что твои парни пожирают слишком много ресурсов? Ресурсы — моя забота. А обеспечение моего спокойствия — твоя. И очень прошу тебя, не нужно впятеро увеличивать количество личной охраны — я не запомню лица и буду шарахаться от своих же. Не то чтобы я этого боялся, но выглядеть смешным и трусливым не хочется, понимаешь? Так что — ищи. Установщиков сигнализации и камер проверил?

— Да, Зак. Не думаю, что они в этом замешаны. Зачем рушить основы своего бизнеса?

— Я тебе объясню, Лу, зачем это делать! — Иногда эти их рассуждения о честности по умолчанию просто изводили меня, заставляя срываться на хороших в общем-то людей! — Если стоимость дырки в одном месте моего забора выше, чем пяток годовых доходов их сраной компании — они с легкостью согласятся похоронить свою контору вместе с репутацией и перспективами! А иначе им нечего делать в бизнесе! Понятно?

— Хорошо, босс, — понурился Луиджи, — я понял.

— Отлично, сеньор! Замечательно! Узнай о них все — вплоть до бухгалтерских отчетов! И что там у нас с немцами?

— Мой контакт передал согласие. Через две недели в Потсдаме тебя встретит сам старый Эрих. Условия и точное место нам сообщат за два часа до встречи.

— Через две недели? Как я люблю коммунистов! Они в самом деле думают, что мир крутится вокруг них и у меня нет более забот, как угодить этим старым маразматикам?

Луиджи загадочно улыбнулся:

— Не стал бы я называть герра Мильке «старым маразматиком»…

Я бы тоже не стал, если бы товарищ Мильке не просрал бы вскоре свою страну, несмотря на все свои таланты. Немцы вообще странный народ — вроде бы всегда все делают правильно, но итогом верных действий чаще всего становится грандиозный провал — хоть Гитлер с его Барбароссой, хоть кайзер Вилли с запломбированным вагоном, хоть этот… немецкий резидент в САСШ, передавший со своим связным расписки агентов-американцев в получении вознаграждения от германских хозяев. Отчетность — дело хорошее во всех отношениях, но особенно она понравилась английским и американским контрразведчикам. Впрочем, поражение одних — всегда выигрыш других, и, может быть, я просто недостаточно осведомлен, чтобы судить о том, как, что и зачем делают абсолютно все немцы? Разумеется, вслух я этого не сказал.

— Не называй, — я занес дату встречи в Потсдаме в свой планировщик. — Займись визами, паспортами, ну, ты знаешь. В ГДР просто так не въедешь. А у тебя всего лишь две недели.

Луиджи что-то еще хотел сказать, но передумал. Видимо решил, что сумеет справиться без моих ценных указаний.

Он ушел, а я стал готовиться к знаменательной аудиенции.

Три дня прошли в какой-то нервной суете и беспрестанных метаниях — от адвокатов, ведущих мои дела в отношении Скотленд-Ярда до других, занятых несколькими слияниями: Parmalat я соединял с Nestle (не особенно рассчитывая на успех, просто устраивая газетную шумиху, играл на повышение), FIAT с SAAB — примерно с теми же намереньями, а SAP поглощал Danfoss — и эта сделка была серьезной.

Серому позвонил и доложился, что все в порядке, волноваться пока не о чем.

Первое мая отмечать не стал — не нашлось под рукой соответствующих транспарантов, чтобы достойно пройтись по Вестминстер Эбби, призывая пролетариев всех стран к объединению и размахивая красными флагами.

Но второго проснулся рано. И хотя встреча с лордом-мэром была назначена на три часа дня, готов к ней я был уже в десять утра. Помыт-побрит-напомажен.

Такому невеликому знатоку Лондона как я, никогда бы не найти дороги от Примроуз Хилл, где располагалось мое основное жилище, до Финсбери, где ждал меня достопочтенный сэр Гревиль Спратт, торговец скобяными изделиями. Всего лишь три с половиной километра по прямой, но в сплетении узких улочек Сомерс Тауна, Пентонвилла и Финсбери я рисковал как Тезей в своей увеселительной поездке на Крит.

В общем, повез меня в сердце империализма Томас Дашвуд, оставшийся старшим смены вместо Саймона, которого Лу плотно взял в оборот. Был мистер Дашвуд молод, кажется даже моложе меня, а потому чрезвычайно добросовестно отнесся к своим обязанностям: сам уселся справа, слева подсадил ко мне еще и Джона, а за рулём Bentley устроился третий телохранитель — Кристиан. Фамилии своей многочисленной охраны я уже перестал даже стараться запоминать. Тем более, что большинство из них останется здесь когда я отправлюсь в какой-нибудь Сингапур, Гамбург или Аделаиду, а там есть свои такие же парни — одинаковые с лица, и все с похожими именами. Редко когда Клаус или Пьер.

Мне нечасто доводилось ездить по Лондону, в основном от Хитроу до дома, вечером на Камлет Уэй, да в офис на пересечении Бонд-стрит и Оксфорд-стрит. Маршруты постоянные и порядком примелькавшиеся. Теперь же за окнами машины мелькали незнакомые районы, и я неосмотрительно попросил Дашвуда прокомментировать дорогу.

Том оказался большим патриотом своей столицы, рассказывал мне едва ли не о каждом доме, встреченном по дороге к Нортгэмптонскому скверу. Он сильно удивлялся, что полковник, сэр Спратт, встретится со мной не в Mansion House, где обычно принимает важных персон, а в здании городского университета, номинальным главой которого является. Томасу казалось это странным.

Едва мы проехали Юстен Тауэр, Дашвуд велел мне смотреть налево и ждать появления грандиозной стройки. Через пару кварталов я действительно увидел огороженную площадку. За забором высилось здание из красного кирпича: с башенками, с обилием стрельчатых и арочных окон, с обязательными часами под шпилем, с ломаной линией кровли — его четыре этажа выглядели очень внушительно и торжественно.

— Евростар! — торжествующе объявил Томас. — Станция Pancras. Представляете, скоро можно будет сесть здесь на поезд и через пару часов добраться до континента! Кале, Париж, всюду! Быстрее, чем на самолете! Под каналом!

— Под Ла-Маншем? — я что-то слышал об этой стройке века и периодически отбивался от предложений проинвестировать строительство какой-нибудь ее части. Серега предупреждал, что проект это странный, коммерчески практически бесполезный, неспособный в обозримом будущем вытащить себя даже на самоокупаемость, и я ему верил.

— Да, сэр, — согласился, скривившись, Том, — под каналом. Мой кузен работает в проектном бюро. Подумайте только, два десятка миль под водой! Фантастика. В славное время мы живем, мистер Майнце!

— Все б вам, европейцам, землю ковырять, — усмехнулся я. — Швейцарцы тоже собираются сквозь Альпы копать дыру. В Италию.

— Мы — англичане, сэр, — поправил меня Томас. — Простите. А этим, с континента, просто делать нечего. Кому нужны их горы? Мне очень жаль, но ерунда это все. Вот через канал нужна дорога, а то наша экономика задыхается. А там зачем? Кто поедет в Италию через тоннель, если есть самолеты и корабли? И строить они будут наверняка еще лет двадцать. У нас быстрее все построится!

— Японцы уже два месяца как под водой катаются. Про тоннель Сэйкан слышал?

— А, — отмахнулся Том, — простите меня, сэр, да только игрушки это все. Там у узкоглазых под водой всего-то десяток миль.

Такая точка зрения не была для меня внове, ведь всему миру известно, что Россия — родина слонов и всех изобретений: все, что придумали мы — эпохально и значимо, а то, до чего додумались другие — баловство одно.