Индийское лето - Иоланта Ариковна Сержантова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мак. Растет у дороги. Один. Безмятежно.
Расцвёл цикорий…
Расцвёл цикорий. Шмель шепнул цветку:
"Ты соткан из небесного сиянья…"
Опустошённый искренним признаньем
Он обессилел. Пауки соткут
Фату невесте, кавалеру фрак,
Платок на шею, непременно флаг
И белый однозначно. Он — порука,
Что доброволен плен и навсегда…
Однако брак — то скучно, эта скука
Настигнет нас однажды и тогда…
"Тебе бы всё балы, каток, а впрочем…
Гуляй, покуда можешь!" Ближе к ночи
Прильнёшь к стеклу отмытого окошка,
И станешь ждать, завидуя немножко.
Частный случай
Луны абрис, обрез, отрезок… Время
И у него свои мотивы, бремя
Ему нести своих грехов и боли,
И несть ему прощения, а воли, -
Как у других. Нисколько. Травы вянут,
Но не обманут жизнь и в землю канут,
Не корня краем, не листом, не почкой
И про неё забудут также. В одиночку
Мы все приходим, и уходим тоже.
И разные совсем, но так похоже
Мы счастливы. Несчастливы иначе?!
Но все ж молчим в печали или плачем!
Ну, что же, пусть, не важно даже это.
И пень нагрет на время солнца света.
Луны абрис. Обрезан вечер тучей.
Да это — так, погоды частный случай.
Небо
Есть нечто, что нельзя перенести:
Потери горе, весть о милом друге,
Ребёнка боль и те, для всех недуги,
Которые, увы, простым "прости"
Не утолить, не вычеркнуть так просто.
А дни идут и жизнь коры коростой
Укутана, её простая суть:
Живи теперь, срастётся как- нибудь
Конец с началом. Утлый чёлн, причал, -
Не повод погружать себя в печаль.
Висит луна, а облако — заснеженною елью…
И небо, чуть качаясь, колыбелью
Нам чудится взаправду, но оно
В себя поверило. И нам теперь дано.
Насовсем
Умывается наспех пчёлка,
Поднимается кверху чёлка.
Ветер стонет, тот насмех поднят,
От груди у земли он отнят.
С неба требуя дани синью,
Ястреб гнал с него серость тучи.
Дождь прошёл, но не так, чтоб сильный,
Он и так уж собой измучил.
То — июль. А какого года?
Вне часов всё одно — природа.
И её первозданный почерк.
Человеку дана, как прочерк, -
Посмотреть на ладошки ребёнка и лапы щенка
И исчезнуть потом. Насовсем. На века.
Пропало лето…
А лета не было как будто.
И по колено в мох обуты,
Стоят промокши, тёмны пни.
И хмуро небо, серы дни.
Тот чуб нечёсаный поляны,
И аромат медовый, пряный
Дождями смыт, как след оленя.
Из лужи пил он, на коленях
Стоял, глотал чаинки звёзд,
К луне тянулся не всерьёз,-
Играл, казался в том охочим.
А сыч, что в полночи хохочет
Смолчал, однако в пору ту.
Грустил, что вскорости сметут
Ветра листву с дерев. Земля
В снега оденется… И злясь
Полёвок гнать с полян почал.
Молитвы канувший начАл
Дупла обветренные губы
Простудным голосом и грубым
Шептали долго, ветру вторя.
Пропало лето. Это ль горе?..
Праздное
Не там искали мы свободу,
Не с теми пели у костра.
Когда ходили мы под воду,
Те — пили водку, теша страх,
А после — рифмовали строки,
Как все болтливые сороки,
Что сплетни носят на хвосте.
Но мы — иные, мы не те.
Пусть ветер флаг небес полощет.
Путей мы не искали проще,
Не с транспарантами на площадь
Стремились мы чеканить шаг,
А чтобы было интересно!
Срывались вниз со скал отвесных,
Орлов сгоняли прочь и местных,
Да к ночи жареных наваг
Едали. Медленно снедали
Под это дело комары.
То были Беломорски дали,
Из в Лету канувшей поры.
О той, потерянной свободе
Теперь прознали, через годы.
Себя узнать бы в отраженьи.
Глаза хотя бы, выраженье…
Искать причин тех мыслей праздных
Напрасно. Жизнь идёт под горку.
Но каждый день, то, право, — праздник,
Подчас он сладкий, часто — горький.
Петров батог
3
Цветок цикория прозрачен на просвет.
Его в земле столь неприметен след.
Он тщится сам, чтоб с синим небом слиться,
А шмель вокруг хлопочет, словно злится:
"Почто же ты, бедовая головка,
Забил её себе совсем не тем?!
Теперь быть нужным — вот она, уловка,
Чтоб быть всегда! Ты ж этого хотел?"
Цикорий призадумался немного,
И лепестки раскрыв навстречу свету,
Подумал, что прекрасней жизни нету,
И принялся, как прежде, на дорогу
Смотреть с улыбкой. И вослед прохожим
Приветы слал. Тем днём одним, погожим.
Цветок цикория… Он на просвет прозрачен,
Но он непрост, хотя и однозначен.
Так будет осенью…
Так будет осенью. И понят тот намёк,
Ковёр листвы уж соткан в одночасье.
Несчастье в том, что созданный начаться,
Конечен мир. А этот лист намок,
От слёз, дождя ли хладного, с полнОчи,
Не мог сдержаться, пал на землю он,
О, лета мёд — он тает, будто сон,
Что снится часто. А сверчок хохочет
Над нами вновь, тон задавая звонко,
Округе. Что ж так долго не давалась
Та малость жизни. Грань ущербна, тонка,
И, — как всегда, — на донце оставалась,
Да недопита. Пусть. "Когда-нибудь…"
То — никогда. Постыло. Позабудь.
Где та боль…
Ветер в спину, и росчерком, серою тушью
Перечёркнуто лето. И грузною тушей
Той, что тучею рыхлой, унылой, дебелой
Навалилось на лес. Утро жалобно пело,
Да не птичьими трелями. Лес голосил,
Перед тем, как упасть. А деревья без сил, -
На колени, до рваных измученных пней.
Сколь той осени надо от лета? Не дней!
Только, часом, меж ними какой договор…
Осень важно шагами измерила двор,
Настелила истрёпанной ветром листвы,
Ветер с нею "на ты"… Может, только кусты,
Пригибаясь к земле, как сумеют, пониже
Переждут непогоду. Природою движет
Нетерпенье людское, — чтоб лето и море.
Им всегда недосуг: где та боль, где то горе…
За горами, далёко? — Молчи, пережди!
Вот и мучают их то ветра, то дожди…
Слова…
Цикорий брошенный. Он, солнышку навстречу,
Расцвел, кончине собственной переча.
И всем другим пошёл наперекор,
Что подле заводили разговор,
Мол, не жилец, и не протянет дня…
И на кого теперь ему пенять…
А
