Привет, Ангел - Глафира Душа

– Ритуль, ты посмотри, мужики аж шею сворачивают, глядя на тебя!

– Где?

– Да вон мужчина какой-то… Взгляд оторвать не может.

Рита опять увидела его. Тот же мужчина с тем же мальчиком – через два столика от них. Да, это опять он.

– Мам, ты знаешь, он на меня и в музее смотрел. Может, наш знакомый? Тебе не кажется?

– Да нет вроде. Не узнаю.

– Ну и ладно. Пусть смотрит.

Девушки допили вино, заказали чай, десерт, ягоды.

Они расслабились, раскраснелись. Рита больше не обращала внимания на того мужчину. А если бы обратила, то единственное, чему она могла бы удивиться, так это его манере пить чай. Мелкими-мелкими глотками, не по-мужски, а как будто по-детски… И если бы она пристально понаблюдала за ним, то наверняка бы уловила сходство… Ее в Алексее ничто так не раздражало, как именно эта манера пить мелкими глотками. Вернее, ее в нем вообще ничего не раздражало, кроме этого. Но в конце концов, даже если бы она и заметила… Да мало ли в мире мужчин с подобными привычками. Тем более что она и не приглядывалась и вообще демонстративно пересела к нему спиной.

Когда Алексей готовил свой план «ухода», ему казалось, что он продумал все. И слово «продумал» здесь даже не совсем точно. Дело в том, что во времена своей молодости Алексей учился в Высшей школе КГБ, и то, чему их там учили, вошло в его плоть и кровь навсегда. Поэтому он не просто продумал, а обосновал, просчитал наперед несколько возможных вариантов развития ситуации, предусмотрел все нюансы и мелочи. Например, он понимал, что, меняя только лицо, риск быть узнанным все равно остается. Поэтому надо менять и форму ушей, и прическу, и цвет глаз. Это оказалось не так трудно. Гораздо сложнее обстояли дела с походкой, осанкой, голосом, с манерой держать сигарету, с привычными жестами. Пришлось работать и над этим. Он теперь ходил с тростью или зонтом, будто слегка прихрамывая. Трость ему помогла и даже очень – невозможно же постоянно контролировать походку, а так любому бросится в глаза, что человек ходит с палочкой, и уж не важно, насколько он сильно на нее опирается, опирается ли вообще, важно, что она сопровождает облик этого человека. Правда, в этом случае надо было постоянно держать внимание на пробежке во время утренней зарядки. Поэтому он бегал не очень быстро, припадая на одну сторону, делая вид, что у него есть некоторые проблемы с ногой.

С курением тоже было непросто. Он видел для себя два варианта. Либо перейти на сигары, либо бросить совсем. Он выбрал второе, поскольку это решение убивало сразу двух зайцев: избавление от лишних особых примет и заметную прибавку в весе, которая, как правило, сопровождает резкий отказ от курения, что в его случае было только на пользу, поскольку меняло и внешний облик, и размер костюма, и пропорции фигуры, и осанку.

Голос, благодаря отказу от курения, тоже изменился: стал менее хриплым, дыхание освежилось, что, естественно, не могло сделать его неузнаваемым, но все-таки каким-то образом добавляло изменений в его внешний вид.

Но и это еще не все. Из опыта своих ученических лет он помнил, что человека, изменившегося до неузнаваемости, может выдать, казалось бы, совершенно невинная вещь, а именно: набор продуктов, которыми тот ежедневно питается. Оказывается, любой человек ест всегда примерно одно и то же. И в любой стране мира, в любом магазине берет именно те продукты, которые любит, знает, к которым привык. И в истории разведки известны случаи, когда люди попадались именно на этом.

Алексей данный вопрос решал просто. Если в супермаркет отправлялась жена, то покупала она его любимые паштеты, свиную колбасу и прочие деликатесы. Сам же он, выбираясь в магазин, накупал круп, сыров, молочные продукты, сладости для сына, фрукты для всей семьи. То есть подловить его в этом действе тоже было непросто.

А вот что касается манеры пить чай… Откуда он мог знать, какими глотками он пьет. Это же только со стороны заметно, да и то только очень близким людям. Да и то сомнительно: для одних глоток кажется мелким, для других нормальным. А уж ему самому вряд ли придет в голову идея переоценки своих мельчайших привычек. Хотя, опять же рассказывали им на учебе, жесты зачастую «сдавали» людей, потому что и жесты, и манеры, и привычки суть натура человека, которая именно через них и проявляется. Можно ли изменить манеру чихать? Сморкаться? Протирать очки? Поправлять волосы? Зевать, смеяться, хмурить брови? Возможно ли это? Вряд ли!

Но поскольку Алексей был «подкован» по всем статьям, то он старался контролировать все и вся, риск его узнавания таким образом сводился к минимуму.

Да и с пластическим хирургом он после операции тоже разобрался по всем правилам конспирации. Нет больше того хирурга. Попал в автомобильную катастрофу. Насмерть… Надо же, такая нелепая авария! И медсестра операционная… Тоже как-то нелепо… несчастный случай… Удар током. У себя дома. Какие-то проблемы с проводкой, видимо…

Вообще Алексей все свои вопросы решал всесторонне грамотно и практически безупречно. То, что Рита его не узнала, было не просто проверкой. Это была победа! И какой же он молодец, что с сыном ее не знакомил, что никаких фотографий семейных не показывал – ни жены, ни ребенка. А то узнала бы сына, кинулась бы расспрашивать… А он ведь специально смотрел пристально. Он ведь осознанно хотел обратить ее внимание на себя. Это удалось. Вниманием он ее завладел, даже раздражал ее… Но не узнала. Не признала. Не почувствовала.

Вот и отлично! Вот и молодец он! Однако наряду с победоносным чувством радости и торжеством успеха грусть все разливалась и разливалась внутри него. И плевать ей было – этой грусти – и на его торжество, и на его успех.

Душно становилось ему… Грусть перерастала в тоску. Тоска – в боль. Боль – в страдание!

Той ночью он не спал совсем. Давно затих сын в своей комнате. Давно засопела жена рядом с ним. А он лежал, то закрывая глаза, то открывая и вспоминал… вспоминал…

Как он умудрился полюбить? Этот вопрос был для него самый главный. Он был по своей натуре дерзок, жесток, безжалостен. К женщинам испытывал чисто потребительский интерес. Жену уважал, но тоже как-то… в меру. Без придыхания. Сына любил, конечно. Но это ребенок. К нему любовь другая. Родителей опять же… Это понятно. Хотя тоже как на это посмотреть. Не пожалел же их, не предупредил о придуманном сценарии. Они же в полной уверенности, что потеряли сына. Отец после похорон в больницу с сердцем попал. Мать постарела резко, сгорбилась… Как-то сразу превратилась в старушку… Но он их после этого и не видел. И не знал о них ничего. Так что к вопросу о родительской любви у него отношение непростое.

А вот с женщинами было все просто, неинтересно, заранее известно. Скорее всего, женщины были для него одним из каналов сброса отрицательной энергии. Пить он особенно не пил, казино не любил. Спорт? Поскольку постольку. Оставались девушки. С ними он мог вести себя по-разному – бесцеремонно, грубо, вяло, нагло, расслабленно, лениво, бурно, ненасытно – в зависимости от того объема агрессии, раздражения и злости, который был накоплен в нем к моменту очередного свидания. Ни одна женщина не задерживалась надолго. Ни одну, видимо, не устраивало такое потребительское отношение. Он подчас и про цветы забывал, не говоря уж о подарках, которых от него ждали. Он ведь человек-то очень небедный… Поэтому дамы, вероятно, рассчитывали и на интересный вечер, и на изысканные ухаживания, и на угощение, и на презенты. А в итоге получали грубый напор, ярко выраженный мужской эгоизм и ощущение явного использования.