Как я стал альпинистом - Наталия Губина

– Мне Святик сказал, что после ужина мы будем петь песни у костра до самого отбоя, – отчего-то прошептал он, будто это тайна какая.

Песни у костра – это, конечно, хорошо. Но вот почему он головой вертит всё равно непонятно.

– И чего? – решил уточнить я.

– А может, танцевать будем? – проговорил он так тихо, что я едва расслышал.

– Танцевать?! – захохотал я. Вот Данька, как чего ляпнет! Это надо же такое придумать: танцевать в лесу!

– Да тихо ты! – дернул он меня за руку и скосил глаза на Олю. – Помнишь, у нас огонёк был? А я побоялся её пригласить? Я решил, если будем танцевать, то обязательно приглашу. А еще у костра сяду рядом, вот!

С моим Данькой, конечно, не соскучишься. Рядом он сядет! А чего с ней сидеть-то? Вот если напротив сидишь, можно смотреть вперёд. Как будто бы не на неё, а видно. А рядом? Это же голову придется поворачивать, все заметят. А главное, она заметит. А уж танцевать приглашать вообще глупость! Это же Оля! Она ведь откажется и еще глянет так, что танцевать навсегда расхочется.

Я хотел объяснить всё это Даньке, но тут подошла наша очередь, и я отвлекся на еду. Может, оно и к лучшему. Данька у меня упрямый, если уж вобьёт что в голову, не вытащишь. Еще и обидеться может: мол, не понимаю я его.

С гречкой и чаем мы расправились быстро и, пока дежурные мыли посуду, побежали переодеваться: к вечеру на нашу полянку слетелись комары и напали на голые руки-ноги.

В палатке все было перевернуто вверх дном. Это Вовка с Валеркой играли в войнушку: окапывались в рюкзаках и стреляли друг в друга шишками.

– Где все мои носки? – недовольно пробурчал Данька, поднимая то одну, то другую вещь.

– Возьми мои, – предложил я.

– Они по цвету не подходят, – заявил Данька, продолжая перерывать раскиданные вещи.

Я стал кататься по палатке, держась за живот, и всхлипывать:

– Ой, не могу, по цвету. Данька! По цвету не подходят!

– Дурак, – сообщил мне Данька и вылез совсем без носков.

«Сам дурак, – подумал я. – Вот возьму и обижусь».

Так я и сделал. Нет, а что? Обижаться только ему можно, что ли?

Подойдя к костру, я увидел Даньку, который ерзал на бревне рядом с Олей. Показал ему язык и назло сел напротив. И даже не стал ему говорить, чтобы он не глупил с танцами.

С другой стороны от Оли сидела Светка и что-то шептала ей на ухо. Оля пожимала плечами и улыбалась. Вдруг Светка встала, подошла ко мне и спросила:

– Можно я тут сяду?

– Валяй, – ответил я. А что? Мне не жалко. Видно, она тоже на Олю обиделась, раз отсела.

Со всех сторон к костру подтягивались ребята, скоро мест на бревнах почти не осталось.

– Двигайтесь ближе, – сказал нам какой-то паренёк, – всем сесть надо.

Светка придвинулась ко мне вплотную, а я сразу пожалел, что обиделся на Даньку. Прижиматься к Светке было как-то неудобно. Данька же напротив, счастливо улыбался, зажатый между Олей и каким-то парнем. «Тоже мне, друг», – подумал я.

Но скоро зазвучали гитары, и я забыл обо всем на свете. Играли двое: Игорь Петрович и тот дядя, который принес наши билеты. То есть, играть-то они еще не начали, а терзали струны, пытаясь найти нужное звучание. Настраивали инструмент! Я прислушался, стараясь уловить каждый вздох струны. Пока гитара лежала – это была всего лишь деревяшка, но как только её брал в руки кто-то, вроде нашего Игоря Петровича, струны оживали и торопились наперебой поведать мне свои истории.

– Что споем? – спросил Игорь Петрович, оглядывая собравшихся.

– Давай нашу, как обычно, – подмигнул ему бородатый дядя.

Тут они вместе ударили по струнам и запели:

«Нет мудрее и прекрасней средства от тревог,Чем ночная песня шин.Длинной-длинной серой ниткой стоптанных дорогШтопаем ранения души».

Вот эта фраза меня озадачила. Я все думал, как же это можно дорогой штопать. Я даже попытался это представить, но не смог. Пока я размышлял, песня закончилась, а я расстроился, потому что всё пропустил. Но после небольшой паузы, Игорь Петрович хитро заулыбался и стал насвистывать веселый мотивчик, не забывая перебирать струны. Зазвучала новая песня, про пиратов:

«Что ж, если в Портленд нет возврата, пускай несет нас черный парус,Пусть будет сладок ром ямайский, все остальное – ерунда.Когда воротимся мы в Портленд, ей-богу, я во всем покаюсь.Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда».

Многие стали ему подпевать, а я не знал слов, поэтому просто раскачивался в такт и открывал рот. Я представлял себя на борту пиратского корабля. В руке у меня была сабля, а один глаз закрыт черной повязкой. Песни сменяли одна другую, и я совсем забыл о Светке, прижавшейся к моему боку.

И вдруг мои мечты нарушил голос Егора:

– А давайте что-нибудь лирическое и потанцуем!

– Потанцуем? – удивился Игорь Петрович.

– А что? – не растерялся Егор. – Музыка есть, звезды вон есть, романтика в чистом виде, а танцев нет.

– Такого у нас еще не было, – развел руками бородатый дядя. – Ну что же, танцуйте! Чего, Игорян, давай «Ты у меня одна», что ли?

И они запели на два голоса. Игорь Петрович пел чуть медленнее, как бы эхом повторяя слова. Это было очень красиво, я заслушался, но не забывал поглядывать на Даньку. Тот сидел и не шевелился.

– Подбодри друга примером, – раздался над моим ухом голос Егора.

– Ты что, подслушивал? – сообразил я, вспомнив, что в очереди он стоял за нами.

– Ой, да ладно тебе, я же помогаю!

– Ты подслушивал! – повторил я.

– Подслушивал, не подслушивал… Иди танцуй. Вон Светка скучает.

– Я? А я тут причем? Данька хотел, вот пусть и танцует теперь.

– Иди, я тебе говорю. Он один побоится.

– Не пойду, я не маленький.

– Вот и я говорю, не маленький уже, чтобы стесняться танцевать!

– А я, может, не хочу с ним танцевать! – вдруг выкрикнула Светка, вскочила с бревна и побежала в палатку.

– Дурак ты, Пашка, – разочарованно протянул Егор.

Сговорились они, что ли? Сейчас-то я что не так сделал?!

– А друг твой умней оказался, – продолжил он. Я поднял голову и увидел Олю и Даню, смешно покачивающихся совершенно не в такт мелодии. Данька при этом еще поднимал то одну, то другую ногу и хлопал себя по ступне, сгоняя комаров. А я ему говорил, между прочим, одеть мои носки. И вот кто после этого «дурак»?

Песня закончилась, остановив этот нелепый танец. Данька улыбался. Оля, как ни странно, тоже. Я так и не смог понять, чему они радуются. Решил только, что с Данькой надо мириться и в следующий раз не выпускать его вечером без носков.

История девятая. Лекция о пользе бинтов и о вреде необдуманных поступков

Запрещают всё на свете!Здесь не стой, того нельзя!Что же можно на планетеПод названием Земля?Вилку сунуть мне в розеткуЗахотелось вечерком,А потом лизнуть железкуНа морозе вдруг тайком.Я уже почти собрался,Трусом быть я не хочу!Ни к чему и вам пугаться,Если что – пойдем к врачу.Есть профессия такая,Значит можно нам с тобой,Хоть всерьез, а хоть играя,Перепробовать всего.Друг смеется, пальцем тычет.В чем же дело? Не пойму…Говорит он: «Друг мой, ты жеПросто глупый на беду.В чем же смелость? В чем же доблесть?В чем же подвиг, если тыНе спасаешь, только вдовольНатворишь ты ерунды?Смелый тот, кто долго-долгоНад учебником корпел.И спасать теперь он должен,Тех, кто думает, что смел».

Дни сменяли друг друга с невероятной скоростью, но каждый из них успевал подкинуть нам новые испытания. Вот сегодня мы должны были стать лекарями. Мы сидели на тренировочной поляне и слушали довольно скучную лекцию Игоря Петровича про ожоги и вывихи.

Данька, как обычно задумавшись, ковырялся в носу, а я пытался подкинуть вверх шишку, поддев её прутиком. Шишка взлетать отказывалась, и я начинал немного на неё злиться. Бросив это занятие, я откинул прутик и стал оглядываться, думая, как бы мне еще себя развлечь.

– Первая помощь при переломах заключается в наложении шины из подручного материала, чтобы зафиксировать место перелома и области суставов, расположенных выше и ниже его. В безлесной местности иногда может случиться, что для шины не найдется ни пучка хвороста, ни палки. Тогда поврежденную руку рекомендуется прибинтовать к туловищу, а ногу – к здоровой ноге, – заученно талдычил Игорь Петрович.

По всему было видно, что ему и самому скучно. Он всё поглядывал на самодельный скалодром и, даже не замечая этого, потирал руки. Кинув очередной взгляд в сторону воронки, он вздохнул и решительно повернулся к ней спиной.