Спираль - Пол Макьюэн

Лиам поцеловал ее в лоб.

— Ступай.

Оставшись один, Лиам по пустым коридорам вернулся назад. Мэгги права — восьмидесятишестилетний старик должен каждую оставшуюся минуту проводить с семьей, а не куковать в экспериментальной лаборатории, перетасовывая гены между грибами. Но это было необходимо — он еще не закончил свой самый главный проект.

Профессор остановился у двери лаборатории, прислушался. Ни звука.

Для тревоги имелась реальная причина. За ним по пятам ходила какая-то женщина, причем с каждым днем все больше наглела, все меньше пыталась скрываться. В прошлом его дважды преследовали такие же навязчивые поклонники, что было злосчастным побочным эффектом известности, однако до сих пор это ни к чему дурному не приводило. После разговора по душам с полицией они растворялись без следа. Лиам, как положено, сообщил о женщине в полицию кампуса, но там пока не смогли установить ее личность.

Может быть, она и не замышляет ничего плохого, но как знать? По возрасту она годилась в студентки, но повадки у нее были явно не студенческие. Женщина передвигалась, как хорошо тренированный боец.

Лиам ввел несколько команд и отступил назад, наблюдая за микроботами. Потом его пораженные артритом пальцы занялись множеством других задач, пока еще недоступных ползунчикам. Букашки, например, не умели определять задачи и выделять главное: какие грибы отбраковать, а каким позволить размножаться. Не могли сами себе задавать программу действий. От внутреннего руководства многое зависит. Свою собственную программу действий Лиам задал шестьдесят лет назад, в тот самый весенний день на просторах Тихого океана. С тех пор он никому никогда не обмолвился о ней даже словом.

Мысли профессора переключились на Джейка. Как-то раз, под предлогом наблюдения за белыми оленями, он привез своего преемника на заброшенную военную базу — армейские склады Сенека, в тридцати милях на северо-запад от Итаки. Истинная цель была другой. Лиам начал постепенно открывать Джейку свой секрет, снимая один за другим покровы тайны. Парню можно было доверять — он знал, что такое война, не понаслышке.

Несмотря на частицы информации, которыми он делился с Джейком, Лиам не раскрывал свой замысел целиком. Его ученик уже знал о японском биологическом супероружии, уничтоженном четвертым в истории человечества ядерным ударом. Лиам назвал токсин его истинным именем — узумаки. Профессора охватило странное чувство, когда после десятков лет молчания он опять произнес это слово вслух.

Однако Джейк еще во многое не был посвящен. Он, например, не подозревал об иезуитских планах Лоуренса Данна, не ведал, что Лиам — тайный обладатель одного из семи латунных баллончиков. Старик профессор пока еще не признался, что наконец обнаружил слабое место узумаки.

Щелк!

Лиам замер. Звук послышался прямо из-за лабораторной двери.

— Мэгги?

От внучки можно было ожидать повторной попытки утащить его домой.

Никто не ответил.

— Джейк?

Его ученик тоже нередко засиживался по вечерам. Лиам не раз заставал его в лаборатории после полуночи.

Профессор напряг слух. Ни звука.

Лиам окинул взглядом рабочее помещение. Микроботы бегали по «ветхому саду». Экран компьютера потемнел, переключившись в режим сна.

Ничего необычного.

Щелк!

Погас свет.

2

Тинк-тинк-тинк.

Когда Лиам Коннор пришел в себя, этот звук первым проник в его сознание.

Тинк-тинк-тинк.

Старый ирландец потерял ориентацию и ощущение времени, в уме вспыхивали мимолетные, разобщенные обрывки воспоминаний. Ему — двенадцать лет, он гуляет по зеленым холмам Слиго, ищет новые разновидности грибов. Ему — двадцать два, он на борту боевого корабля в Тихом океане, рассматривает лежащий на ладони латунный баллончик. Тридцать один год — их первый собственный дом в Итаке, его жена, совершенно нагая, лениво поднимается с постели. Пятьдесят девять — король Швеции вручает ему медаль. И вот ему уже семьдесят семь — он впервые видит правнука Дилана, его перекошенное от крика свекольно-красное личико.

Тинк-тинк-тинк.

Через минуту мысли успокоились, он снова стал самим собой, нынешним — старым-престарым ирландским гномом. Восемьдесят шесть — почетный профессор биологии Корнелльского университета.

Лиам сделал попытку пошевелиться, но тело не слушалось. Он не мог поднять руки, открыть рот. Туловище вроде бы в вертикальном положении, но нельзя сказать наверное. Перед глазами плавают черные кляксы. Ничего не видно, за исключением слабого свечения откуда-то сзади. Свет поочередно принимал желтый, зеленый и красный оттенки, каждый подчиняясь собственному ритму, то нарастал, то шел на убыль.

Тинк-тинк-тинк.

Знакомый звук. Где-то он его уже слышал. Что за чертовщина?

Лиам попытался мысленно восстановить события. Он работал в лаборатории — в этом можно было не сомневаться, — копался в «ветхом саду», а затем… полный провал в памяти. Сколько времени прошло? Что сейчас — другой день или все еще вечер понедельника?

Профессор не мог повернуть головы. Сидел прямо, а пошевелиться невозможно. Кто-то подкрался и ударил сзади по голове, догадался он. В ней до сих пор звенело.

Послышался новый звук — тихий, едва слышный шелест. Пауза. Затем звук повторился.

Кто-то дышит. Профессор не сомневался, что прямо за его спиной, в темноте, очень близко сидит человек.

Тинк-тинк-тинк.

Лиам попытался открыть рот, заговорить, но губы не размыкались. Язык тоже не слушался, прилип к основанию рта.

Ученый оценил обстановку, силясь перебороть острую, как от пореза ножом, боль в переносице. Он находился в громадном помещении, похожем на половинку цилиндра. Бетонный потолок в двадцати футах над головой по обеим сторонам правильным полукругом опускался до самого пола. Профессор сидел лицом к тыльной части цилиндра — покрытой пятнами, ровной бетонной стене в десяти футах от его лица. Лиам понял, где находится: в заброшенном хранилище боеприпасов на бывших военных складах Сенека, в полной изоляции от внешнего мира. За последние четыре года Лиам провел на этой базе не один месяц, торопясь довести до конца свой последний, самый главный, тайный проект.

Из-за спины вышла и остановилась прямо перед ним женщина. Ее лицо освещал слабый, пульсирующий свет, падающий из-за спины. Лиам сразу же узнал в ней свою преследовательницу. Азиатка, почти наверняка — китаянка. На вид — от двадцати до тридцати лет, на носу — маленькие круглые очки. Китаянка наклонилась вперед, почти вплотную придвинув свое лицо к лицу профессора. Ее черты озарял пульсирующий свет — желтый, зеленый, красный. Красивая. Два совершенно симметричных шрама на обеих скулах только подчеркивали ее красоту. Одежда, даже перчатки, — сплошь черная.

Женщина включила закрепленный на стойке светильник для фотосъемки. Пленник заморгал от яркого света. Постепенно из-за белых сполохов проступили очертания и цвета предметов. Лиам опять попытался заговорить, но не смог открыть рта. Голову сжимали какие-то тиски.

Когда глаза профессора привыкли к свету, китаянка поднесла к его лицу зеркало. Она поправила его, чтобы тот мог видеть собственное отражение.

Отражение в зеркале напоминало кошмар. Голову пленника охватывал металлический каркас. Распорки и обручи удерживали череп в неподвижности, как у пациента со сломанной шеей. Металлическая струбцина с резиновыми губками намертво зафиксировала челюсть. Человек в зеркале выглядел старым, очень старым. Старше даже, чем сам восьмидесятишестилетний профессор. Морщины на лице напоминали пересохшее речное русло, из черепа во все стороны торчали клочки седых волос. Лиам был похож на мертвеца, призрака из страшной сказки о Франкенштейне, с головой, закованной в шлем для пыток.

Китаянка опустила зеркало. Оказалось, она прекрасно, хотя и не без акцента, говорит по-английски.

— Меня послал наш общий знакомый.

Родом, должно быть, из Северного Китая, предположил Лиам. По спине побежали мурашки. От ее следующей фразы у Лиама чуть не остановилось сердце.

— Я пришла за узумаки.

Тинк-тинк-тинк.

Он наконец понял, откуда брался этот звук. Опустив глаза, Лиам заметил на коленях женщины чашку Петри. По дну чашки бегали четыре блестящих жучка, каждый размером не больше десятицентовой монеты.

Ползунчики!

Микроботы с неимоверной быстротой носились по днищу, клацая о стеклянные бортики: тинк-тинк-тинк. Острые, как лезвие бритвы, лапки ползунчиков были сделаны из травленых кремниевых сегментов.

Лиам закрыл глаза. Кремний отчетливо звякал о стекло.

— Я все перерыла. Где вы его прячете?

Старик постарался сосредоточиться. Оружия у нее вроде бы нет. Если освободиться, можно еще побороться. Он был невысок, бесконечно стар, но сохранил былую резвость и умел, когда потребуется, действовать жестко и безжалостно.