Сказка и жизнь - Нинель Сирык
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что делать? Ехать? Но в таком духовном состоянии как я теперь — ехать нельзя. Я могу наделать глупостей. Слишком сильно я ещё люблю Елену, чтобы не показать свою любовь своей же глупостью. Я бы согласился жениться, сей же час. А этого не должно случиться. Нет. Этого, конечно и не произошло бы. Но, ч т о может случиться, когда встречаются две страдающие души!?
У физиков я бываю часто. Вот и теперь я здесь. Играют в «фри», которую мы между собой называем «сварой». Я сыграл пару партий позавчера, проиграл, решил — отыграюсь в другой раз. Вчера получил зарплату. Как раз, можно и развлечься.
В комнате накурено. Эта комната условно называется «клубом». Играют только здесь.
За столом сидит семь человек, четверо играют. На столе, покрытом зелёным одеялом, лежат кучей купюры и, сброшенные карты. Спиной к окну сидит Пан, напротив него третьекурсник — астроном, остальных я не знаю. Трое, живущие вместе с Паном — наблюдают. По новой сдали карты. Пан бледный, глаза воспалённые. Расширенными зрачками (у него близорукость) стреляет то на собственные карты, которые держит перед самым носом дрожащей рукой, то на кучу денег. Время от времени он выколачивает зубами мелкую дробь. Третьекурсник-астроном спокоен. Он сложил свои три карты на колено и прикрыл ладонью. — Как дела? — интересуюсь я.
— Продуваем, — ответил Астроном.
Глаза Пана метнулись на меня, не то с отчаянием, не то со злобой, а может быть, выражая и то и другое. Послышалась дробь.
— Пан, давай подменю, — предложил я.
— К ч-чёр-ту, — дрожа всем телом и уставившись в кучу кредиток на столе, прохрипел Пан. — Сядешь вместо меня, — уступил Астроном, — только вот подожди — банк разыграем.
— Сколько?
— Девяносто.
У меня невольно губы сложились в трубочку, я присвистнул и не удержался, — Нормально!
— Начинай, — закашлявшись, хрипло гаркнул Пан белобрысому с бесцветными глазами парню, сидевшему справа.
— Рваный, — ответил тот, — и два втёмную.
— Четыре, — прохрипел Пан.
— Сетыре, — протянул малый, сидевший напротив белобрысого, с узкими раскосыми, хитрыми глазами.
— Восемь, — сбил Астроном.
Белобрысый подносит карты к самым глазам, откидывается на спинку стула, едва раздвигает пальцами свои три карты и вновь складывает, как складывают веер. — То же, — буркает он.
Глаза Пана загораются каким-то диким огоньком. Вероятно, думает, что не густо с очками у его противника, что тот боится.
— То же, — громогласно с хрипотцой ухает он.
— Тысяць, — улыбаясь только узкими глазками, пропел туземец. — Десять, — спокойно говорит Астроном, и его пальцы отстучали, когда он провёл по картам тыльной стороной руки. Кажется «блеф», этот туземец имеет не больше двадцати восьми. И Астроном это чувствует. Я его уже изучил в игре. Гора на столе заметно увеличилась. Белобрысый выбрасывает на стол «червонец». Простучав зубами, Пан швыряет карты на стол.
— Ты узэ пац? — осведомился туземец, — и я тозэ, — допел он, улыбаясь глазками. — Варим? — полувопросительно предлагает Астроном, угрюмо глядя на свою ладонь, накрывшую карты.
Белобрысый смотрит на него, потом — на деньги, обводит испытывающим взглядом всех присутствующих, затем — откидывается на спинку стула, вновь впивается глазами в карты и, помолчав, соглашается, — сварили.
Я тасую колоду. Астроном с белобрысым «тянутся». Астроном вынул семь треф. — Сколько ввару? — выпучив глаза, спрашивает Пан.
— Семьдесят, — спокойно отвечает белобрысый с бесцветными глазами. — М-м-м, — отозвался Пан и уставился на стол.
— Садись, — Астроном уступает мне своё место, — разыграй с ним. Играем вдвоём. Ни Пан, ни туземец не решаются ухнуть по такой сумме в банк.
Начали по пятёрке. Ещё раз. Пан лихорадочным взглядом следит за нашими руками. Глуповатая улыбка появляется на губах белобрысого. Астроном спокойно сидит на подоконнике и курит. Он улыбается и подмигивает мне. Белобрысый, всё ещё никак не сгонит дурацкой улыбочки со своей красной рожи. Его левая рука лежит на столе. Указательный палец, время от времени поднимается и опускается. В правой — у него карты. Он поглядывает то на стол, то на меня. Жадный огонёк загорается в его бесцветных глазах.
Ага, заволновался. У него хорошая карта. Восторг чувствуется во всём его теле, в сдерживаемых, едва заметных движениях носком туфли, пальца левой руки, зрачков, то чуть-чуть расширяющихся, то сужающихся вновь. В комнате звенящая тишина. Все следят за игрой. Страшно накурено — даже дым ест глаза. Астроном налил из кофеварки два стакана крепкого кофе и поставил перед каждым из нас. По комнате, несмотря на сигаретный дым, распространился приятный аромат. Белобрысый кивает головой в знак благодарности и отпивает несколько глотков. Я тоже подношу стакан к губам и, наслаждаясь запахом, пью ароматный напиток. Уверенность разливается по телу, я чувствую её каждой клеткой. Моя правая рука потянулась к лицу, пальцами потираю подбородок… спокойно! Без лишних жестов и телодвижений. Противник следит за моим движением. Чёрт возьми, теперь придётся всю игру тереть подбородок, ибо Белобрысый уже насторожился. Надо сбить с толку. Главное теперь, время от времени повторять жест, независимо от положения дел. Я успокоился, приняв такое решение. Почему-то уверен, что выиграю. У него хорошая карта, но не отличная. Я смотрю на свою левую руку. Под ней лежат мои три карты. Отличные карты. Одинаковый расклад мало вероятен. Что ж, пусть думает, что я блефую. — Десять, — я достаю из внутреннего кармана пиджака две пятёрки и швыряю их небрежно в кучу. Белобрысый судорожно потянулся к карману. Долго копается. На стол выпадает десятка из разжатых пальцев. Я бросаю ещё десятку и улыбаюсь — никому, просто так. Я знаю, что проиграть мне так же трудно, как всем им здесь — выиграть. Я знаю, моя улыбка очень спокойна, главное не выдать ни чем своей уверенности или неуверенности — в этом залог удачи, желаемого исхода игры — не обнаружить себя. Чаще, как правило, противник, не желая того сам, реагирует на всё. Если внимательно следить,
