Созвездие мертвеца - Леонид Могилев

А дальше и начинается вся история. Взбежав по лестнице на второй этаж ее дома — а я там раньше никогда не бывал, знал только адрес, — я позвонил, но дверь никто не открыл. Но я явственно слышал мужские голоса за дверью…

Ну что же… Девочка уже взрослая, имеет право на успех. Выйдя на улицу, я позвонил ей из автомата, но никто не взял трубку. Хорошо.

Разгуливать по городу с текстами — дело неблагодарное. А то, что девчонка их вынесла из дома, принесла в школу, — глупость невероятная. Как я вообще мог придумать такое? Но азарт, но истины свет неверный и явственный. Да и знать никто не мог в принципе. Были же фотокопии. Она понемногу мне все листы принесла, и я их переснял. Но тут захотелось более явственных доказательств. Отксеренных.

Я спрятал пакет на груди. Прямо под свитер. Пакет жесткий, почти картон. Придя домой, решил немедленно пакет переложить в то надежное место, где он и находился все это время. Там, где фотокопии. Но сделать этого мне не пришлось. Дверь в мою квартиру подалась…

Двое гостей стояли ко мне спиной. Так вот, не поворачиваясь, они и приказали мне лечь на пол. А обернувшись, чтобы бежать опрометью, я обнаружил сзади третьего, уже в маске, и приказ выполнил.

Спрашивать ничего не хотелось, да меня и не спрашивали. А гости методично, но без шума снимали книги со стеллажей, рылись в столешницах, снимали пачки газет с антресолей. Наконец, удовлетворенно хмыкнув, засуетились над некоторыми бумажками. И тут я оказался в затруднении. Бог хранил тексты или дьявол. Мне сунули в лицо фотокопии, черновики моей работы… Все, кроме подлинника. У них и мысли не возникло, что они так близко от текстов. Вот только руку протяни.

— Лежите и головы не поднимайте. Откуда у вас это?

— Так, досталось по случаю.

— По какому?

— В городе Ленинграде.

— Давно?

— Давненько.

— Где?

— В архиве. В Публичке. Случайно.

— И вы знаете, что это такое?

— Всего лишь версии. Сюжет для романа.

— Вы уверены?

— Я же ученый.

— И как нам найти этот архив?

— Я мог бы показать. Но это далеко, и все так переменилось.

— Хватит заливать.

— А ордер у вас есть? — осмелел я от отчаяния.

— Ордера на смерть не дают. Она без ордера приходит. Лежать, пока из квартиры не выйдем. Потом квартиру не покидать, она охраняется. Телефон мы сейчас отключим. Вечером поедем.

— Куда?

— В Ленинград.

— Шутите?

Мне наступили на затылок. Больно было и обидно. Я лежал на полу лицом вниз, в щеку впивалась не то спичка, не то палочка, ветка малая, сухая, и слышал, как отрывают телефонный аппарат от провода.

— Лежать еще пять минут. Потом сидеть. К окну не подходить. На лестницу не выходить. Приготовить паспорт, собраться. Вечером едем в аэропорт.

— В какой?

— Там узнаешь. Через десять минут в квартиру войдет наш человек. Сам войдет. Глупостей не делать.

Все. Дверь закрылась.

Желнин начинает расследование

Перед всякой большой работой требуется перекурить. Желнин, человек некурящий, нашел себе другое, полезное и успокоительное, занятие. Наконец-то он решил рассмотреть свое маленькое оружие, позаимствованное у одинокого хранителя очага в лесной хижине. Пистолетик-то достался ему газовый, подвергшийся некоторому простейшему усовершенствованию — рассверлена аккуратно резьба на дульном выходе и стопор подальше и поглубже срезан. Это все он уяснил, пистолетик разобрав. Нашлась отверточка в столе. Вообще много всякого полезного добра оказалось в корреспондентском логове. Даже диктофон с кассетой и новыми батарейками. Значит, в отсутствие Желнина кто-то все же сюда приходил. Если чашки, тарелки и кипятильник имели место быть ранее, то вот это «оружие» отсутствовало в последний раз. И с наступлением раннего утра нужно уходить.

Желнин пистолетик аккуратно собрал, вынул обойму на пять патронов, точно таких, какими когда-то пулял в школе на занятиях по военной подготовке. Тозовские. Из ружьеца мелкокалиберного он попадал лежа, метров с двадцати пяти, то в тройку, то в восьмерку. Стало быть, пистолетик даст метров восемь — десять кучного попадания.

Зазвонил телефон. Желнин движение к аппарату захотел сделать, но осекся. Когда звонки прекратились, подошел к аппарату и убедился, что факс включен. Через минуту опять звонки, и после пятого поползла бумажка из аппарата. План работы на неделю и авторучкой приписка: «Халил Абдулатипович! Как я и предполагал, вопрос решен положительно. Позвоните мне сегодня часу в девятом. Есть разговор». И подпись, неизвестная Желнину.

В «Уездном вестнике» давно знали, что решение закрыть газету принято, и только титанические усилия Слюнькова и его умение находить деньги не давали формального повода к пресечению существования газетки, никому не мешавшей, имевшей давнюю славную историю, менявшей названия столь же часто, как это делал сам уездный город. Предполагалось, что областная газета возьмет на себя обязанности по освещению жизни этого «угла», и корпункт, открывшийся некоторое время назад, был недружественной территорией. Желнин совершил акт измены, согласившись на сотрудничество. При закрытии «Уездного вестника» он оставался формальным хозяином территории. А все дело было в особнячке, самом красивом здании города, совершенно игрушечном и запечатленным во всех буклетах по области. Уйди Слюньков с газетой в другое предлагаемое место, освободи территорию — даже денег бы получила газетка. Жила бы и дальше, и славный Слюньков с ней, и Серега Желнин с компанией. Особнячок не давал покоя новым хозяевам жизни. Сущая игрушка. Архитектор оттянулся в XIX веке здесь вовсю.

Но было кое-что, оправдывающее Слюнькова. Вот уже сто лет газета располагалась именно здесь. Сюда конки везли корреспондентов после краткой остановки императорского поезда или оглашения приговора известному медвежатнику, взятому местной полицией. Традиции — великая вещь. И то, что Желнин пошел на поводу у разрушителей традиции, коврижки захотел скушать незапланированные, ему аукнулось. Бог-то, он все видит, вот и загнал его в нелегалы. Однако от иглы ночной в больнице уберег, а это значит, что не совсем конченый Серега Желнин. Зачем-то он еще нужен.

Таинственный Халил Абдулатипович не станет размышлять о том, что хорошо, а что плохо. Он будет вести себя разумно и материалы давать качественные. Только ни одного человека с таким именем в городе Желнин не знал. А добродушного и веселого из области не пришлют. Конец «Ведомостям». Нужно позвонить Мощеному. И уходить.

— Ты как, Михаил Васильевич?

— Нору тебе нашел. Можно двигаться.

— Уж заметно рассвело.

— Не беда. Поедем в Култешево. На мотоцикле. С коляской. Ты в плаще с капюшоном. Как и положено. Я у тебя буду через десять минут. Мотоцикл еще с ночи привел в боевое состояние. Ты не переживай. Выходи ровно через десять минут и стой, ну хотя бы в телефонной будке на углу. Все равно там аппарат не работает.

— А в Култешево?

— А в Култешево все есть. Не сомневайся.

Мощеный не подвел. Ровно через десять минут и тридцать секунд он сидел в коляске драндулета, одетый в обещанный плащ с капюшоном.

Култешево, поселок в пятнадцати верстах, — не лучшее место для времяпрепровождения. И проехать туда затруднительно, после снегопада и на мотоцикле. Но за Култешево леспромхоз, и кругляк везут сейчас сильно. Потому дорогу пробили лесовозами и накатали. Домчали за сорок минут. В Култешево у папаши Мощеного брат, который сейчас с бригадой на халтуре. Дом не то что бы особняк, но и не собачья будка, а главное, телефонизирован. Брат раньше работал на станции, и к нему провод кинули, а снимать никто не стал. Звонить можно через восьмерку, и никто счетов не выставит. Полный коммунизм. Телефон проходит как служебный, а в конторе железнодорожной — родственница Мощеных.

Миша мотоцикл во двор загнал, поставил в угол, заботливо вкатил под навес. Дом, судя по внешнему виду, нуждался в хозяине.

— Пьет братан папашин?

— Не то слово. Вообще трезвым не бывает.

— А деньги откуда?

— Он плотник, столяр, каменщик. Сейчас дом в Кулакове строит один буржуй. Вот дядя и вкалывает.

Мощеный тем временем отыскал ключ в условленном месте, открыл дверь. Примерно с час они прибирались в комнате, выносили мусор и объедки зеленые.

— Печь здесь хорошая. Дядя отладил.

И действительно. Едва он поднес спичку, пламя вспыхнуло, как в горелке, потянулось вверх. Печь загудела.

— Сейчас картошечки. Этого добра у него хватает. И капустки в погребе. Может, еще чего.

Но больше ничего не отыскалось. Тогда Желнин выдал племяннику хозяина дома сто рублей и отправил за припасами. Часов в десять вечера Мощеный выпил бутылку водки, закусил тушенкой и картошкой в мундире и уехал.

Соседи Николая, как звали хозяина, появились вскоре, убедились, что не посторонний здесь, да и сам Миша оповестил кого мог, водкой никого он угощать не стал, понимая, что в этом случае посетители встанут в очередь. По версии Мощеного, Желнин — это армейский товарищ его, который ждет Николая, чтобы с ним потом подшабашить. Николай ожидался через неделю и был о постояльце оповещен каким-то образом. То есть не возражал. А за неделю много воды утечет, и вообще можно здесь и дольше пожить, если Николай не против.