Город смерти - Виктор Глумов

Вадим встряхнул ее, еще раз встряхнул. Заглянул в лицо. Она зажмурилась. Только когда разлепила веки, Вадим понял, что это не Светка. Точнее, не совсем та Светка. У этой отсутствовал левый глаз. Лицо было грязное, губы шелушились, а брови никогда не знали пинцета. Он вспомнил тонкий розовый шрам на веке Светки-настоящей. Когда она нервничала, шрам краснел.

— Оставь, я больна, я ничего плохого тебе не сделала!

— Извините…

Вадим отпустил ее, и девушка побежала, спотыкаясь. Никто не обратил на нее внимания. Ретируясь, он едва не упал. Уселся на Эйприл и впал в ступор. Память снова и снова прокручивала дурацкую сцену. В таком состоянии его застала Сандра. Положила руку на плечо, легонько встряхнула.

— Я тут тебе камуфляжик прикупила. Вот, куртку накинь… Эй, Вадик, что с тобой?

— Пожалуйста, — процедил он. — Не называй меня… Ва-а-адиком…

— Не пугай меня! Что?!

— Я только что видел знакомую… Свету. И она меня не узнала. Понимаешь?

— Нет.

— Это значит, что у нас есть двойники… или наши продолжения. Или мы их продолжения. Ну, теперь-то дошло?

— Что именно должно дойти?

— Что тут есть я! А там есть ты! И у тебя лицо уж больно знакомое, мы, скорее всего, встречались.

— Ничего себе! А если я умру здесь, что станет с моим дублем? Дуба даст… или нет? Тут же большая часть народу вымерла, а у вас живы все…

— Тут есть второй я! Нужно его найти, он нам поможет!

Сандра почесала переносицу и сказала:

— И где ты его искать будешь?

— У себя, конечно! У меня комната в коммуналке, от бабушки досталась. Там лет сто уже ничего не менялось. Садись, давай!

Бульвар Вадима вогнал в глубокую тоску: не было деревьев, где он играл в детстве, не было стендов, на которых художники выставляли свои картины, газон зарос бурьяном. Вадиму было интересно, есть ли в этой реальности Храм Христа Спасителя или все-таки остановились на бассейне, но он решил потерпеть. Двойник важнее.

Дом тоже оказался цел — он пережил революцию и, в мире Вадима, перестройку, а в этой реальности — мировую войну.

Путь в родной подъезд закрывала решетка, за которой дремал мужик в рваном жилете неопределенного цвета.

— Да ты богат, — прошептала Сандра, отвечая на жалобный взгляд-вопрос Вадима, — наверное, к барончику прибился и в торгаши заделался.

— Как нам войти? Тут охрана!

— Цыц. Веди себя естественно, обними меня… Вот.

— Что ты задумала?

— Главное, молчи.

Девушка попыталась открыть дверь, ударила ее ногой — охранник встрепенулся, направил на нее ствол. Увидел Вадима и разинул рот.

— Что таращишься, открывай! — прикрикнула Сандра.

— Так ты минуту назад проходил! — Он выпучился на Вадима.

— Это ты охраняешь хреново. Распустились вконец! — продолжила наседать Сандра. — Видишь, он уже и выйти успел, и меня встретить…

— И прическа… женщина… хммм… Прямо настоящий.

— До трех считаю. И раз, и два…

Замок щелкнул, и, охранник, чухая в затылке, пропустил жильцов.

— Мотик заведи внутрь! — велела ему Сандра. — Сопрут — с тебя спрошу!

— Как скажете… — Холуй согнулся в поклоне.

С каждой преодоленной ступенькой уменьшалась уверенность в том, что они все делают правильно. У старой двери Вадим замешкался, не решаясь постучать. Этот потертый бордовый дерматин он помнил с детства. Здесь должна быть новая дверь, железная, которую поставили пять лет назад! Вадим будто вернулся в свое детство, когда бабушка была жива. Вот сейчас она выйдет, улыбнется, потреплет волосы…

— По крайней мере, — прошептала Сандра, — ты… то есть он, живет здесь.

Скрепя сердце, Вадим постучал и втянул голову в плечи. Донеслись шаги, в квартире завозились, и его собственный голос — боже, какой он, оказывается, отвратительный — прогнусил, растягивая слова:

— Колечек, ты уже пришел?

— Э-э-э, открывай! — Вадим попытался придать своему голосу твердость.

Дверь распахнулась… Вадим словно смотрел в зеркало: перед ним стоял он, с точно таким же удивленным лицом, только он-здешний выглядел постарше, светлые волосы ниспадали на плечи, и в ухе поблескивала серебряная серьга. И одежда… жилет в обтяжку, черные брюки — тоже в обтяжку.

— Ты кто такой? — Хозяин оправился от шока.

— Давай мы войдем, а? — Сандра оттолкнула его, не дождавшись приглашения, Вадим поспешил за ней, осмотрел квартиру.

Здесь, похоже, она принадлежала ему целиком. Вот бабушкин пузатый комод, который отправился на свалку сразу после ее смерти, трюмо с почерневшим зеркалом, скрипучий пол… а вообще, чистенько. Только пахнет чем-то… Немытым телом, застоявшимся потом, грязными носками. Дерьмом тянет из санузла.

Сандра по очереди открывала двери в комнаты, заглядывала. Обернулась, скорчила удивленную рожицу. Вадим замер напротив двойника. Уперев руки в бока, хозяин с возмущением воскликнул:

— Да вы… Сейчас охрану позову! Почему вас вообще впустили?

Сандра подошла к нему сзади, чем-то ткнула в спину — хозяин дернулся.

— Посмотри на него, и ты поймешь. Не бойся, мы поговорим и уйдем.

— Ну, знаете… Такие резкие. Давайте присядем. Выпьем. Не надо стрелять, пожалуйста!

— Заткнись! — Сандра выглянула из-за плеча хозяина и обратилась к Вадиму. — Ты до сих пор уверен, что это хорошая идея?

— Давайте не будем стрелять? Давайте ласково… Ты… Ты мне кого-то напоминаешь. Ты сердишься, милый?

— Я — это ты, — брякнул Вадим. — И ни хрена я тебе не милый!

В глазах двойника вспыхнул нехороший огонек, неожиданно его гнев сменился милостью.

— Ну что ты, ми… Извини, друг. Чего ты сердишься, что случилось? — Улыбка, сочащаяся дружелюбием.

— Понимаешь, — начал Вадим. — Я случайно попал сюда…

— Ага, — перебила его враз помрачневшая Сандра. — Из мира, где войны не было вообще, представляешь? Видишь, как там люди одеваются? Колечко золотое, ты правильно заметил. И туфли… здесь таких нет даже у лунарей, отвечаю! И Москва там… сколько миллионов живет?

— Если вместе с понаехавшими, то больше десяти.

— Во-во, десять миллионов. Все обуты, обогреты и накормлены. Хотели тебя туда забрать, но передумали.

Вадим собрался было возмутиться беспардонным поведением Сандры, но передумал, заметив, что лицо двойника посерело. Она лучше знает правила этого мира, и, похоже, мотивации его собственного дубля для нее — открытая книга.

— О, друзья… Я просто растерялся! Дружочек, милая, опусти пистолет. Поговорим, выпьем, а?

И опять эта гадостная улыбка. Вадим глянул в зеркало, попытался ее изобразить. Нет, у него манеры получше.

— Почему бы нет? С удовольствием! — сказала Сандра, положив пистолет на стол.

Когда двойник удалился в кухню, она прошептала:

— Голубец хренов. Шестерка. — Смачный плевок на паркет. — Шлюха.

— Это я-то — шлюха?

— Он. Какой он весь мане-е-ерный. «Колечек, дорогой, это ты?»

— Но ты же не подумаешь на меня… я вообще гомофоб!

— Понял, что происходит, да? Он разглядел в тебе богатенького и теперь, если пожелаешь, задницу залижет до плоского состояния! Тьфу, гнида! Он нам не помощник, потому что шлюха. А че, рожа смазливая, на вид чистенький.

Вдруг она запрокинула голову и рассмеялась, аж ногой затопала:

— О-о-о! «Веди себя естественно… Обними меня». Ох… охранник — на меня… «прямо настоящий». О-о, сейчас лопну! Мы-то не знали… вот удивился мужик!

— Вы чего тут? — кокетливо проговорил высунувшийся из кухни хозяин. — Уже скоро. Еще чуть-чуть, и вместе посмеемся.

— Хоть поедим на шару, а то башка кружится, — шепнула Сандра.

Вадим промолчал. Ему безумно хотелось сбежать от этой пародии на себя. Неужели он, попади в такие условия, тоже стал бы шлюхой-голубцом? Нет, лучше подохнуть от голода!

— Интересно, если убить, — он кивнул в сторону кухни, и его передернуло, — это, что будет со мной?

— Убиенный кусочек вселится в тебя, и тебя потянет к мальчикам.

Теперь сплюнул Вадим.

Из кухни, виляя задом, вышел дубль с чайником (бабушкиным огромным фарфоровым чайником со слониками!), водрузил его на стол, рядом с бутылью темного стекла. Сел, закинул ногу за ногу, поправил волосы. Вдруг вскочил, убежал и вернулся с тарелкой печенья.

— Вот, чем богаты. Не побрезгуйте!

Вадим отправил в рот плюшку — жареное тесто, посыпанное сахарной пудрой. Бабушка такие часто делала, когда он был маленьким, и называла хрустиками. Здесь, наверное, сахар — роскошь. Бедняга дубль, чтобы задобрить высоких гостей, делится последним. Но даже если ему разжевать правду, или не поймет, или не поверит. Вот, с ужасом смотрит на пустеющую тарелку и мысленно подсчитывает убытки.

— Вадик, — сказала Сандра, прожевав, — а ты только по мальчикам, да?