Звуки родного двора - Маргарита Минасовна Закарьян

Важным для бабы Вари был приезд Никитки. Его привез Сергей Григорьевич Токмазов, Жанна приехать не смогла, так как только вышла на работу. С приездом детей и баба Варя превратилась в большого ребенка. Утерянное приходило к ней в снах, а сейчас было наяву, рядом. Она радовалась им, своим детям, как радуется ребенок, получивший подарок. От этой радости комнаты наполнились светом, даже мокрый от дождя дворик засветился. Через неделю Токмазов уехал: его ждала работа. Никитка остался до сентября. И потекла летняя жизнь дворика по новому кругу. Наполнился дворик летним содержанием с его особым смыслом, с закономерностью и жизнью, от которой каждый день сердце скачет… от звуков и запахов… ах, таких родных, ни с чем не сравнимых…

Север для Никитки стал чужбиной, а дворик – малой родиной…

Пять лет подряд Сергей Григорьевич привозил сына на «родину» – во дворик, расположившийся в самом солнечном городе южного побережья. А в конце августа за ним приезжала его мама, Жанна Васильевна. Пять лет подряд Никитка увозил с собой на север смутные пятна, обрывки пейзажей. Он, мальчик с юга, нащупывал родину в снах. Она чудилась ему островом в море, где звенели под натиском ветра листья жердели и виноградной лозы. Она приходила запахом ракушек, морской тины и звуками, которые сводили свои волны в главном месте на Земле – маленьком южном дворике. Первый год разлуки с детьми был для бабы Вари особенно тяжелым. Потом одиночество стало нормой.

– Человек ко всему привыкает, – шутила она. Единственное, с чем баба Варя так и не смирилась, так это с тем, что никак не получалось у Токмазовых собраться вместе. Сергей приезжал с Никиткой, а Жанна уезжала с ним. Каждый год обещали приехать вместе, но работа такой возможности не предоставляла. Летние отпуска у Токмазовых не совпадали. Сергей Григорьевич проводил свой неполный отпуск с Вячеславом Сухиным, школьным другом. Неполный, потому что больше двух недель Токмазов дома не задерживался, ссылаясь на работу. Вячеслав на берегу моря имел дачу и катамаран – все, чего не хватало Токмазову на севере.

Жанна, когда приезжала, не разлучалась с Нелей. Это было как никогда удобно для Жанны, ведь Неля после развода с мужем жила по соседству.

– Если так дело и дальше пойдет, – ворчала баба Варя, – то тебя постигнет судьба Нелли.

– Размечтались, – ласково обнимая бабу Варю, успокаивала Жанна, – иногда необходимо друг от друга отдохнуть. Токмазов – это моя данность. Это сильнее наших желаний, так распорядились там! – Жанна, смеясь, показала на небо.

В 91-м году ни Сергей Григорьевич, ни Жанна не смогли приехать. Никитку в августе посадили на поезд, поручили проводникам, еще кому-то из знакомых, кто ехал на юг, а здесь, на станции Тоннельная, баба Варя с Вячеславом – другом Сергея Григорьевича, Никитку встретили. Трое суток баба Варя не смыкала глаз, пила валерьянку – даже тогда, когда Никита, повзрослевший и здоровый, сошел с поезда.

– Да он почти жених, а вы переживали, – пошутил Виктор в сторону бабы Вари при встрече с Никиткой. Волненье ушло лишь тогда, когда машина въехала во двор. И непонятно откуда все взялось: сила, уверенность, обмирание сердца от радости, что перед тобой сплошная гармония. Она всюду: в доме, песочнице, лавочке, клумбе, дереве, забытых звуках… И все это Родина!!!

Счастью не было границ: Никитка только успел занести вещи, Ленька уже ждал его под балконом. Баба Варя и не заметила, когда они исчезли.

– Никитка приехал! – кричал Ленька.

– Никитка приехал… – эхом разнеслось по всему двору.

Вскоре произошло то, чего меньше всего ожидали. Звуки во дворе обрели мрачную окраску. Мужики, как всегда, играли в карты в конце двора, но при этом почему-то начали ужасно сквернословить. Раньше за ними такого не наблюдалось. Среди них появился Погремушкин. На нем не было лица. Шмелев держался за сердце и причитал: «Мы все в капкане… мы все в капкане!!!…». Сидящий на его плече попугай никак не реагировал на Марью Изотовну. Ему было не до нее. Перспектива попасть вместе с хозяином в капкан его волновала больше, чем одиноко сидящая на лавочке старушка.

– Никак война началась?! – с ужасом подумала баба Варя. И только вовремя появившаяся в квартире Неля разъяснила бабе Варе, что в стране произошел дефолт и все сбережения людей пропали. Наконец-то баба Варя осознала, что Погремушкину до конца жизни ездить на драндулете, Шмелеву ходить с попугаем на плече, а Марье Изотовне сидеть на лавочке. Потому что Погремушкин новую машину уже никогда не купит, Шмелев даже о старой не может мечтать, а Марья Изотовна никогда не переедет к сестре во Львов. Осуществить простые человеческие желания им будет не на что…

Свои несостоявшиеся мечты к общему людскому горю Нелька присовокупила тоскливой фразой: «А я такие планы строила по поводу приобретения собственной квартиры, теперь если только на угол соберу…». Пока баба Варя судорожно прокручивала в голове свои сбережения, Нелька вышла на балкон. Здесь ей никто не мешал осознать народное выражение «набитая дура!». Сколько раз говорили ей, что деньги нужно хранить дома, но она делала все наоборот. Собственно говоря, и вся Нелькина жизнь складывалась наоборот. Облокотившись на перила балкона, она безучастно наблюдала за происходящим во дворе. Марья Изотовна, погрузившись в позиционную войну со Шмелевым, припадочно размахивала перед его носом белым платком. Это было похоже на капитуляцию. Тряся платком, она исповедалась Шмелеву, что на днях хотела приобрести комод и что ее вера в человечество умерла со смертью Сталина. Мелкие ссоры еще недавно непримиримых супостатов растворились в общем народном горе. А звуковая дорожка посылала в эфир мелодию с издевательски оптимистическими словами: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди… вся жизнь впереди, надейся и жди», – звучало, как всегда, из окна на первом этаже.

На фоне песни обитатели двора выглядели карикатурно. И лишь Никитка с Ленькой, по-ребячьи соскучившись друг по другу, до одури гоняли мяч. Подача Леньки завершилась прямым попаданием в «музыкальное» окно. Оттуда выглянула девочка.

– Нельзя поаккуратнее, – грациозно обратилась она к ошалевшему от страха Никитке.

– Конечно, можно, – извиняясь за Никитку, ответил Ленька.

Позже, укладываясь спать, Никитка спросил:

– Бабуль, а ведь раньше на первом этаже никакой Лены не было?

С этого момента, уезжая на далекий север, Никитка увозил с собой часть южного дворика и нежно-грациозный облик Лены.

Дефолт коснулся всех. Кого-то в большей, кого-то в меньшей степени, в зависимости от суммы сбережений. У людей рушились планы, многие были разорены. Жизнь дворика переместилась в очередь сберкасс.