Хлеб с порохом - Борис Цеханович

Павел Павлович замолчал и уступил место Большакову. Григорий Иванович был лаконичнее:

– Я поддерживаю все, что здесь сказал Павел Павлович.

Настал мой черед, я тоже не был многословен:

– Павел Павлович, Григорий Иванович, можете ехать спокойными. Все, что зависит от нас, офицеров, чтобы сохранить ваших сыновей, будет сделано на сто процентов и даже больше. Я думаю, что та работа, которая была проведена вами с солдатами, не пропадет зря. Наш девиз остается прежним – «Вместе вошли, вместе и вышли». А сейчас разойдись, можно попрощаться.

Строй рассыпался, солдаты и сержанты окружили уезжающих земляков и стали прощаться, а через десять минут со стороны штаба подкатила небольшая колонна с делегацией. Еще несколько минут прощания, и только пыль, медленно оседающая на дорогу, и исчезающие машины на окраине Гикаловского напоминали об ушедших. Из-за автобусной остановки вышел Явлинский, он там стоял, не мешая прощанию. У него все нормально. На позиции упало в общей сложности двадцать снарядов, но никого не задело. Я же в свою очередь рассказал о чеченских корректировщиках.

До вечера солдаты грустно бродили по расположению, а потом ночное дежурство и предпраздничный день все расставили на свои места. После завтрака Кирьянова вызвали в штаб, где он оказывал помощь политработникам в организации небольшого праздничного концерта. Там же ему по секрету сказали, что его и еще нескольких военнослужащих наградят медалями. Группировка выделила двадцать советских медалей и разрешила командиру полка наградить военнослужащих своим решением.

К вечеру погода стала портиться, повалил мокрый снег, который тут же таял, а часа в три ночи ударил морозец – градусов пять. Все замерзло. Небольшой ветерок шевелил ледяными ветками, и от этого отовсюду слышался тихий стеклянный звон. Время от времени я запускал из ракетницы ракету и несколько секунд мог наблюдать красивое зрелище: белый снег, покрывший землю, склонившиеся подо льдом ветви деревьев, и все это блестело, переливаясь разноцветными бликами, в свете ракеты. Было промозгло и холодно. Но, несмотря на холод и сырость, меня не покидало предпраздничное настроение.

Поставив задачу не ослаблять наблюдение, я пошел к морпехам. Прошел по мосту (кстати, единственный целый мост и самый короткий путь, через который техника боевиков могла из Грозного прорваться в Чечен-Аул), обороне его я уделял особое внимание. Перейдя мост, свернул влево, вдоль арыка прошел метров четыреста и подошел к зданию поливочной станции, где располагался командный пункт старшего лейтенанта Явлинского. Здесь все уже было готово – стол был накрыт, и ждали только меня. Витька Явлинский тоже постарался. На столе стояла кастрюля с ухой. Рыбу добыли тут же в арыке, глушили ее гранатами, и я даже подумать не мог, что в арыке водится такая большая рыба. Много было мяса и других продуктов. Ну, и все тот же коньяк.

Вчетвером мы весело расселись за столом. Алексей Иванович достал свою медаль, полученную на торжественном собрании, и положил ее в кружку. Я же наполнил ее только наполовину. Конечно, ее нужно было бы по традиции наполнить до краев, но учитывал, что мы на войне и напиваться нельзя. Другим я налил граммов по пятьдесят.

Я встал:

– Алексей Иванович, поздравляю тебя с первой правительственной наградой и желаю тебе, чтобы она не была последней.

Кирьянов встал, поднял кружку, обеспокоенно заглянув в нее, и тоскливо поглядел на нас. Я его понимал: он очень мало пил и даже полкружки выпить для него было проблемой. Но традиция есть традиция. Я кивнул ему:

– Давай, Алексей Иванович. Давай, дорогой.

– Товарищи офицеры! Представляюсь по случаю награждения правительственной наградой, – замполит произнес стандартную формулу, сильно выдохнул воздух, поднял кружку и мелкими глотками стал пить коньяк. После того, как коньяка не останется, он ртом должен выловить в кружке медаль. После этого считается, что медаль обмыта.

Мы все смотрели и переживали за то, как трудно и долго он пил. Прекратил пить и застыл. Медленно опустил кружку на стол. Видно, как внутри его организма шла борьба между ним и коньяком. Спиртное рвалось обратно, и Алексей Иванович боролся с этим.

Я забеспокоился и, не сводя глаз с замполита, стал отодвигаться:

– Алексей Иванович, не надо… прошу тебя, не надо…

Но было поздно, я резко оттолкнулся от стола, и вовремя: Кирьянов в спазме открыл рот и изверг из себя на стол фонтан. Игорь и Витька, опрокидывая табуретки, тоже благополучно отскочили от стола. Вся закуска была безнадежно испорчена, а Алексей Иванович стоял у стола и виновато вытирал рот:

– Борис Геннадьевич, я не мог удержаться.

– Ладно, Алексей Иванович, не расстраивайся. Мы сейчас все это уберем, но это незачет. Потренируешься и назначишь день, когда мы сделаем еще одну попытку обмыть медаль.

Все засмеялись. Явлинский отдал приказ, и через несколько минут все было убрано, на столе стояла свежая закуска. Разлили по пятьдесят граммов, выпили за праздник, затем еще по пятьдесят граммов за победу.

Глава вторая

МТФ

– Копытов, смотри сюда, – командир полка взял карандаш и очертил им овал на стыке первого и третьего батальонов. – Боря, завтра к вечеру встанешь двумя взводами вот здесь, напротив МТФ, и усилишь оборону на этом участке. Сейчас на этом участке переднего края сосредоточены значительные силы боевиков – то ли для внезапной контратаки, то ли для обороны МТФ и моста через реку Аргун на Шали. Место горячее, так что будь там осторожнее. Завтра с утра начнешь перемещаться, а вечером на совещании мне докладываешь о размещении на месте. Да, третий взвод оставишь на перекрестке, за мостом. Задача у него прежняя: оборонять дорогу на Чечен-Аул.

Приехав в расположение, я на общем построении довел до батареи новую задачу, чем взбудоражил личный состав. Все были рады переехать на новое место, где будут новые впечатления. День прошел в сборах, снимали масксети, грузили лишнее имущество. С собой на новое место я забирал второй и третий взвода. Первый оставлял на перекрестке. Командир взвода старший лейтенант Жидилев – серьезный мужик и способен принять правильное решение в случае критической ситуации, да и взвод у него все-таки надежный.

Прибыв на новое место, я первым делом осмотрелся и остался доволен осмотром местности. На месте будущего командного пункта батареи сходились три зеленки и две грунтовые дороги, тут же проходил на метровой высоте и воздушный арык из бетона. И, что меня особенно порадовало, рядом с новым командным пунктом батареи располагался наблюдательный пункт Виктора Черепкова. Сразу же за зеленкой, она была шириной двадцать метров, определил взвод Коровина, а третий взвод поставил в двухстах метрах впереди и правее, сразу же за полуразрушенным бетонным арыком. В ста пятидесяти метрах слева от меня на поле, закрытом зеленкой, располагался командный пункт танкового батальона. Туда я и направился. С командиром батальона, Толей Мосейчуком, я обговорил все детали взаимодействия и попросил у него БРЭМ с «лопатой» для того, чтобы выкопать землянки. Подогнал машину и сначала выкопал большую и глубокую канаву под свою землянку, а потом для второго и третьего взводов. Приехал старшина и привез, как всегда, вкусный обед. Погода была солнечная и теплая, располагающая к выпивке. Мы расставили в бетонном арыке стол, сняли верхнюю одежду, я позвал Черепкова, немного выпили вина и с аппетитом перекусили, после чего я пошел в мотострелковый взвод, который занимал оборону впереди второго взвода в пятидесяти метрах, для того чтобы с командиром взвода также установить взаимодействие. Его палатка стояла прямо в зеленке. Одним краем зеленка выходила к моему КП, а другим уходила за передний край боевиков и была слабым и опасным местом в обороне.

Я обговорил с командиром взвода все вопросы взаимодействия в случае нападения боевиков и ушел к себе. Строительство землянок шло полным ходом. Алексей Иванович выставил на дне вырытой канавы поперек ящики из-под ПТУРов, заполнил их землей, и получилась стенка. Сверху положил несколько толстых досок и накрыл все это большим брезентовым тентом. Получилась просторная и теплая землянка. У деревянной стенки я поставил свою кровать, набил гвоздей в стенку для оружия и одежды, а замполит и техник поставили кровати вдоль земляных стенок. Между кроватями установили стол. Остальное место мы предоставили для оборудования нар для Чудинова, Алушаева и Торбана: они будут жить вместе с нами. Старшину я отправил на усиление в третий взвод, пусть там живет и помогает командиру взвода. Обустроились и остальные взводы.

В 23 часа я, как обычно, вместе с Торбаном вышел на патрулирование. Забрался в бетонный арык и стал прохаживаться по нему: тридцать метров вперед, тридцать метров назад. Двигался я бесшумно, чутко вслушиваясь в ночные звуки. На старом месте с насыпи я мог наблюдать практически все вокруг и пользоваться ночным биноклем, а вот здесь с двух сторон поле зрения ограничивали две зеленки, проходящие в двадцати метрах от нас и закрывающие передний край боевиков. Поле между нами и боевиками не было заминировано, это я уточнил у саперов, поэтому вся надежда была на сторожевые посты пехоты, а я им не верил. И на патрули своих взводов. Боевики незаметно и беспрепятственно могли подобраться к нам почти вплотную и атаковать, так что место действительно было опасное. В основном приходилось полагаться на слух, ночной бинокль я отдал во второй взвод – им он был нужнее. Ночь прошла спокойно, и в восемь часов я выехал на совещание. Только выехал на поле, как в ста метрах поднялись два минометных разрыва, я присел в люке, пережидая пение летящих осколков, и опять высунулся. Следующие два разрыва легли дальше, но ближе к дороге. Ничего себе, как это духи стреляют так точно вслепую? Ведь между мной и ними зеленка, и они не видят ни меня, ни командира танкового батальона, который ехал на совещание на «КамАЗе» впереди меня в трехстах метрах.