Сказка и жизнь - Нинель Сирык

— Не знаю, но — хороший.

— Твой троллейбус.

— Ну и пусть.

Троллейбус уехал. А мы стоим.

— Ты прости мне, моё дурацкое послание? — Мария виновато смотрит на меня, от чего мне делается неловко.

— Ничего.

И мы уже идём в незнакомом мне городе. Она — фея, я — принц. Мы взялись за руки и смеемся.

Я спрашиваю себя — за что я люблю эту Фею? Чей-то голос отвечает: «она умна и кротка».

Волна тепла и благодарности к Фее захлестывает меня. Я знаю — она меня всегда понимала.

Я склоняю голову, беру руку Феи и подношу к губам: «Я Вам благодарен за все. Вы помогали мне, когда я был нищим, Вы дарили мне тепло своего очага и сердца. Когда Елена уезжала, Вы поддерживали мой дух и желудок. Однако, потом я стал стесняться быть нахлебником и бродил почти неделю голодный, как пёс и спал почти на улице.

Она улыбается и отнимает руку, а я продолжаю: — Но теперь я принц и могу подарить Вам всё, чего Вы захотите. Вы — прекрасная, добрая Фея — и я обязан Вам отплатить добром за ваше добро…»

Я вспоминаю, что через неделю мне выхолить на работу. И я обязательно отблагодарю Марию за ее заботливое сердце.

— О чем ты думаешь?

— Так, о чести.

— Странно, а мне казалось — об Елене.

— И о ней.

— При чём тут честь?

— Не знаю.

— Ты любишь Елену?

— Зачем ты это спросила? — я мысленно вижу Лену с тем типом в коридоре. — Никого тебе не надо, кроме неё. Наша пятёрка для тебя так просто, знакомые.

Мы вот сейчас рядом. А будь на моём месте кто-нибудь другой, тебе было бы всё равно. Нет, я ничего не прошу, всё понимаю и, написала тебе, потому что не могла не написать. Ты, наверное, никогда о нас не думаешь. Вообще-то о Лайле… Я стою, как оплеванный. Как ей объяснить, дать почувствовать, что они мне все дороги.

И не могу особо относиться к кому-то одному, хотя… и это есть. Я познакомился с ними, когда они были вместе, одно целое. Я их полюбил ни по одной, а сразу всех вместе, я им благодарен… Нет, а чего собственно я должен ей объясняться, с какой стати… я вконец разозлился. Подошёл троллейбус.

— Спасибо, что ты есть. Я не знаю, что будет дальше, но сейчас я даже рада, что встретила тебя, что бы там ни было — всё — к лучшему, — двери закрыли её. Троллейбус тронулся. А я стою. Боже, я готов бежать за ним, догнать её, стать на колени и поклясться, что она мне не безразлична. Что и Лайла для меня и она — значат больше, чем они обе думают. Что она мне нужна… но как объяснить, люблю одну Елену?! я сам путаюсь. Может, я просто по-другому их люблю? Но, что люблю — это я знаю наверняка и не раз ловил себя на этом чувстве. Или я не так подразделяю свои чувства?

А Мария приняла философию Панглоса. Я ничего не соображаю, осёл, дурак…

Сегодня впервые за неделю я вышел из общаги, прокрался в толпе своих гостей мимо вахтера. Как пройти обратно? Как всегда. Вновь решётка, форточка, галоп по лестнице.

Елены нет. Мы с Виктором одни. Я безразлично посмотрел на его склоненную над книгой голову, разделся и юркнул под одеяло. Мысли налетели, словно мошкара, на запах мяса. Мне начала мниться измена Елены. Какая измена?

Виктор — второй «квартирант» в этой комнате. Тамара уехала домой и он пока один «владеет» её кроватью и столом. Сейчас он молчал, сопя, читая книгу. Его сегодняшняя весёлость к ночи улетучилась. У меня закралось подозрение, что он что-то знает, чего не знаю я. Быть может, ни он один. Спрашивать как-то неловко. Уткнувшись носом в подушку, пытаюсь разобраться в своих мыслях. К концу зимы мы с Еленой решили обвенчаться. Я и Она. Я в белом костюме, она в длинном белом платье и в фате. Мы улыбаемся друг другу. Горят свечи. Тускло поблескивает золото канделябров, поют свадебную торжественную… Над нами держат короны, мы обмениваемся кольцами и целуемся.

— Отныне, вы муж и жена, — торжественно провозглашает густой баритон. Мы вновь целуемся. Губы у Лены мягкие, тёплые. Глаза светятся счастьем. На нас сыплются цветы, и мы медленно, она, вложив руку в мою, идём; нам улыбаются, нас поздравляют.

Резко поворачиваюсь к стене. Но наваждение так и не проходит. Встаю, одеваюсь. Иду к комнате того типа. Стучу.

— Её здесь нет, — заплетающимся языком отвечает наглец, — пройди, посмотри, если не веришь. Верю на слово. Ухожу. Курю на кухне. Да, жизнь распоряжается тобой, твоими поступками, мыслями, любимой, друзьями: всем-всем, зачастую не так, как того хотелось бы. Передо мной встала морда Талаева, того, что шёл с Еленой. У меня с ним старые счёты. Я на курс младше его. С Еленой они знакомы давно. Мы с ней — ровесники, но она на два курса впереди. Этот скотина мне так подгадил в делах, что я думал — убью его. До случившегося мы даже в приятельских отношениях. Однако, он оказался из породы людей, которые карьеры ради предадут дружбу, продадут душу, пройдут по головам. Я ему не простил. Теперь его презираю.

Я знал — Елена придерживается нейтралитета в этом деле. Меня это сначала оскорбило, но потом я, просто смалодушничал и смотрел сквозь пальцы на то, что она не отказалась от общения с ним, хотя большинство на факультете, в том числе, практически и все преподаватели, отвернулись от него.

Я уехал, не повидавшись с Еленой. Купил билет на поезд и уехал. Внутри что-то дрожит, что-то не на месте. Назло себе уехал. Она вчера так и не пришла. И сегодня после обеда не пришла. Мы больше года уже вместе. Я знаю, еще полгода назад она безумно любила меня, я, правда немного флегматик, но мои чувства не уступали её. А теперь, ещё более обострились. Через несколько дней я вернусь.

Возвращение мне принесло поистине дурную новость. Елена весь день молчала. Вечером мы остались одни в комнате. Ни с того, ни с сего, она заплакала.

— Милая, ну, что ты? Через неделю твоя сестра приедет. Мне деньги сегодня пришли из дома.

Что ты? Всё совсем уж не так плохо.

Она посмотрела на меня и разрыдалась. Я почувствовал запах вина. Выпила.

Я не спрашиваю, почему и где. Её что-то мучит. Она