Девчонки и прогулки допоздна - Жаклин Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В раздевалке мы втроем отходим к стенке, и я начинаю рассказывать во второй раз, но миссис Хендерсон и тут нас выслеживает. Она приказывает прекратить кудахтать и переодеться, а то нам будет хуже.
– О, миссис Хендерсон, у меня месячные, я ужасно плохо себя чувствую и в животе спазмы. Можно я пропущу урок? – Я стою, держась за пузо.
– О, миссис Хендерсон, и я тоже, – подхватывает Надин. – Мне очень плохо.
– И я тоже, миссис Хендерсон, – присоединяется к нам Магда.
Миссис Хендерсон упирает руки в бока.
– Значит, у вас у всех троих месячные? – Она приподнимает брови.
– Есть такой странный феномен. У женщин, живущих в схожих условиях, менструальный цикл синхронизируется, – говорю я. Это научный факт. Где-то я про такое читала. Хотя это не совсем наша ситуация. Не хватало еще все делать в унисон – подниматься в одно и то же время и одновременно бегать в туалет.
– Есть такой странный феномен, и он состоит в том, что три лентяйки под любым глупым предлогом хотят увильнуть от физкультуры, – говорит миссис Хендерсон. – Даже если вы все трое ждете ребенка, меня это не волнует – сейчас же идите на площадку и делайте упражнения.
Мы упражняемся до тех пор, пока язык у меня не прилипает к гортани и я не могу разговаривать даже в те редкие минуты, когда останавливаюсь, пошатываясь, возле Магды или бездыханно лежу рядом с Надин. Я ловлю ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег.
Миссис Хендерсон заставляет нас прыгать и бегать до самого звонка, что очень гадко с ее стороны, потому что потом мы должны сломя голову нестись в раздевалку, лихорадочно принимать душ и переодеваться, ведь перемена длится всего пять минут, а следующий урок у нас миссис Мэдли. От сдвоенного урока у кого хочешь в животе начнутся спазмы. Миссис Мэдли преподает английский, и это мой второй любимый предмет (на первом место изо), но она жутко строгая и приходит в бешенство, если кто-то опаздывает, что мы сегодня и делаем.
Она разоряется так, словно это наша вина, а когда Магда объясняет, что во время звонка мы все еще носились как угорелые по спортивному залу, миссис Мэдли заявляет, что ее это не касается, а касается только урок английского, мы на него опоздали и за это нам нет прощения. Добрых десять минут она талдычит, что опаздывать непозволительно, потому что у нас очень насыщенная программа, а когда урок наконец начинается, становится ясно, что он посвящен поэзии. Я люблю читать интересные истории, но не пустые стишки. Особенно про природу. Не в моей природе любить природу. Меня от нее тошнит. Видимо, мне надо сделать на лбу татуировку «горожанка». У нас есть этот ужасный сырой летний домик на склоне горы в самой дождливой части Уэльса, и каждый час, который я там провожу, кажется мне неделей.
Презрев наши стоны, миссис Мэдли сверкает глазами и зачитывает примеры из творчества поэтов-романтиков. Я слегка оживляюсь при слове «романтики», но, оказывается, это совсем не то, что я думала. Уж не знаю, по каким романтическим местам блуждали поэты-романтики, но лично мне ни разу в жизни не доводилось стоять как вкопанной на нашем Уэльском холме и восхищаться цветением шиповника или спелыми фруктами – там кругом грязь и бурелом.
Затем она переключается на современную поэзию и читает стихотворение Сильвии Плат о ежевике, и внезапно я замираю и начинаю слушать, потому что оно мне нравится своей пронзительностью и необычностью, но затем она читает другое стихотворение, под названием «Грозовой перевал», и в первой его строчке говорится что-то о горизонтах, окружающих поэтессу как вязанки с хворостом, и мы все дружно покатываемся от хохота, а миссис Мэдли злится и обзывает нас жалкими людьми, а потом добавляет, что мы все должны сочинить по стихотворению – прямо сейчас. Минимум двенадцать строк. О природе. Тот, кто не справится, останется после уроков и получит двойное домашнее задание.
Я напрягаю воображение. Думаю об Уэльсе.
Грязь, грязь, ужасная грязь.
Как в старой песенке про бегемота:
Поскользнется бегемот —Сразу в лужу упадет.
Наверное, миссис Мэдли нужно больше лирики. Я пытаюсь еще раз:
В широких долинах,В высоких горах,Там, где лишь орлы,Где вершины в снегах,Об одном лишь печаль,Об одном лишь забота —Скорей бы домой,Надоело все что-то…
Я окидываю взором класс. Караул! Похоже, все с головой ушли в работу. Надин мне подмигивает, а Магда показывает язык, но вид у них при этом какой-то отсутствующий. Сосредоточенный на стихах. Все выглядят очень серьезными. У меня просто не хватит наглости отделаться глупыми шуточками. Но как притвориться, будто меня волнует сельская местность? Ну-ка, ну-ка. Природа ведь не останавливается у городских границ. Можно написать стихи о здешней природе. Я смотрю в окно. На улице пасмурно и уныло. На противоположной стороне дороги – живая изгородь с уродливыми арками. Цветы на клумбе кричащих плакатных оттенков высажены некрасивыми повторяющимися узорами, точь-в-точь обои. У деревьев срезаны кроны, и их ветки не колышутся при дуновении ветра. Природа в пригороде не самое отрадное зрелище.
Ладно. А что, если описать темноту? Темноту в парке. Я в парке с Расселом, а над нами луна и тополя? Точно.
Я принимаюсь писать. Забываю, что сейчас урок английского, и что миссис Мэдли сегодня не в духе, и что колготки у меня перекручены, потому что я после физры натянула их кое-как, и что волосы торчат в разные стороны, как будто на голове произошел взрыв.
Я уже не в классе, а опять в парке с Расселом, и слова у меня ложатся на бумагу, словно рука выводит их сама собой.
– Девочки, время истекло, – произносит миссис Мэдли. – Вы все хорошо потрудились. Надеюсь, что плоды вашей работы окажутся удовлетворительными. Итак, кто первый?
О нет. Она хочет, чтобы мы читали вслух! Сердце у меня глухо стучит. Миссис Мэдли вызывает Джесс, и та читает маленькое стихотворение о цветочках, простое и невинное. Затем выбор падает на Стэйси, которая разражается виршами о море, диких белых лошадях и летящей пене, – в конце у нее у самой чуть пена изо рта не идет. Стихотворение насквозь фальшивое с Абсолютно Ужасными Аллитерациями, но миссис Мэдли в восторге. Следующей она вызывает скромную и застенчивую Мэдди – та краснеет как рак и говорит, что у нее ничего не получилось, а затем гундосит себе под нос так, что мы с трудом разбираем слова. Что-то там про мельницы, поля и сбор урожая. Видимо, стихотворение не производит на миссис Мэдли большого впечатления, но она говорит: «Очень хорошо». Затем вызывает Надин.
– Мое стихотворение про ночь, – говорит Надин.
Стихотворение оказывается тоже хорошим, очень готическим – с ночной грозой, летучими мышами, крадущимися кошками, деревьями, стучащими в окно, адскими вспышками молнии и дьявольскими раскатами грома.
– Видно, что ты старалась, Надин. Молодец, – говорит миссис Мэдли. – А теперь… Элли.
О боже. Глаза скользят по странице. Нет, не могу.
– Элли?
– Э… У меня тоже про ночь. Похоже на стихи Надин. Это будет повтор, все ночь да ночь. Может, лучше кто-нибудь прочтет про день?
– Ничего страшного, Элли. Я привыкла к повторам. Читай.
Ночь в парке. Бледная луна,Что так гола. Что свет свой проливаетНа сквер, на тополя,Что парк мой окружают.
Я делаю паузу и прочищаю пересохшее горло. Чувствую, как лицо заливает краска.
– Хорошо, Элли. Продолжай.
– Это все, – говорю я. – Я закончила.
– Нет, не все. Я вижу, там еще одна строфа. И потом, я же сказала – минимум двенадцать строк. Я умею считать, Элли.
Я делаю глубокий вздох.
Ты в парке этом задержал меня, мой милый,И на меня свои ты тратишь силы,Обвив руками девичий мой стан.Высокий, темный, тонкий капитан.И бледное лицо твое, что пылко, ждуще,Изнурено́, безумно и зовуще.
У девчонок от удивления отваливаются челюсти, а затем весь класс взрывается хохотом. Миссис Мэдли смотрит на меня с недоумением и вздыхает. Тяжело.
– Девочки, успокойтесь. Элеонора Аллард, что я просила написать?
– Стихотворение, миссис Мэдли.
– Какое стихотворение?
– О природе.
– Разве я просила сочинять подростковую порнографию?
– Нет, миссис Мэдли.
– Совершенно верно. По-моему, глупо растрачивать свой поэтический талант и ценное время урока на подобную ерунду. Сделаешь двойную домашнюю работу. Напишешь эссе «Природа в поэзии» и еще одно стихотворение – о природе. В понедельник прочтешь его вслух, и если кто-то захихикает, будешь все переделывать заново. Я достаточно ясно выразилась?