Год испытаний - Джералдин Брукс

Мы оставили овцу с ягненком и пошли в рощицу, к ручью, чтобы смыть с себя слизь и кровь. Было тепло, так что я раздела Джеми догола и разрешила ему поплескаться в воде, а сама постирала его одежду и свой фартук и разложила их сушиться на камне. А потом сняла чепец и чулки, подоткнула юбку и села покормить Тома. Вода приятно плескалась у моих ног. Я закрыла глаза.

Должно быть, я задремала на какое-то мгновение, потому что иначе я непременно услышала бы звук шагов. Он был совсем рядом, когда я открыла глаза, — оторвав взгляд от раскрытой книги, он посмотрел на меня. Я вскочила, оправляя одежду. Том тут же закричал, негодуя, что я отняла его от груди.

Пастор улыбнулся:

— Не обращай на меня внимания, Анна. Извини, что напугал тебя, но я зачитался и не сразу заметил вас.

Мне было стыдно, что он застал меня в таком виде, так что я не смогла вымолвить ни слова. А он запросто уселся на соседний камень и, сняв ботинки, тоже опустил ноги в воду.

Том продолжал громко кричать. Мистер Момпелльон посмотрел, как он корчится в моих руках, и потянулся, чтобы взять его у меня. Удивленная, я передала ему Тома и еще больше поразилась, когда увидела, как умело мистер Момпелльон прислонил его к своему плечу и постукал по спинке. Том прекратил плакать и громко срыгнул. Пастор рассмеялся.

— Я узнал, ухаживая за своими сестрами, что чужой человек — не мать или кормилица — должен вот так, столбиком, подержать ребенка, чтобы тот перестал искать грудь.

У меня, наверное, был очень удивленный вид, потому что мистер Момпелльон снова рассмеялся:

— Ты что же думаешь, что жизнь священника ограничивается только проповедями? — Он посмотрел в сторону Джеми, который строил запруду из веток на другом берегу ручья. — Все мы когда-то были детьми и играли так же, как Джеми.

Сказав это, он отдал мне Тома, встал и пошел через ручей к Джеми. На полпути ему попался замшелый скользкий камень, и он замахал руками, пытаясь удержать равновесие. Джеми, глядя на него, смеялся так, как может смеяться только трехлетний ребенок. Я бросила на Джеми сердитый взгляд, но мистер Момпелльон тоже рассмеялся и, разбрызгивая воду, подошел к Джеми, поднял на руки и подбросил в воздух. Они какое-то время играли, а потом мистер Момпелльон вернулся ко мне и сел рядом, на его губах блуждала улыбка.

— Мне жаль тех, кто живет в городах и не научился любить все это: запах мокрых водорослей, обыкновенные чудеса природы. Я как раз только что читал об этом. Хочешь, и тебе прочту? — Я кивнула, и он взял книгу. — Это труд Блаженного Августина, великого богослова, епископа города Гиппон в Северной Африке, он жил много веков назад. Здесь он задается вопросом: что мы имеем в виду, когда говорим о чудесах?

Я могу вспомнить только отрывки из того, что он мне читал. «Подумайте о том, как день превращается в ночь… о том, как с деревьев осенью падают листья, только чтобы появиться на них следующей весной, о безграничной силе, содержащейся в семени… а потом покажите мне человека, который видит все это впервые… он будет поражен этими чудесами».

Мне было жаль, что он прекратил чтение, и я бы попросила его продолжать дальше, если бы не относилась к нему с таким благоговением. Он, должно быть, расценил мое молчание иначе — решил, что мне скучно. Он надел ботинки, встал и сказал, что не будет больше мне мешать, что ему пора: дела ждут.

Я поблагодарила его за то, что он поделился со мной этими прекрасными размышлениями.

— Как все-таки удивительно, что такой великий мыслитель чувствовал близость к земле, к природе.

— Моя жена говорила мне, что ты очень чутко все воспринимаешь. А теперь я и сам вижу, что это так.

С этими словами он ушел. Я же еще какое-то время сидела с детьми у ручья и думала: как нам повезло, что у нас такой внимательный и добрый пастор.

Наконец я позвала Джеми, и мы пошли домой. По дороге он подбегал к кустам шиповника и срывал цветы. Когда мы подошли к дому, он попросил меня подождать у двери, а сам забежал внутрь. «Закрой глаза, мама!» — прокричал он на ходу. Я послушно ждала, закрыв лицо ладонями, слышала, как он взбегает по лестнице и раскрывает окно.

— Мама, а теперь открой глаза и посмотри наверх!

Я подняла голову и увидела, что на меня падает дождь из ароматных бархатистых лепестков. Я сняла чепец, длинные волосы рассыпались по плечам, а лепестки все падали и падали и нежно касались моего лица. Маленький Том смеялся от восторга, пытаясь поймать своими пухлыми ручками розовые и желтые лепестки. Джеми, облокотившись о подоконник, вытряс последние лепестки из уголка простыни.

Я стояла, улыбаясь ему, и думала: это и есть мое чудо.

Глава 4

Вот так прекрасно мы проводили дни, а потом пришла пора готовиться к зиме. В яблоневых садах повсюду стояли лестницы, и люди ждали, когда похолодает и можно будет заколоть свиней. У нас свиньи не было, но я всегда помогала нашим соседям Хэдфилдам за кусок бекона. Александер Хэдфилд был очень брезгливым, он предпочитал кромсать материю, а не мясо и кости. Старший сын Мэри Хэдфилд от ее первого брака, Джонатан Купер, забивал свиней и разделывал их. Он был здоровенный парень, так что у него это получалось ловко. Его младший брат Эдвард и мой Джеми бегали по двору, норовя уклониться от тех мелких поручений, которые мы им давали. Каждый раз, когда мы посылали их за хворостом, они, спрятавшись за поленницу, взвизгивали от радости, придумав очередную игру. Наконец Мэри отправилась посмотреть, чем там они занимаются. Она вернулась, держа одной рукой Эдварда за ухо, а в другой ее руке, вытянутой вперед, болталось на веревке что-то блестящее и черное. Когда она подошла поближе, я увидела, что это дохлая крыса, на морде у нее была кровь. Джеми с виноватым видом плелся за Мэри и тащил за собой на веревке еще одну крысу. Мэри бросила крысу в огонь, Джеми сделал то же самое.

— Можешь себе представить, Анна, они играли с крысами, точно это какие-то куклы. В дровах их полно, хорошо хоть они дохлые.

Так как мы не могли оторваться от работы, Мэри попросила Александера убрать крыс. Мы с Мэри потихоньку посмеивались над ее мужем, который брезговал дотронуться до свиньи, а теперь ему приходилось бросать в огонь окровавленных крыс. Мы старались вытопить жир и засолить боковину до того, как стемнеет. Мне эта работа не нравилась, и я старалась думать о том, как вкусно будет пахнуть бекон и с каким удовольствием Джеми будет есть его через несколько недель.

Когда небо наконец нахмурилось, я даже вздохнула с облегчением. Дождь с туманом ласкали взор, омывая все вокруг. Но с приходом влажной погоды после такой жары появилось огромное количество блох. Интересно, почему эти твари кого-то не трогают, а кому-то не дают покоя? В нашем доме блохи набросились на детей с их нежной кожей. Я сожгла все соломенные матрасы, прежде чем отправиться к Гауди за мазью. Я надеялась, что Анис будет дома одна, мне очень хотелось снова поговорить с ней, но старая Мем встретила меня на пороге.

— Жаль, что тебе пришлось идти так далеко, Анна. Я все равно собираюсь к Хэдфилдам. У Эдварда Купера лихорадка, я несу ему настой трав.

Я очень беспокоилась, пока мы шли с ней обратно.

Когда мы приблизились к дому Хэдфилдов, я увидела незнакомую лошадь, привязанную рядом с поилкой для скота. Мэри вышла нам навстречу.

— Спасибо, что пришли, Мем, но мистер Хэдфилд вызвал из Бейкуэлла брадобрея, и тот сейчас с Эдвардом.

Мем всем своим видом выразила недовольство. Она относилась к брадобреям с недоверием, да и они в свою очередь не жаловали целительниц. Молча поклонившись, она повернулась и ушла. Но мне очень хотелось узнать, что же с Эдвардом, так что я уходить не спешила. Мэри наконец пригласила меня в дом. Брадобрей распорядился, чтобы Эдварда перенесли вниз. Мистер Хэдфилд освободил большой рабочий стол, и Эдварда положили на него, раздев догола. Брадобрей поставил ему на шею и на руки пиявки, они противно извивались. Хорошо еще, что мальчик был без сознания и не видел этого. Мэри держала его за руку. Мистер Хэдфилд с уважением кивал на каждое замечание брадобрея.

— Он еще маленький, ему нельзя терять слишком много крови, — сказал тот.

Когда прошло какое-то время и он счел, что этого достаточно, он попросил принести уксус и помазал им раздувшихся пиявок, так что они стали извиваться еще сильнее. Ловкими движениями брадобрей оторвал их от тела Эдварда, из ранок тут же стала сочиться кровь. Он промокнул ее, а потом сполоснул пиявок в стакане с водой и сложил в кожаный мешочек.

— Если ребенку к ночи не станет лучше, надо очистить желудок. Я дам вам слабительное.

Мэри с мужем благодарили его, пока он собирал свои принадлежности. Я вышла за брадобреем на улицу и, набравшись смелости, спросила:

— Скажите, сэр, а эта лихорадка не может быть чумой?