Голубые молнии - Александр Кулешов

Васнецов — высокий, стройный, щеголевато подтянутый — с явным неодобрением наблюдал, как Копылов пускает к небесам колечки сизого дыма.

— И курит, и курит, и курит... Просто удивительно, сколько за день ты выкуриваешь. Две пачки, три?

— Одну, — невозмутимо сообщил Копылов и, сделав паузу, добавил: — Неполную.

— Авторитет теряешь, — Васнецов говорил серьезно. — Учишь солдата, что пить вредно, курить вредно, спортсменам тем более, а сам пример подаешь.

— Подаю, — охотно согласился Копылов. — Но, — и он поднял указательный палец, — тут же учу: не во всем командир пример.

— А как же Устав? Статья пятьдесят четыре? «Командир должен подавать пример безупречного поведения», — ядовито заметил Васнецов.

— Нарушаю, — согласился Копылов, — а ты? Где в Уставе сказало, что командир должен быть сухарем, что, как завидят солдата в радиусе десяти километров, должен поджать губы, нахмурить брови и перестать говорить по-человечески, а только цедить слова?

— Это — я?

— Это — ты.

— Не по тому пути пошел, — грустно качая головой, констатировал Васнецов, — в писатели бы лучше подался. В научную фантастику. Цены б тебе не было. Смотри-ка, на протяжении одной сигареты написал целый литературный портрет гвардии старшего лейтенанта Васнецова Эн Ге!

— А что, не прав? Ну скажи, Николай, ты вот за все годы, что служишь, хоть одному своему солдату сказал «ты»?

— Ну и что? Есть Устав, и в Уставе...

— Да брось ты. При чем тут Устав? Это ты такой, а не Устав. Если мне на два дня раньше, чем тебе, капитана дадут, ты небось и со мной эти два дня на «вы» будешь...

Васнецов не ответил.

Со склада начали выходить и строиться солдаты. Пора было идти к ним.

— Итак, товарищи, — громко и торжественно произнес Копылов, обращаясь к притихшему строю, — теперь вы солдаты Гвардейской Краснознаменной воздушнодесантной дивизии. После присяги получите гвардейские знаки. Надеюсь, вы понимаете, к чему вас это обязывает. Сейчас вы будете в карантине, пройдете курс молодого бойца, примете присягу. После мандатной комиссии вас распределят по подразделениям, и в случае боевой тревоги вы, даже находясь в карантине, займете места ваших уволенных в запас товарищей согласно боевому расчету. Завтра с утра я покажу вам расположение части. А пока старшина отведет вас в палатки.

— Рота, смир-рно! Напр-р-раво! Шага-ам марш! — гулко разнесся голос старшины. Пока еще не совсем в унисон, шеренги затопали, удаляясь в сторону лагеря.

Копылов, не двигаясь, долго смотрел им вслед.

У границы военного городка, на отшибе около оврага, стояли палатки.

Место было возвышенное, легкий ветерок доносил сюда горький полынный дух, аромат трав, запах пыли со светлевшей в долинке проселочной дороги, по которой изредка проезжал бензовоз или «газик». Порой слышались то глухие, то ясные и четкие звуки выстрелов — невдалеке находилось стрельбище.

К палаткам вела хорошо утрамбованная тысячами ног дорога. По ее сторонам высились на небольших каменных подставках бомбы и снаряды из дерева и фанеры. Они были сделаны не очень искусно, краска вылиняла и облупилась, и, прочтя на прибитой табличке, например, «авиабомба, начиненная тротилом, вес 2000 кг», особого почтения никто к ней не испытывал.

Палатки стояли ровными рядами, перед каждым рядом возвышался щиток с боевым листком. Метрах в ста располагались летние классы, похожие на беседки в детских садах — у каждой группы своя.

Только таблицы с изображением танков, самолетов, орудий, висевшие в этих беседках, говорили о том, что занимаются здесь не малыши, и делами совсем не детскими.

Ручьев, Дойников, Костров, Сосновский. Хворост и Щукин попали в одно отделение и жили в одной палатке. Командиром отделения временно — до конца пребывания в карантине — назначили Сосновского, Когда ему сообщили об этом, он сказал «есть». А вернувшись в палатку, внимательно посмотрел в глаза товарищам. И всем стало ясно, что он начальник.

Свой авторитет Сосновский укрепил в тот же день с помощью несколько необычного педагогического приема. Около девяти вечера, в личное время, в палатку заглянул Хворост и, хитро подмигнув, высунул из кармана головку зеленоватой бутылки.

Сосновский молча и понимающе кивнул и указал глазами в сторону кустарника на другой стороне оврага.

Так же молча он направился туда, а за ним с минутным интервалом в целях конспирации проследовали Хворост, Костров и Щукин.

Забравшись в кустарник, все уселись по-турецки, в кружок. Потирая руки, Хворост достал бутылку, подкинул на руке.

— Погоди, — тихо сказал Сосновский, — дай-ка сюда. Не знаешь, как с ней обращаться.

— Я не знаю? — Хворост был возмущен. — Да я...

— Дай, покажу, — потребовал Сосновский, чуть-чуть повысив голос, и, когда Хворост нехотя протянул ему бутылку, резким и коротким движением разбил ее о камень. — Вот так с ней обращаются, — сказал он опять очень тихо. — Ясно? По крайней мере, на все время, что мы здесь. Вопросы есть?

И он обвел своих потрясенных товарищей спокойным, внимательным взглядом.

Потом встал и неторопливо пошел обратно в лагерь. Первым нарушил молчание Костров.

— Выпили, — констатировал он с явным злорадством, непонятно к кому относившимся.

— Ну ладно, ну погоди... — бормотал Хворост, — ничего, ничего...

Щукин только махнул рукой.

Утром Ручьев, засунув руки в карманы, стоял перед боевым листком и с улыбкой невыразимого, как ему казалось, презрения читал бичующие сатирические строки:

Ручьев что днем, что ночью рукиВ карманы убирает,А как услышит ложек звуки,Их тут же вынимает.

Под обличительным четверостишием был изображен солдат с четырьмя руками — две были глубоко засунуты в карманы, а две жадно хватали ложки и дымящиеся котелки.

— Поэт... Бальмонт... — вложив в эти слова всю иронию, на какую был способен, громко произнес Ручьев и оглянулся. Но заряд пропал даром: поблизости никого не было.

— Взвод, выходи строиться! — раздалась громкая команда.

И Ручьев, выпростав руки из карманов, побежал к месту построения.

На следующий день была экскурсия. Старший лейтенант Копылов намерен был в соответствии с традицией провести своих подопечных по расположению части, все показать, объяснить. Пока в общих чертах.

Современный военный городок, в котором квартирует дивизия, это целый город. И совершить но его расположению экскурсию дело крайне увлекательное.

— Это гостиница, — кивком головы Копылов указал на аккуратное двухэтажное здание, расположенное у ворот.