Злое дыхание древней гробницы - Василий Лягоскин

А Горн злорадно усмехнулся, прошептав непонятную для спутников фразу:

– Значит, Весна…

Земляне вслед за охотником вышли из убежища, проводив за горизонт исчезающую в синеве неба точку. Охотник опять ощутил, как чья-то чужая воля овладевает его сознанием. Он метнулся под скалу, где ждал спасительный шлем. Теперь Свет был вооружен не хуже невидимого противника. Защищенный волшебной сталью, он осторожно нащупал источник воздействия, и поразился глубине злорадного предвкушения далекого чародея. Оглянувшись, он понял, что предвкушал противник. Четверо незнакомцев, прилетевших на стальной птице из неведомых далей, надели на лица маски холодного равнодушия. Владимир и Анюта опять упали на камни изломанными куклами. Невидимый кукловод очевидно оценил из бойцовские возможности и остался недоволен. А вот Михаил Суриков и комиссар Бонго были грозными бойцами. Причем оценив мягкие движения первого, охотник не стал бы сразу отдавать пальму первенства чернокожему бойцу. Суриков, несмотря на гораздо меньшие габариты, был опытным поединщиком. Чем-то его движения напоминали мастеров Дао. Но – лишь напоминали. Вряд ли у него был такой учитель, как мастер Ли. И вряд ли в его жилах текла кровь древнего героя. К тому же сейчас этим тренированным телом управлял явно не мастер боевых искусств. Поэтому Михаил даже не успел занять оборонительной стойки, когда Свет мягко скользнул к нему и нажал на точку под ухом. Обмякшее тело он бережно опустил на камни рядом с товарищами, и повернулся к другому поединщику.

А тот вдруг уподобился бойцовскому петуху. Заскакал в стойке с правой рукой, сжатой в кулак, впереди. Вторая прикрывала подбородок и часть груди. Но заскакал красиво, несмотря на камушки под ногами. И Свет не удержался. Он тихо рассмеялся, занял точно такую же стойку, и тоже заскакал. Он думал сейчас, как будет рассказывать об удивительной схватке друзьям – там, в замке Гардена.

Бонго был уже рядом. Подпрыгнув, отчего показался еще выше и массивнее, он обрушил на охотника удар мощного кулака. Свет легко уклонился от него, угадывая, что первый удар был ложным, прицелочным; подсел под следующий – еще более сильный. Сам охотник ударил не кулаком. Выпрямленная словно копье ладонь внешне несильно ткнулась в живот противнику, и тот отлетел на камни, успев защитить разве что голову.

Но Свет знал куда, и как бить. Еще он знал об удивительном материале, из которого был изготовлен костюм и Бонго, и других пришельцев. Этот костюм сейчас не позволил комиссару провалиться в забытье. Зато стряхнул с него чары. Вскочивший ловко на ноги человек встал в стойку теперь по собственной воле. И воля эта готова была сокрушить охотника. Навсегда.

– Посмотрим, – зло усмехнулся Свет; он уже понял, что мир, приславший сюда этих людей, тоже не свободен от зла.

Теперь стойку и прыжки охотника Бонго принял за издевательство. Его глаза вспыхнули недобрым огнем, а толстые губы ужались в прямую тонкую линию. Олимпийский чемпион наскочил на охотника, впервые увидевшего настоящую боксерскую стойку, и нанес серию молниеносных ударов. В финале Олимпиады такой серии хватило для нокаута. Здесь удары провалились мимо противника, а черный подбородок встретил единственный встречный прямой удар правой. Не сдержи Свет холодной ярости, и на землю упал бы бездыханный труп. У охотника мелькнула мысль, отдать волю силе, которая сама должна была решить – жить этому человеку, или нет. Но он решил не уподобляться противнику. Потому удар хоть и выглядел всесокрушающим, на самом деле был точно дозированным – даже не сломал Бонго челюсть.

Комиссар упал на камни словно мешок. А Свет даже не стал дуть на кулак, весь превратившись в одно большое ухо, которое разобрало удаляющееся:

– А этот Свет очень даже неплох! И силой владеет немалой. Что там еще было в его памяти?..

Чародей словно перебирал сейчас липкими пальцами книгу, в которой каждая страница была отдельным заклятьем, а каждая буква пылала колдовской силой. Даже через огромное расстояние Свет ощутил безмерное изумление чародея, когда тот «перелистнул» очередную страницу:

– Великое Небо! Это же заклятие Тагора! Этот парень или ничего не знает о даре бессмертия, или глупец почище самого Тагора! Тот прожил тысячу лет не старея, и умер от собственной руки – а больше от скуки. Лишь один человек может пользоваться этим заклятием. Этот Свет знает тайну Тагора, и не пользуется ей!

Как там: «Мене, тэке…". Проклятое небо! Никогда не мог запомнить сразу больше десяти слов. Может, вернуться? Нет! Свет сам приползет ко мне на коленях со своей тайной…

– Как же, жди.., – прервал его чей-то суровый голос.

Горн похолодел и скривил лицо в жуткой гримасе – впервые кто-то перебирал пальцами его мысли помимо воли самого чародея. Он торопливо зашептал слова заклятия, прерывая невидимую нить, и злорадно усмехнулся, уже неслышимый Светом:

– Значит, Весна…

Весна как раз вышла вслед за Гарденом на высокое крыльцо замка, когда к ним подбежал Мамудин – младший из парсов, за долгую зиму вполне сносно овладевший франским языком. Но сейчас он, казалось, забыл все слова, кроме одного. Обратив испуганный взгляд на барона, а потом на молодую хозяйку, прижавшую к груди закутанного ребенка, он ткнул в сторону ворот:

– Там, там…

Гарден с Весной не стали ждать, когда парс заговорит понятней. Они сбежали с крыльца и поспешили туда, куда указывала трясущаяся рука Мамудина. Вслед за ними уже спешил Би Рослан. Волнение парса предалось барону; оно переросло в отчаяние, когда Гарден увидел, что щит Владимежа, всю зиму охранявший замок, валяется рядом со створкой. Сейчас он ничем не отличался от десятков таких же щитов, хранящихся в запасниках замка. На руках Весны заворочался маленький Владимеж. На удивление спокойный ребенок сейчас просился к свету. И молодая мать распахнула детское одеяние, подставляя весеннему солнышку дитя. А тот уже тянулся ручонками к щиту. Так – вместе с потерявшим силу доспехом предка ребенка унесли в теплые покои.

Уже там, разглядывая щит, Би Рослан спросил, не подумав:

– Может со Светом что случилось?

– Нет, – побледнела Весна, тщетно пытаясь нащупать на шее Камень души.

Сейчас камень хранился в платке в виде серого песка. Там же лежала платиновая цепочка. А грудь молодой матери украшало ожерелье Предводительницы парсов. Его Нажуддин торжественно вручил новой главе маленькой общины парсов – в день рождения сына. Он тоже стоял сейчас здесь; и его лицо тоже покрыла бледность. Она тем более была заметна на его обветренном лице, что оттенялась густой черной бородой, в которой блестели многочисленные серебряные нити.

Он дотронулся до руки Весны, но та упрямо поджала губы:

– Нет, Свет жив! Это кто-то другой…

– И очень могущественный, – добавил смутившийся было историк, – потому что я не знаю силы, которая могла сорвать этот щит… кроме самого Света, конечно.

Весна подняла глаза к потолку, к небу, которое только несколько дней назад очистилось от темных туч и изматывающего душу ветра. Она и сама поняла, что упавший наземь щит несет с собой что-то недоброе. Ребенок на руках, стиснутый сильнее обычного, недовольно закряхтел. Он словно хотел сообщить матери, что она, обратив у ворот все внимание на щит, пропустила еще одно событие. У края леса, который стараниями слуг Гардена отодвинулся от замка на добрую сотню шагов, всегда дежурил чужой воин. Сейчас его не было – надев на ноги широкие лыжи, подбитые мехом, он заскользил в направлении вотчины Великого герцога франов…

Поместье барона Рагона, в отличие от многих других, выстояло в тянущейся невероятно долгие месяцы зиму. Он пылал жаждой мести; но этот огонь в душе был холодным и расчетливым – такой не гаснет никогда. Потому он и послал лазутчика к замку Гардена. Он знал обо всем, что творилось за стенами старого замка. Словно собственными глазами видел и первую отлучку Света, и его возвращение, и трогательные проводы обидчика во второй раз.

Мимо него не прошли и немыслимая подготовка старого Гардена к зиме. Безухий барон догадался, что это тоже происходит с подачи охотника и… решил последовать примеру врага. Замок Рагона тоже был готов к катаклизму, хоть и не так основательно, как маленький род Света.

К исходу лета, так и не пришедшего вслед за весной, в замок сквозь наметенные сугробы пробился конный отряд. Во главе конников едва держалась в седле Ругана. Она и сообщила братьям о смерти Великого герцога. Трон Гельма освободился. Но кому он был нужен без самого герцогства? На месте сильного государства сейчас держались из последних сил немногие замки франских баронов.

Рагон медленно обошел шеренгу спешенный воинов покойного герцога. На голове у него тускло желтел золотой обод – корона франского монарха. Командир воинов вскинулся было при виде такого глумления над герцогской регалией, но… его плечи тут же поникли. От человека, который недобро щурился ему сейчас прямо в лицо, зависела судьба воина, а значит – и жизнь.