Пятьдесят на пятьдесят - Дик Фрэнсис

Я достал из кармана копию водительского удостоверения, взглянул на черно-белую фотографию отца. Он смотрел в объектив камеры, казалось, глаза его заглядывают прямо мне в душу. Алан Чарльз Грейди, значилось в документе, проживает по адресу 312 Макферсон-стрит, Карлтон-Норт, Виктория 3054. Интересно, какой у него дом? Я решительно ничего об отце не знал.

Я снова принялся размышлять: а был ли прав сержант, утверждая, что напал преступник на нас не с целью ограбить меня, но расправиться с отцом? Тут же спохватился, что думаю о нем как об отце, что помогло ответить хотя бы на один из вопросов. Но к чему понадобилось нападать на него и уж тем более убивать?

«Где деньги?» — злобным шепотом спрашивал убийца. В тот момент я думал, речь идет о деньгах, заработанных на букмекерстве. Но, может, у отца были деньги, заработанные каким-то другим путем? Или взятые в долг? Полиция показала мне содержимое его карманов. Помимо водительского удостоверения и кредитной карты на имя Грейди, там лежал обратный билет из Ватерлоо в Аскот, пакетик леденцов, а также билет, выданный мной на скачках, с надписью «ДОВЕРЯЙ ТЕДДИ ТЭЛБОТУ». Ну и еще около тридцати фунтов наличными. Разве за это убивают?

«Будь очень осторожен», — успел шепнуть мне умирающий отец, лежа на траве, на том самом месте, где теперь возвышался белый тент. «Бойся всех и каждого».

Но кого именно мне бояться? Я с тревогой огляделся по сторонам, пытаясь заметить подбирающегося врага. Но в машине я сидел один, место преступления охранял полицейский, а телевизионщики упаковывали свое оборудование, видно, успели выйти в эфир.

Я позвонил Софи. Вернее, попробовал, поскольку к телефону она не подходила. Очень на меня разозлилась. Так, во всяком случае, она сказала, когда я позвонил ей из больницы в Вексхем-парк, предупредить, что приехать не смогу. Я прикидывал, что еще ей сказать, но потом решил не упоминать о внезапном появлении в моей жизни отца, за чем последовало его равно неожиданное и уже окончательное исчезновение из этой самой жизни. Стресс приведет только к ухудшению ее состояния и закончится приступом тяжелейшей депрессии. Сейчас ей стало немного лучше, и я надеялся забрать ее домой в самом скором времени, где она пробудет до следующего приступа.

Состояние Софи можно было сравнить с американскими горками — то взлет вверх, пик мании, то вдруг провал, глубокое погружение в отчаяние, и с каждым новым циклом взлеты и падения становились все круче и глубже. А перемежалось все это относительно спокойными периодами, когда она мыслила вполне рационально. То были хорошие времена, когда мы вели нормальную семейную жизнь. Но, к сожалению, они выдавались все реже и становились все короче.

«Опять напился?» — с укором в голосе спросила она.

Алкоголиком я не был. Совсем напротив: я никогда много не пил. Но Софи с ее загадочным мышлением почему-то была уверена в том, что я алкоголик. Что ж, эта навязчивая идея в каком-то смысле пошла на пользу моему здоровью, я редко употреблял спиртное. Так спокойнее.

За четыре часа до нашего с ней разговора я позволил себе кружку пива, но поклялся ей, что не выпил и капли. Она не поверила.

«Ты постоянно напиваешься, — громко сказала она в трубку. — И не хочешь приезжать ко мне потому, что пьян в стельку. Ну, признайся».

В этот момент я был близок к тому, чтобы рассказать ей об отце, о том, что его убили и что я не могу приехать потому, что меня допрашивает полиция. Но она могла подумать, что убийца я, и это повергло бы ее в очередную депрессию, из которой она постепенно выкарабкивалась. Уж лучше пусть думает, что я пьяница, а не убийца.

«Прости, — сказал я, так ни в чем и не признавшись. — Приеду повидать тебя завтра».

«А завтра, может, меня не будет», — уже спокойней ответила она. То был ее способ в очередной раз заявить мне, что однажды она покончит с собой. Так, всего лишь маленькое напоминание о том, что контролирует ситуацию именно она. Это была игра, в которую мы играли последние лет десять как минимум. Я не сомневался — она была убеждена в истинности своих слов. Но по прошествии всего этого времени я как-то не очень ей верил. И считал, что она способна совершить самоубийство только во время маниакальных фаз, когда ей начинало казаться, что она наделена некими сверхъестественными силами. Просто однажды рядом с ней может не оказаться человека, который не даст ей выброситься из окна, когда она вдруг вообразит, что может летать. Нет, это не будет самоубийством, скорее несчастным случаем.

Надо признаться, я был по горло сыт подобным существованием. И в самые мрачные и тяжелые моменты задавался вопросом: может, самоубийство стало бы лучшим исходом, в том числе и для меня?..

На второй день Королевских скачек в Аскоте особого ажиотажа не наблюдалось. Умы присутствующих занимало убийство на автостоянке, толпа возбужденно обменивалась самыми невероятными версиями.

— Вы слышали? Оказывается, жертва занималась распространением наркотиков! — Эти слова нашептывал один мужчина другому.

— Правда? — откликнулся его собеседник. — Да, никогда не знаешь, что творится прямо у тебя под носом, верно?

«Может, они и правы», — мрачно подумал я. — Сведения, выданные полицией, были крайне скудны. Возможно, потому, подумал я, что там сомневались в идентификации жертвы. Уже не говоря о преступнике.

Лука и Бетси проявили тактичность, не стали расспрашивать о причине появления синяка над глазом. Однако сочувствие проявляли, чего нельзя было сказать о коллегах-букмекерах и моих клиентах.

— Доброе утро, Нед, — сказал Ларри Портер, букмекер из соседней клетушки. — Что, женушка врезала? — Он явно упивался моим смущением.

— И тебе доброго утречка, Ларри, — ответил я. — Нет. Ударился головой о дверь.

— Ага, как же, — ухмыльнулся он. — Придумай что получше.

А вот я бы пожалел человека, который врезался головой в дверь. Ему, бедняге, наверное, никто не верил.

— Вообще-то на меня напали, — сказал я.

— Да на нас всех тут вчера напали и ободрали как липку. — Он громко расхохотался: шутка показалась удачной. — Чертовы игроки.

— Может, этот игрок, — я приложил руку к глазу, — хотел большего.

Тут улыбка на его лице увяла.

— Так тебя что, ограбили? — спросил он. Над ограблением букмекеров в этой среде смеяться было не принято.

— Нет, — ответил я. Не хотелось говорить, что на уме у преступника было убийство, а вовсе не ограбление. — Кто-то его спугнул.

— Ну уж только не ты, с твоим-то телосложением, — снова расхохотался Ларри.

Я улыбнулся и решил пропустить эти слова мимо ушей. Ларри весил добрых восемнадцать стоунов, а уж такой талией мог бы гордиться борец сумо. Я же в сравнении с этой боевой машиной был худощав, хрупок, можно даже сказать, тощ. Похоже, у меня никогда не было времени поесть нормально, как и намерения приготовить себе еду. Хоть и имелась жена, вел, по большей части, одинокий образ жизни.

К счастью, ни Луке, ни Бетси, ни Ларри не пришло в голову связать убийство на стоянке с синяком у меня над глазом, и вообще с началом скачек все, похоже, стали забывать об этой истории.

— Так этот твой Интернет подвел только нас или других тоже? — спросил я у Луки после третьего забега.

— Что? — рассеянно спросил он, работая с клавиатурой.

— Вчера. Во время последнего забега, — напомнил я. — Этот сбой случился только у нас или у других тоже?

— А, это, — протянул он. — Похоже, вся система вырубилась минут на пять. И знаешь, что интересно?

— Что?

— Телефоны тоже вырубились.

— Какие телефоны? — спросил я.

— Мобильники, — ответил он. — Причем все. Все операторы.

— Но это невозможно, — пробормотал я.

— Знаю, — кивнул Лука. — И тем не менее это так. Все, с кем я говорил, твердили, что телефоны у них не работали минут пять. Не было сигнала. Должно быть, «киты» с ума посходили.

Под «китами» Лука подразумевал четыре или пять крупных компаний, которые содержали целую сеть букмекерских контор по всей стране. У каждой компании было по одному-два представителя на скачках, они и делали для них ставки у здешних букмекеров, чтоб повлиять на стартовые расценки.

Соотношения, предлагаемые букмекерами на ипподроме, часто менялись по ходу скачек. Если на какую-то лошадь ставили много, букмекеры предлагали более выгодные расценки поставившим на других лошадей, в случае если те выиграют. Таким образом удавалось хоть немного компенсировать убытки. Официальная стартовая расценка, или СР, приблизительно равнялась среднему показателю, исходя из расценок, предлагаемых букмекерами в начале скачек.

К примеру, если букмекерская контора приняла ставку на лошадь в сто тысяч фунтов при соотношении десять к одному, в случае выигрыша этой самой лошади они могли потерять миллион фунтов. Так что компания просто заставляла своих представителей на ипподроме ставить наличные на эту лошадь у местных букмекеров, которые тут же уменьшали соотношение. И если стартовая расценка опускалась, допустим, до пяти к одному и лошадь выигрывала, компания должна была выплатить лишь полмиллиона, то есть значительно сократить свои потери.