Срочная помощь сексуальнозависимым - Николай Бенгин

– А ты это… все в ГУМе… трудишься?

– В основном, но не только. Другой теперь у меня уровень. Ответственность, конечно, а что поделать? Цех, само собой, главное. Там и твердость нужна, и чутье, и самообладание. А с другой стороны, где этого не надо?

– Да-а. Твердость особенно.

– Иногда кажется – все! Не могу больше. А как подумаешь о нужности, об ответственности, о том, что есть такое слово «надо»… И через «не могу»!

– Ты бы с этим поаккуратней, – мне, наконец, удалось разыскать пакетики, и я принялся заваривать чай. – Медицина медициной, а выглядишь так себе, и запашок опять же.

– Это профессиональное. Ничего не поделать. У землекопа мозолистые ладони, у меня…

– Понятно.

– Ничего тебе не понятно! У меня не только волос, у меня и зубов теперь нет. Протезы съемные. От ногтей одни воспоминания. Потому что так надо!

– Кому?

– Делу!

– Жуть какая. Не пойду я к вам.

– В цех не приглашаю. Говорю же, аналитика. Осталась бы Старшая хозяйкой, тогда да. Никуда б ты, друг мой, не делся. Один раз привели бы под уздцы и все.

– Что все, Федь? Откровенно говоря, в гробу видал твои резонансы вместе с феями.

Я все еще возился с заваркой, поэтому когда за спиной раздалось кудахтанье, не сразу сообразил, что это смех.

– Это навряд ли, – наконец выговорил Федор, – открою тебе секрет: нету никаких коллективных резонансов и не было никогда, да и фей тоже нет. Эти темы для новичков и рядового персонала. Тебе, как будущему аналитику, можно без всех этих ментальных волн, мысле-эмоций и прочих красивостей обойтись. И еще: у нас в Камелоте не принято по прежним именам обращаться. У меня, например, новое имя: «Дергун». Не шикарно звучит, но что уж теперь. А все потому, что дергался, заморочки прошлые выше дела ставил.

– Да что за дело-то?

В ответ Федор сдавленно пискнул. Я оглянулся. Громила у окна медленно кренился в сторону холодильника.

Раздался щелчок, и в кухне вспыхнул свет. Теперь я отчетливо видел и глянцево-белое лицо бывшего соседа, и пистолет в руке громилы. Второй референт, маячивший у входа на кухню, исчез. Из коридора донеслось тихое покашливание, потом рухнуло что-то очень тяжелое. Громила вяло приподнял руку с пистолетом и сполз на пол, попутно опрокинув стол со всем, что на нем стояло.

Под звон бьющейся посуды в кухню вошел невысокий упитанный мужичок. Он внимательно посмотрел на меня и оставил жить. Пока. Это я всем телом ощутил: как он обдумал вопрос и быстренько порешал. Говорят, в такие моменты вся жизнь перед глазами пролетает, а я только о куреве успел подумать – в смысле, что очень хочется.

Мужичок сдвинул в сторону опрокинутый стол, выстрелил громиле между глаз и, не теряя времени, принялся деловито обыскивать. Федор сидел прямо и неподвижно, только моргал время от времени. При свете я хорошо его разглядел – натуральный мертвец, при жизни сильно болевший.

Тем временем появился еще один персонаж – худой и на вид злобный. Причем, я бы сказал, Худой с большой буквы. Вначале он не торопясь выглянул на кухню из коридора, посмотрел на меня вдумчиво, затем развернулся к Федору. Почему-то я решил, что этот Худой главнее мужичка, и наш с Федором час пробил. Все так же никуда не спеша, Худой прошел на середину кухни. Осколки битой посуды печально хрустели под его башмаками.

– Привет, – хрипло сказал Федор, – давно не виделись.

Худой одной рукой перевернул стол обратно на ножки и ничего не ответил. Он просто стоял и буравил взглядом моего бывшего соседа, потом, все также молча, протянул ладонь.

– Конечно, – кивнул Федор, выкладывая мобильник.

Теперь Худой уставился на меня.

Однажды мне в руки попался журнал с фотографией рептилии крупным планом. Больше всего запомнились глаза – круглые, пустые, спокойные.

– Мое – там. Больше нету, – я мотнул головой в сторону мужичка.

Тот как раз закончил обыскивать покойного громилу. Мобильники и все остальное благополучно уже перешло в карманы нового хозяина. Разогнувшись, мужичок что-то буркнул Худому и ушел в коридор. Оттуда послышался шорох, словно по полу волокли тяжелый ковер, потом хлопнула входная дверь.

Все это время Худой не мигая смотрел на меня.

– Извините, – наконец не выдержал я, – закурить не найдется?

Худой моргнул, еще немного погипнотизировал и отвернулся; закурить так и не дал. Ну ладно, отвернулся – и на том спасибо.

– А что? – подал голос Федор. – Нам тут ждать или как?

Худой наклонился, схватил громилу за ноги и потащил прочь из кухни. В коридоре, судя по натужным скрипам и мягким стукам, тело то и дело застревало. Снова хлопнула входная дверь, и все стихло.

Ходики на стене тихонько отзвонили пять часов вечера. Физиономия бывшего соседа по-прежнему неподвижно белела над уцелевшим столом. По углам испуганно жались стулья. На полу среди пятен и полос крови валялась битая посуда.

– Ничего себе, – пробормотал я, ощутив под рукой теплую еще чашку чая, – файв, блин, о-клок.

– Главное что? Главное – не казнили! – разглагольствовал Федор, пока я подметал осколки, замывал кровавые следы на полу. Крови, кстати сказать, было совсем немного. – Раз сразу не казнили, значит, и не собираются. Значит, нужен!

– Ага.

– Власть, стало быть, опять переменилась. Жаль, конечно, но что поделать? Наше дело маленькое.

– Ага.

– И тебя, значит, в цех…

– Аг…Что?!

– Что слышал. Я этих ребятишек знаю – это Старшей бойцы. Они чистюли – лишнего не оставляют. Раз не чикнули сразу, значит, ты не лишний. Значит, Старшая по-прежнему на тебя виды имеет.

Я молча уставился на Федора.

– Вот ты в лице переменился-то, – хмыкнул бывший сосед. – А что? Трупом лучше?

– ?!

– Не переживай. Во-первых, Старшая-то не такая и строгая. Насчет зубов-ногтей не придирается. Шевелюра – это да, прощайся. И кольцо обручальное носить придется. Но это ж ведь ерунда?

– Так! Стоп!! Какого рожна?! – я услышал собственный пульс в висках. – Сам вляпался и меня тянешь?

– Не ори. Ту рекламку тебе в ящик положили, не мне. Ты ее в дом принес.

– Проваливай.

– А толку? За мной так и так сейчас придут. За тобой, кстати, тоже. Куда помчался?

Я рванул в прихожую. Когда «ребятишки» уволокли тела, я, конечно, сразу запер получше входную дверь и обыскал квартиру. Ни в шкафах, ни под диваном новых гостей не случилось. На балконе тоже, и я немного расслабился. Выходит, зря.

К сожалению, нет у меня засова на двери. На замок надеяться глупо. Подпер дверную ручку спинкой стула. Тоже глупость, конечно. А если быстро смыться? Москва – город большой, пусть-ка поищут. Допустим. Что с наличностью?.. Ладно. Кто из знакомых может как-то помочь? Твою… же!! У меня нет мобильника!..

– Кончай колбасой носиться, – донеслось из кухни, – давай поговорим, пока время есть.

Я глубоко вдохнул, выдохнул, посмотрел на подпертую стулом входную дверь. Жалкое зрелище. И морду никому не набьешь: Федору – без толку и, наверно, не получится, «ребятишкам» – тем более. И ружья в доме нет.

– Видел бы себя со стороны, – ухмыльнулся Федор, когда я вернулся на кухню. – Волосы дыбом, рожа красная. Ты погоди пугаться-то. Скажу, когда пора будет.

«Ведь давно хотел ружье завести, – с тоской думал я, наливая чайник. – От бандюков полиция есть, а от этих? Только ружье, и не чтоб грозить. Стрелять на поражение!»

– Ты это. Давай без экстремизма, – посоветовал Федор, – я же со спины вижу – вынашиваешь террористические планы. Лучше дай мне какую-нибудь чашку, а то мою разбили.

– Не твою! Это была моя чашка.

– Ну извини. Посуда бьется – жди удач. Значит, перестань дергаться и просто послушай. Никто тебя насильно в цех таскать не будет. Первый раз только не отвертишься, а дальше – просто. Не понравится – скатертью дорога, а понравится, так и жалеть не о чем. Совсем другой уровень, вот увидишь.

– Я вижу.

– Чего?

– Тебя.

На секунду мне показалось – в коридоре кто-то шебуршит, с трудом убедил себя, что послышалось. Все же не так просто по-тихому дверь открыть, когда ручка подперта. Хотя…

– Кое-кого клинит, – сообщил Федор после томительной паузы, – конкретно клинит, как заскорузлого монаха в планетарии. Ему про новые горизонты, а он… Может, сегодня день неудачный, или водочки надо, чтоб мозги прочистить? Значит, так. На первый сеанс тебя, как пить дать, сегодня и свезут. Это на самом деле установочная процедура, калибровка, проще говоря. Ты, скорее всего, ничего толком и не почувствуешь, и не запомнишь. Так только, общий настрой, да с докторшей познакомишься.

– Какой… настрой?!

– Самый основной: понравишься ли ты, друг мой? Это главное. Хозяйка кивнет – значит, в цех, а не кивнет – всю оставшуюся жизнь скучать будешь.

– А если мне не понравится?

– Не слыхал про такое, но, может, ты первый будешь. Так вот. На докторшу по-любому особо не западай. Это служка, мара. Умеет петь и вызубренный текст тарахтеть. Все. Больше ни к чему она не способная. У любой хозяйки такие служки есть, штук по несколько. Они все мары – близняшки.