Привет, Ангел - Глафира Душа

Дальше он как-то сбился, голос сорвался. Музыка затихла. Рита зашла. Полумрак, свечи, цветы… В этот вечер между ними случилось нечто такое… Никто из них не мог бы выразить это словами. Будто бы они были какое-то время одним существом, чем-то единым, неделимым, целым… Он не чувствовал, где кончалось его тело и начиналось ее, где ее дыхание перетекало в его, где чье сердце билось, где чей пульс колотился… Они так взаимопроникли друг в друга, что опомнились где-то уже глубокой ночью.

Она сидела на ковре, прислонившись спиной к дивану и откинув голову на скомканную простыню, а он сквозь пелену какую-то (Боже, неужели это слезы?) наблюдал испарину на ее лице, растрепанные волосы, часто вздымающуюся грудь, и только три слова бесконечно крутились в его голове: «Господи, какое счастье!» и опять: «Господи, какое счастье!»

Рита долго ворочалась после музея. Ой, да что ж такое? Завтра рано вставать на самолет, надо бы выспаться, а она какая-то возбужденная. Переволновалась, что ли? Да вроде бы нечего ей волноваться. День прошел отлично. Да и вообще вся поездка удалась. Настроение хорошее. Может, вина лишнего выпила? Тоже вряд ли! Бутылку вина на трех женщин за вечер. Разве это много?! Мама вон спит себе спокойно, а ей что-то все неймется…

Прикрыла глаза, стала сначала считать, надеясь скорее уснуть, потом стихи читать, потом песни про себя напевать, убаюкивать себя как будто бы…

Вспомнилось «Этот город называется Москва…» Ей Алексей пел. Единственный раз в жизни слышала, а запомнила сразу и всю – от начала до конца. Эх, Алексей, Алексей! Такая боль, такая ты заноза в моем сердце! Вроде и полегчало уже, а как вспомнилась песня эта, так глаза и защипало…

Такой вечер тогда у них был удивительный! Неповторимый! И хотя рядом с ним она всегда как будто растворялась в пространстве, таких сильных ощущений Рита больше не испытывала. Ей казалось, что ее будто уже и нет вовсе. И в то же время – она – это вся вселенная. Потом только, спустя какое-то время, попав на психологический тренинг (это когда мама ее пыталась после похорон вернуть в нормальное русло), Рита услышала, что подобная реакция называется измененным состоянием сознания. Надо же, удивлялась она тогда, не представляя себе, что способна на такое. Оказалось, что люди прилагают огромные усилия, чтобы достичь этого состояния, чтобы побыть в нем какое-то время, а она только прикасалась к любимому – и, пожалуйста, уже в измененном состоянии. Фантастика!

Он не был полностью открыт для нее, не был понятен ей до конца. Чем занимается? Какими делами? Вроде бы чиновник. Но что-то уж слишком крут. Слышала обрывки разговоров Алексея и ужасалась. Грубый, резкий, бескомпромиссный, он мог заорать, мог без стеснения заматериться, мог оборвать разговор на полуслове, бросив трубку и оскорбив собеседника. Потом извинялся перед Ритой, мол, прости, что пришлось стать свидетельницей разговора. Но на самом деле никакой вины за собой не чувствовал, а извинялся только из мнимого следования этикету.

Ведь если вдуматься: извини не за грубость, не за жесткость, не за бестактное отношение к людям, а за то, что услышала…

Она догадывалась, что не все чисто в его жизни, что такие деньги не могут быть зарплатой… но задавать вопросы не решалась. Однажды попыталась высказать недовольство его деспотизмом. Но ничего хорошего из этого не вышло. Он и ей нагрубил, буквально заткнув ей рот резким высказыванием: «Не лезь, куда не просят!» Она отвернулась к окну. Они ехали тогда в машине. Ей было стыдно и перед водителем, и вообще стыдно… Но он быстро остыл, приобнял ее. Рита отстранилась, обиженно отвернувшись и хлюпнув носом.

Алексей сделал знак водителю остановиться около цветочной палатки. Вышел и купил ей… все цветы, которые там были. Букетов десять—двенадцать плюс отдельные цветы без счета. Продавщица не поверила такой удаче. Даже переспросила:

– Я не расслышала, простите! Какой вам букет?

– Мне все букеты!

– Как все?!

– Да, все букеты и все цветы! Несите быстро в машину. Сейчас вам водитель поможет.

И, не торгуясь, выложил перед ней стопку тысячных купюр.

Цветами был усыпан весь салон, весь багажник. Алексей улыбался, стараясь загладить досадный промах. А Рита уговаривала себя смириться: «Ну что ж теперь делать? Не все люди мягкие, далеко не все! Я же его не переделаю, не исправлю. Раз у человека такой характер, значит, он и живет соответственно. Что я могу? Или терпеть, или уходить. Разве я готова уйти? Нет, конечно! Значит, остается смирение. Зато в этой жесткости есть, наверное, свои плюсы. Вон как здорово он маме помог в прошлом месяце!»

Ситуация с мамой развивалась следующим образом. Марина Владимировна путем долгих ухищрений, экономии и продажи нескольких украшений смогла скопить десять тысяч долларов. Было это довольно давно – чуть ли не три года назад. И как раз в момент раздумий – а в какой бы банк и под какой процент ей положить такое неслыханное богатство – позвонил давний приятель. Не то чтобы очень близкий, но довольно приятный в общении, и спросил:

– Марин, нет ли у тебя возможности помочь мне с деньгами?

– Помочь – это как? – переспросила та.

– Я бы взял у тебя под хороший процент несколько тысяч долларов. На год.

– Ой, а как это? Я никогда с такими операциями не сталкивалась.

– Ну ты даешь мне, к примеру, десять тысяч долларов под тридцать процентов годовых. Значит, в конце года я отдаю тебе тринадцать.

– Это, правда, большой процент. А как мы оформим бумаги?

– Напишу тебе расписку, копию паспорта приложу. Думаю, обойдемся без нотариуса. Мы ж друг друга столько лет знаем. Ну как?

– Знаешь, – Марина рассмеялась, – на ловца и зверь бежит. Я как раз озадачена вопросом, куда бы вложить десятку. Банки гораздо меньший процент предлагают.

– Ну вот видишь! Значит, решено?!

– Послушай, а тебе разве выгодно самому под такой процент деньги брать?

– Мне для бизнеса нужно. Это нормально.

Я часто таким образом деньги привлекаю. И кредиторы довольны, и у меня все складывается как надо.

– Ну что ж, давай попробуем.

И Марина Владимировна без особых колебаний взяла незатейливую расписку с приятеля и отдала ему деньги. Мечтала она отдельную квартиру для дочери приобрести. Или ей эту оставить, а себе пусть бы в пригороде или в ближайшем подмосковном городке что-нибудь приобрести. Ритка – вон уже – невеста. Надо бы ей свою жизнь строить самостоятельно.

Но прошел год. Прошло полтора. Приятель как-то странно реагировал на звонки Марины. Вечно занят, вечно не может разговаривать… Обещает перезвонить позже, но никогда не перезванивает. То он в отъезде, то в командировке, то абонент недоступен, то домашние его не в курсе, где он и когда будет. В общем, неприятное чувство возникло у Марины. Поняла она, что обманули ее, кинули, как теперь говорят. Уже и два года прошло, а приятель все скрывался. Она и в офис к нему приезжала, и домой. Он ее в открытую, не стесняясь, выгнал: