Модератор реальности - Игорь Абакумов

Правда, за последние три дня родился только один. Сегодня утром. И надо быстренько пойти и обработать ему пуповинку. А потом уж и остальными делами заниматься…

Сукровицу на пальцах она заметила, только когда вышла из детского, и в очередной раз почесала пальцы друг о дружку. И испугалась. Господи, только бы он не заразился! Это будет не просто потеря работы, это будет гораздо хуже.

Страх не отпускал ее всю смену, хотя остаток дня она и работала в напальчниках. Только бы не заразился, только бы никто не обратил внимания на ее пальцы. А уж до следующей смены она избавится от этой гадости. Сама…

Капитан медицинской службы Алексей Форкин слыл хирургом боевым. В самом прямом смысле этого слова. Три года отдачи неизвестно кем занятого интернационального долга прибавили к его стажу девять лет, к взглядам на жизнь – здорового цинизма, к опыту – эквивалент двадцатилетней службы в обычном госпитале, а к каждому смоляно-черному волоску – по одному седому.

Работа в санчасти военного училища, ранее вполне желанная, теперь казалась ему скучной и занудной. Не радовала даже перспектива выбиться в начальники, занять полковничью должность и дослуживать несколько оставшихся до немаленькой льготной пенсии лет в тишине и покое. А потому он активно готовился к поступлению в ординатуру Ленинградской академии, в связи с чем упорно не желал пускать здесь, в Киеве, никаких корней. И на дежурства в праздники и выходные соглашался без скрипа. За что и был любим всем личным составом медсанчасти.

Двое из троих ввалившихся в дверь курсантов, те, что по бокам, сказать ничего не могли. Только рты разинули. Думается, их сильно удивила смена выражения лица капитана Форкина с лениво-скучающего на радостно-возбужденное при их появлении. Впрочем, Форкину и не надо, чтобы они начали разговаривать, ему и так все стало ясно с первого же взгляда. Дело! Наконец-то появилось реальное дело. Есть Бог на свете, определенно есть, что бы там ни талдычил замполит.

– Так. На стол его. Быстро. И молча. – Алексей застегнул халат и крикнул в направлении второго этажа: – Федырыч! Пузырь перекиси! Живее!

Фельдшер-прапорщик Федырыч уже вваливался в помещение, на глазах бледнея. Видимо, столько крови он здесь еще никогда не видел.

– Готовь новокаин и инструмент, штопать будем. – Капитан уже ловко при помощи специальных ножниц освобождал раненого от верхней части обмундирования. – Спокойно, парень, спокойно… Сейчас дядя доктор тебя посмотрит…

В этот момент один из сопровождающих сумел закрыть рот и тут же открыл его снова:

– Товарищ капитан, так его ж в госпиталь надо…

– Ага, щаз! Раскручу и закину… И вообще, цыц! Кровью истечет, пока доедет.

Форкин уже взялся за перекись водорода и начал промывать раны.

– Так… поверхностные, кожа и подкожно-жировая клетчатка… Нормально. Тут и зашьем. А в госпиталь – потом. Кстати, не стойте столбом, бегом в автопарк, санитарку вытаскивайте. Локализация?.. Шея… Надплечье, грудь… Чудненько, чудесненько… Федырыч! Новокаин готов? Обкалывай раны.

Капитан с прапорщиком суетились вокруг раненого, бойцы в окровавленной форме унеслись распугивать автопарк, и только Слава оказался не при делах. Запоздало пришел страх, проявив себя дрожью в коленках и плывущим в глазах потолком. Впрочем, в поведении потолка скорее всего виновата слабость, обмененная на жидкую часть организма, размазанную по асфальту от гостиницы до санчасти. Чтобы не провалиться окончательно в забытье, Слава попытался сосредоточиться и осмыслить происшедшее.

– Так, боец, сейчас будет чуточку больно, а потом тебе будет уже все равно. Так или иначе.

Форкин закончил обработку ран и поторопил фельдшера:

– Давай коли, не телись.

– Леш, может, ему спиртика внутрь дать, а? Пусть поспит, а то смотрит и смотрит…

– И как тебя, Федырыч, – капитан бросил удивленный взгляд на подчиненного, – в медицину занесло? Расскажешь потом, только напомни…

Кротков, несмотря на проскочившее в речах доктора обращение, понимал, что лично от него не ждут никаких ответов. А тем более деятельного участия в процессе. Можно отвлечься от происходящего и вспомнить, в какой момент сработала команда на ускорение. Вернее, помнил Слава все прекрасно, остается только понять, что эту программу запустило. Значит, дело было так: сначала он увидел ближайшее будущее, увидел в деталях. Увидел, как стекло наклонилось, перекрутилось винтом и как снизу вверх побежала невидимая простым взглядом трещинка. Он видел, как рушится структура стекла, разбегаются, теряя связи, атомы. Он встретился взглядом с Димкой, услышал… А потом вспышка. Но он слышал, он явно слышал в запредельном для человеческого слуха диапазоне звук, с которым побежала эта самая первая трещина. Вслух, конечно, такое не воспроизвести, но вот мысленно… Мысль, как всегда, бежала чуток впереди рассуждений, и…

Вспышка. С потолка на Славу обрушился водопад жидкого стекла, мигом загустел и замуровал всех находящихся в помещении. Федырыч застыл, нацелившись очередным шприцем Славке в грудь, капитан внимательно рассматривал извлеченную из стерилизатора иглу, на висящих над дверью часах скакнула и замерла секундная стрелка.

Получилось, однако.

А вот и побочный эффект наметился. Тогда Слава не обратил внимания, не заметил – не до того было. Сейчас же он мог спокойно прислушаться и присмотреться к своим ощущениям, тщательно все проанализировать и сделать выводы. То, что он увидел внутри себя, его просто потрясло.

Вячеславу открылся новый, неведомый ранее мир. Мир, в котором жили ткани, ферменты и множество других составляющих и продуктов его организма. Где суетились, обмениваясь полевыми и химическими сигналами, его клетки. Где всем управляли длинные молекулы, разместившиеся в ядрах каждой клеточки. И, несмотря на новизну и необычность открывшегося мира, Слава прекрасно понимал суть всех происходящих процессов. Он видел и понимал, как все это работает.

И делал одно открытие за другим. Он увидел цепочку генов, отвечавших ранее за забывчивость, а теперь напрочь исключенную из процесса управления. Обнаружил свои «внутренние часы» и потратил на их изучение несколько лет. Нашел механизм, отвечающий за регенерацию клеток, и легко подобрал к нему ключик. Ба! Да сейчас он легко мог устранить все последствия своего ранения, произнеся мысленно всего лишь несколько слов.

Самая тонкая стрелка на часах с трудом убила еще одну секунду.

Нет, неожиданно лечиться сейчас, пожалуй, не стоит. А вот… Слава, почти не двигая глазами, повнимательнее рассмотрел фельдшера и сделал еще одно открытие. Он по-новому видел не только себя, но и окружающих. Информацию поставляло буквально все: движения, запах, излучения всех диапазонов, звуки. Все, что исходило от человека, рисовало в мозгу Вячеслава его точную копию.

А у Федырыча больные почки. Были. Пока Слава не произнес короткую фразу. В его теперешнем состоянии она получилась настолько короткой, что услышать ее не смогла бы даже летучая мышь. А вот почки услышали. И самое главное – послушались.

Часы над дверью отмеряли еще секунду.

Прапорщик наконец-то дотянулся иглой шприца до намеченной сто лет назад точки, и Слава всего лишь движением мысли превратил стекло в воздух. Обрадованная секундная стрелка весело побежала по кругу, а в дверь под часами ввалился Димон:

– Как он, товарищ капитан?

– Умрет, – оптимистично заметил доктор. – Лет через семьдесят. Вот сейчас заштопаю и – в госпиталь его. А то, сдается мне, у него температура повышается…

Форкин не стал интересоваться, кто это такой заботливый пришел. Форма в крови, погоны старшего сержанта – не иначе, замо́к потерпевшего. К операции все уже готово, и доктор с удовольствием приступил к любимому занятию.

– Не поеду в госпиталь, – неожиданно подал голос объект экзекуции, – в общаге долечусь.

Алексей не успел вразумить этого идиота. В дверях сегодня наблюдался явный аншлаг. Ввалились сразу двое. Один из них здесь уже мелькал, а потому закричал без приветствий и чайной церемонии:

– Санитарка сломана, водилы нет, Пашка побежал в автороту, он его достанет.

Второй только глянул на потерпевшего – «ух, блин!» – и обратился к Базову:

– Димон, тебя Дуб разыскивает. Рвет и мечет. Пылып прямо на плац прибежал – глаза бешеные, губищи в крови, жуть. Как настучал про тебя Дубу, тот нас бегом до общаги гнал – это в парадке-то, да в такую жару. Беги скорей, пока он других морщить не начал с разгону. В канцелярии он…

– Действительно, шли б вы все отсюда. – Форкин чуток отвлекся от своего занятия. – Дышать от вас нечем. Проваливайте, я сказал!

– Димон, загляни ко мне, как освободишься.

Оперируемый встретился глазами с другом, и тот, молча кивнув, вышел за дверь.