Цена памяти (СИ) - Feel_alive

Она не знает, чего ожидала от этих воспоминаний.

Малфой, с которым она говорила накануне, повзрослевший, серьёзный и старающийся держать себя в руках, сбил её с толку.

Он дал подсказку, показал путь, раскрыл правду.

Но Малфой из её воспоминаний, напуганный и дерзкий мальчишка, который буквально напал на нее, всё ещё был реальнее. Ведь именно таким Гермиона его и знала. Осознавая это, она почему-то чувствует разочарование, будто Малфой провёл её.

Снова и снова Гермиона вспоминает своё падение, и гадкое чувство отвращения к Малфою накрывает её с головой. Она быстро заходит в камеру и садится на своё место, а затем смотрит прямо на него, упрямо и дерзко.

— Клювокрыл, серьёзно, Малфой?

Его равнодушное лицо удивлённо вытягивается:

— О, ты что-то вспомнила, — бормочет он, стараясь скрыть улыбку.

Гермиона не верит своим глазам. Она помнит драку! И не самый приятный диалог после. А он находит это забавным?

— Малфой, это не смешно. Я вспомнила, как ты чуть было не убил меня, и не понимаю, почему вообще должна теперь тебя выслушивать.

Малфой вдруг перестаёт бороться с улыбкой, и, когда он смотрит на Гермиону, уголки его губ приподняты.

— Но ты пришла, — вкрадчиво говорит он. — Почему же ты тогда пришла?

Гермиона хмурится и выдаёт заготовленный ответ, который лишь отчасти удовлетворяет её саму:

— Потому что я не люблю чего-то не знать.

Она упрямо вскидывает подбородок, а он приподнимает брови и склоняет голову к плечу, словно говоря: «Ну, конечно, Грейнджер».

«Не сомневаюсь».

«Как скажешь».

Гермиона подаётся назад, откидываясь на спинку стула, и осознаёт, что ярость отступила, но раздражение всё ещё охватывает её при каждом его слове или жесте.

— Я вспомнила, как мы встретились на Гриммо. Там были Кингсли, Снейп, Люпин, Гарри и Рон, — сухо произносит она. Малфой кивает. — Кто-то ещё знал?

— Нет, присутствующим было запрещено рассказывать кому-либо. Изначально должен был знать только Кингсли, но он решил, что должно быть больше осведомлённых, поэтому там был ещё Люпин. Ну и конечно, куда без грозы всех тёмных волшебников, — Малфой кривится. — А где Поттер, там и Уизли.

Он вдруг осекается и отводит взгляд, смотря ей за спину. Гермиона и сама вздрагивает от того, как он произносит фамилию Рона. Таким же тоном как в Хогвартсе, пренебрежительно-снисходительным с налётом неприязни.

Гермиона думает, что Малфой перед ней, возможно, гораздо сильнее похож на того, из её воспоминаний. А затем по её спине пробегает холодок, когда она осознаёт, что этот Малфой вообще-то сидит в Азкабане за убийство.

Его пальцы начинают постукивать по столу, не выдерживая никакого ритма. Этот нервный тик выдёргивает Гермиону из мыслей.

Малфой вдруг резко говорит:

— Ладно, Грейнджер, расскажи подробнее, что ты вспомнила.

Она пересказывает ему три встречи, стараясь оперировать лишь фактами и не допускать описания собственных эмоций. Малфою ни к чему это знать. Особенно сложно говорить сухо об их стычке, но Гермиона старается думать об этом как о пересказе скучного учебника и справляется, впрочем, не глядя на Малфоя. Он молчит и не прерывает, лишь изредка коротко кивает, будто в подтверждение её слов. Только когда Гермиона повторяет его же слова про мотивацию, про их с Нарциссой усталость от войны, он прикрывает глаза и, глубоко вздохнув, говорит:

— Мне действительно дали не такой большой срок благодаря Кингсли, но главное, мама была на свободе и с развязанными руками.

— Гарри сказал Нарциссе, что лучшее, что он мог сделать для тебя, — это не давать показаний, — невпопад произносит Гермиона.

Она знает об этом от Молли.

Миссис Уизли, похудевшая и невероятно бледная, навещала Гермиону через три дня после того, как она очнулась. Тогда Гермиона уже знала, что произошло с Роном, и совершенно не понимала, как себя вести и как передать всю глубину своего сожаления матери, потерявшей стольких детей одним махом.

Гермиона тогда сказала ей, что любила Рона, но Молли лишь грустно улыбнулась. Она хотела услышать не это.

Она надеялась, что Гермиона вспомнит и расскажет, как так вышло. Что она подтвердит, что Рон погиб героем. Что она объяснит отчаявшейся матери, почему жизнь её сына была так жестоко прервана.

Конечно, она не спрашивала об этом напрямую, только лишь причитала о пытках, перенесённых самой Гермионой, и рассказывала короткие сплетни о судах, которые на тот момент были в самом разгаре.

Но если бы Молли Уизли и спросила, Гермиона бы не ответила. Она осознавала, что была рядом с Роном в момент его смерти, приняв это как незыблемый факт, который был основан на коротких обрывках разговоров вокруг, но даже намёка на воспоминание не проскальзывало в её голове.

Гарри был единственным оставшимся свидетелем того, как Драко Малфой убил Рона.

Короткое яркое свечение отрывает Гермиону от мыслей, и она поражённо смотрит на магические путы на руках Малфоя. Он так крепко сжимает кулаки и тянет на себя, что искры магии мелькают между ними. Гермиона отдёргивается и тянется к палочке, но вдруг понимает, что Малфой не пытается порвать путы.

— Да, она писала мне об этом, — произносит он сквозь стиснутые зубы.

До Гермионы доходит, что Малфой просто старается справиться с напряжением и ещё какими-то пока непонятными ей эмоциями. Она вспоминает, как он с таким же рвением ковырял несчастный подлокотник кресла Снейпа, и снова чувствует ту же непонятную тоску, что испытывала в тот далёкий вечер.

Это заставляет Гермиону задуматься о Нарциссе Малфой.

Их с Молли Уизли объединяет разве что чистая кровь, в остальном они полные противоположности, но перед лицом войны оказались равны и обе в каком-то смысле потеряли сыновей. Гермиона вдруг чувствует, как тоска сменяется острой вспышкой сочувствия к Нарциссе Малфой.

— Она… Вы… — Гермиона неловко заминается, не зная, как сформулировать вопрос, и не чувствуя уверенности, что его вообще следует задавать: — Вы общаетесь?

Малфой, как и в её воспоминании, удивляет и спокойным голосом отвечает:

— У меня есть одно письмо в неделю и две встречи в году: на Рождество и на мой день рождения. Пятого июня у неё был специальный портал из Франции прямо сюда, на остров.

— О.

Гермиона не знает, что ещё сказать.

Малфой справляется с собой и опускает руки на стол, прижимая ладони к столешнице.

— Послушай, Грейнджер, то, что ты начала вспоминать так просто, означает, что действие Обливиэйта достаточно слабое, — он на мгновение замолкает и усмехается какой-то собственной мысли. — Мне кажется, что если понемногу стимулировать твою память, то к тебе вернутся и остальные воспоминания. Но ты должна вспоминать постепенно, тебе не следует забегать вперёд, лучше идти по хронологии событий.

Есть небольшая — мизерная — вероятность, что Малфой прав, но Гермиона, опираясь на тот его образ, что сложился у неё в голове, не может просто так согласиться с ним, доверив ему не что-нибудь, а собственную память.

Он говорит не торопиться и делает это уже не первый раз, и Гермиона чувствует, как её охватывает возмущение.

Что значит «не торопиться»? Как вообще можно «забегать вперёд», если они говорят о прошлом?

Все эти события уже произошли, всё это уже было с ней, и она не пытается забегать вперёд, она пытается вернуться! Гермиона не хочет говорить об этом вслух, но она признаёт, что ей тяжело даётся подобное испытание. Она привыкла знать, привыкла быть в курсе, и осознание, что в её памяти не хватает, возможно, большого куска настоящей жизни, которую она уже прожила, грызёт её изнутри.

Она много думала об этом перед тем, как вернулась к Малфою, поэтому мысль о подходящем решении уже крутится у неё в голове, и, хотя Гермиона уверена, что это ему не понравится, она не видит другого выхода. Её не устраивают постепенные вспышки воспоминаний, мучительные сны, медленная скорость и постоянные домыслы, что на самом деле было.