Звуки родного двора - Маргарита Минасовна Закарьян

– А почему бы Вам не обратиться в суд? – поинтересовались Неля с Жанной.

– Я обращалась. Мне нечем доказывать. У меня нет элементарного – расписки. Адвокат сказал, что никакой суд и никакой закон не помогут, – со слезами на глазах пояснила Антонина.

Баба Варя смотрела на женщину, измотанную судьбой, с сожалением, затем отодвинула кофейную чашку и произнесла:

– А я даже смотреть чашку не буду. Зачем гадать, если знаю наперед, что там, где не догнал закон, Бог догонит. Ох, как еще, дочка, догонит. Ты вспомнишь меня. Божья кара пострашнее нашего правосудия. Поверь мне…

Наступила тишина. Стало грустно от увиденного и услышанного. Трудно было сказать, как много было грусти… Еще не изобрели прибор для ее определения. А жаль! Мало ли какая жизненная ситуация может навеять ностальгию и вытекающую из нее грусть… Баба Варя подошла к Жоре-собаке и ласково потрепала за морду. Та в ответ заскулила… по-своему, по-собачьи. Демьян отреагировал эмоционально:

– Ты это дело брось! Не такая уж у тебя жизнь собачья, – пристыдил он Жору.

– Дашенька, большое спасибо за кофе, но нам пора, – коротко произнесла баба Варя.

Жанна и Неля поблагодарили хозяев за гостеприимство, после чего слегка протрезвевший Демьян предложил женщинам остаться еще на некоторое время.

– Спасибо! – хором ответили те.

Все дружно сели в машину и покатили… к морю.

Решение было принято сразу, как только уселись в салон машины. Несмотря на то, что в планы поездки море не входило, оно было желанно всегда…

В семье Токмазовых море занимало особое место и считалось главной достопримечательностью города. Баба Варя гордилась красотой береговой линии, прилегающей к городу, справедливо называя это место особенным. Ей казалось, что на этом небольшом отрезке побережья море теплее, песок чище, рассыпчатее, да и солнце ласковее.

И это правда. Море, рядом с которым жили Токмазовы, воспевали поэты, композиторы, а баба Варя говорила о нем просто: «Душу лечит…».

Перед Нелей и Токмазовыми раскинулась законченная картина – красивый берег моря с маленькой пристанью и парящими чайками. Море, тихое, ласковое, бескрайнее, уплывало в бесконечность и там сливалось с небом. Перед таким видом не устоял бы ни один художник. А душа… она не подчинялась разуму. Она заставляла идти туда, к морю, войти в соленоватую на вкус воду, почувствовать нежное прикосновение слегка пенистых волн и вдохнуть полной грудью запах моря… Все… Душа ликует…

Никиту невозможно было вытащить из воды. Он кричал, визжал, нырял, кувыркался, заливая все вокруг себя детским, счастливым смехом.

Никто из женщин не взял с собой купальника. Они вошли в воду по щиколотку и затерялись среди сотен людей, оказавшихся в объятиях одного из чудес света – моря.

К Неле с Жанной подошла женщина с жесткими усиками и предложила пирожки. Они отказались, обедать решили дома. Предстояла самая сложная задача – вытащить Никитку из воды. Это удалось сделать бабе Варе. Только она знала волшебный секрет, ради которого Никитка жертвовал морем.

Домой возвращались одухотворенными, каждый со своими мыслями, проблемами, обязательствами, но у всех в глазах блеск. Откуда он? Что так всколыхнуло внутри, заставило забыться, стать чуточку счастливее? Море!!! Оно отогревало, растворяло неудачи в пене волн, собирало осколки надежд.

– Когда еще выберемся? – саму себя спросила Неля.

Ответ на вопрос знал лишь Никитка. Море еще не раз вернется к нему в долгих зимних снах…

Машина въехала в родной дворик. Марья Изотовна сидела на своем законном месте – лавочке у песочницы – ругалась со Шмелевым. Она не простила ему попугая.

– Бог не наградил тебя внешностью, при раздаче ума тоже не расщедрился, – кричала Марья Изотовна в сторону Виктора… В ней ворчала старость…

Погремушкин выезжал из гаража на своей задрипанной машине, в которой ничего нового, кроме руля, не было. Ленька, как обезьяна, повис на жерделевом дереве в ожидании Никитки. А в самом музыкальном окне дома радиолу сменил аккордеон.

– Где ж ты моя ненаглядная, где? – спрашивал аккордеон.

– В Вологде, Вологде, Вологде где!.. – разносилась мелодия.

Токмазов стоял на балконе в красивом махровом халате и, как всегда, улыбался глазами. В отличие от плачущего аккордеона и играющего на нем народного певца, он знал, что его любимые рядом. Токмазов осознавал бесконечность Вселенной, и маленькую песчинку в ней – родной дворик со своими мечтаниями, печалями, звуками… Звуки были разные. Они не походили друг на друга. Одни вызывали радость, другие – раздражение, иногда гнев. Шум колес машин, бороздивших дворик по двадцать раз на день, заглушал ворчанье Марьи Изотовны и крики спорящих мужиков, но был бессилен перед жемчужным смехом Никитки, Леньки, других детей. Звуки бесконечного хлопанья дверьми жильцами дома растворялись в пении птиц и шуршании раннего листопада. Жужжанье пчел над переспевшей жерделей, порханье бабочек над утонченным запахом фиалок на клумбе под балконом, гул стрекоз, шмелей вокруг виноградной лозы со спелыми ягодами перекликались с морским бризом, создавая удивительные, ни на что не похожие звуки, наполнявшие двор жизнью и особым смыслом. Окно одного из жильцов дома на первом этаже соединялось с двором музыкальной дорожкой, по которой рассыпались любимые песни уходящего в вечность времени.

– А у нас во дворе есть девчонка одна… – доносилась из окна песня.

Дворик светился… Жизнь кипела… Страдание переходило в бесконечную любовь, жалобы и серость будней перерастали в вечную музыку.

Токмазовы предстали перед главой семейства уставшими, но довольными и счастливыми. Неля уехала домой, ссылаясь на головную боль.

– Чему радуетесь, Сергей Григорьевич? – обратилась Жанна с нежностью к супругу при виде его светящихся глаз.

– Меня переводят.

– Куда? – удивилась Жанна.

– Далеко!

– Куда далеко?

– На север, – уже серьезно ответил Токмазов.

– И что же ты там собираешься делать? – слегка раздраженно спросила Жанна.

– То же, что и здесь. Строить! – уверенным голосом заявил Токмазов.

– А как же мы? – уже испуганно спросила Жанна.

– Поедите со мной.

– Все? – переспросила Жанна.

– Думаю, что мама останется.

Баба Варя возилась на кухне. Она чувствовала, что разговор между детьми принимает окраску таинственности. Вмешиваться не хотелось, но пришлось.

– И куда это ты собрался? – неожиданно спросила баба Варя сына.

– Туда, куда посылает партия, – с иронией в голосе ответил Токмазов.

По твердому короткому ответу она поняла, что спорить с сыном бесполезно, как когда-то бесполезно было спорить с его отцом.

Предложение Токмазову поступило от партии, которая разваливалась день за днем. Партия, членом которой он хотел быть, о которой мечтал в далекие комсомольские годы, вспомнила о нем. Токмазову не суждено было стать коммунистом