Как воюют на Донбассе - Владислав Шурыгин

Справедливости ради надо сказать, что сейчас развернута масштабная программа строительства новых кораблей, но поступление их на флот начнется не раньше чем через два-три года.

Материально моряки-«северяне» сегодня живут хорошо. Матрос-контрактник получает от 40 до 60 тысяч рублей, мичман — до 90 тысяч, а офицер — от 90 до 180 тысяч. Поэтому улицы Полярного заполнены дорогими иномарками, тут открылось множество магазинов, город переживает «бум» квартирного ремонта. Правда, в полный рост стоит проблема досуга. После реформы Сердюкова — Макарова были сокращены и закрыты все матросские клубы и Дома офицеров. Теперь они мертвыми громадами стоят посреди «нового» Полярного, а другой — на базе подводников в «старом» Полярном, а ведь когда-то они были фактически центрами жизни гарнизона. Сюда приезжали артисты из Москвы, здесь выступали известные московские и ленинградские театры, тут работало множество секций и кружков. Теперь же, по замыслу авторов сокращений, военные и члены их семей должны развлекать себя сами. Причем формы «развлечения» в условиях Севера крайне ограничены. Ну, кроме алкоголя разве что. Впрочем, и оный после 22 часов не продается.

«Крепостные» Полярного

Но, говоря о жизни гарнизона, нельзя не упомянуть и о тех, кто сегодня в Полярном оказался фактически «замурован».

Много десятилетий Полярный был, по сути, «транзитным» городом. Гарнизоном, куда военные прибывали на несколько лет отслужить «северные» или пройти определенный должностной цикл; и откуда обычно либо переводились в другие гарнизоны, либо, если здесь завершали службу, еще какое-то время жили, ожидая получения квартиры где-то в России. Из постоянных жителей были разве что немногие местные гражданские из тех, кто по разным причинам когда-то осел в этих краях. Так было до прихода недоброй памяти министра Сердюкова. Прославившийся диким воровством министр пять лет назад получил распоряжение президента России решить наконец квартирный вопрос уволенных в запас офицеров. Тогда «бесквартирными» по стране числилось больше двухсот тысяч находившихся в запасе офицеров, точнее семей. Потому как 99 % уволенных в запас офицеров были людьми семейными. Кроме этого, начался невиданный со времен хрущевских сокращений «секвестр» офицерского корпуса, в ходе которого должно было быть уволено больше половины действующего офицерского корпуса — еще около двухсот тысяч офицеров. На строительство жилья для военнослужащих были выделены громадные бюджетные средства, но этот лакомый кусок был настолько ловко поделен между приближенными к бывшему министру коммерсантами и фирмами, что жилье строилось вроде как невиданными темпами, но очередь почему-то почти не сокращалась. О том, как строилось жилье для военнослужащих, сегодня хорошо могут рассказать прокуратура и следственное управление, которые до сих пор разбираются с «поселками-призраками», выстроенными где на болотах, где посреди кладбищ без всякой инфраструктуры, коммуникаций, дорог, с нарушениями всех возможных «снипов». Но надо было как-то отчитываться перед президентом о выполнении его распоряжения, и для сокращения очереди Сердюковым были изобретены гениальные способы «одомашнивания» бездомных офицеров. Один из них — фактическое «закрепощение» офицеров в гарнизонах, где они закончили службу. Был придуман оригинальный ход. Жилье гарнизонов разделили на «служебное», то, которое принадлежит Министерству обороны, и «муниципальное», которое больше министерству было не нужно и передавалось местным властям. И все, кто на тот момент жили в этих домах, автоматически стали считаться обеспеченными жильем и утратили право на его получение. Так одним росчерком пера бывшего министра Сердюкова десятки тысяч людей по всей России оказались «закрепощены» в военных городках и гарнизонах, не имея никаких возможностей их покинуть. Таких «крепостных» в Полярном сегодня многие десятки семей, и перспектив у них никаких.

Как горько пошутила она из жительниц Полярного, коренная ленинградка, похоронившая недавно мужа-моряка, с которым она вместо положенной ему от государства квартиры оказалась навсегда замурованной в вечно промерзающей двушке одного из полуобитаемых домов: «Теперь мы стали коренными полярниками»…

Живая

…Если надводный боевой корабль — это фактически плавучая крепость со всеми ее привычными атрибутами — башнями, бойницами, галереями, то черная, зализанная, без палуб и надстроек, лодка ничем не напоминает изделие человеческих рук. Едва возвышающаяся над водой, похожая на вынырнувшую касатку, она резко контрастирует с соседями — надводными кораблями. И, увидев ее перед собой, ты мгновенно понимаешь, что перед тобой создание совершенно иного мира. Мира глубины, мира вечной тьмы, мира страшного давления, которое на ста метрах способно выдавить человека в медный водолазный шлем, как тюбик с пастой. Подводная лодка — одно из самых удивительных созданий человеческих рук, квинтэссенция всех самых передовых технологий, дерзкий вызов природе, которая еще миллионы лет назад отобрала у наших предков мир воды, оставив на память об океанской колыбели лишь немного соли в крови…

Чужака лодка встречает настороженно и хмуро. Почувствовав незнакомца на своей спине, она раздраженно поводит корпусом по волне, словно пытаясь стряхнуть его с себя. Норовит в рубке ткнуть чужака «локтями» изгибов трубопроводов, напугать влажной ледяной тьмой тесных проходов рубки, распахнутой светящейся глубокой шахтой, ведущей в глубину лодки. И лишь только когда спускаешься в ее светящееся чрево, она смиряется. Девятнадцать скоб-ступенек вниз по вертикальной шахте — и я в центральном посту, на это у меня с непривычки уходит, наверное, целая вечность, подводники же, как белки, буквально скользят по этим ступенькам. По команде «срочное погружение» лодка уже через две минуты должна укрыться под многометровой толщей воды — ее главной защитой. Это означает, что все находящиеся в боевой рубке моряки должны за считанные секунды покинуть ходовой мостик, вихрем проскочить по рубке, по короткому трапу к верхнему рубочному люку и скатиться вниз в центральный пост, задраив за собой люк.

— Для чего подводнику нужна пилотка? — пошутил мой «Вергилий» в путешествии по лодке вахтенный офицер «Ярославля» старший лейтенант Михаил Законов. — Чтобы голову лишний раз не ушибить. Как бы ты ни был подготовлен и привычен, но нет-нет, да приложишься. И тут пилотка — спасительница!

Сегодня подводники щеголяют в новой форме. Хотя новой ее можно назвать лишь условно. Фактически это копия формы моряков пятидесятых-шестидесятых годов — темно-синяя тужурка с воротником-стоечкой под горло, пилотка старого образца, не «испанка», а та, советская, в которой десятилетия ходили в море подводники.

Новой формой моряки довольны. Тужурка практичнее рубашки. В море куда проще раз в сутки подшить свежий подворотничок и сменить белье, чем каждые два-три дня устраивать стирку рубашки или возить их с собой целый ворох. При длительных выходах экипаж переходит на «разухи» — одноразовые комплекты белья, которые после смены просто удаляются с лодки вместе с бытовым мусором. Вот только, к сожалению, качество новой формы пока еще сильно уступает старой, советской. Выдаваемые тужурки больше похожи на кафтаны петровской эпохи, и приходится их шить на заказ по старым лекалам, пилотки новые тоже какие-то «тощие», поэтому за старыми, советскими, идет настоящая охота, и обладание такой — предмет гордости. Даже специальные кожаные тапки «в сорок одну дырку», в которых подводники несут службу на лодке в море, нынче стали уже не те. Старым сносу не было, а новые и года не носятся. А прозвище у тапок «сорок одна дырка» тоже многое говорит о службе — времени в море много…

…Помню, мой хороший друг, капитан 1 ранга Владимир Гудков, сам подводник Полярного, отслуживший здесь много лет, рассказывал, что для командования главное было побыстрее отправить лодку в море. Бывало, еще сварка на корпусе стоит, что-то варят, а уже команда на выход в море, и в авральном порядке все работы свертываются. Ремонтники уже через расползающуюся полоску воды прыгают. Все баталерки и отсеки завалены ящиками, мешками с продуктами и всяческим необходимым скарбом. Не военный корабль, а какой-то торговец китайский. Зато, когда лодка возвращается из шестимесячного похода, ее можно на конкурс выставлять. В отсеках нигде ни пятнышка ржавчины, ни натека, ни соринки. Все сияет чистотой и порядком. Времени в море у моряков много. И его нужно «правильно» занять…

…Путь по лодке — это настоящий лабиринт. Особенно для новичка. Тут почти нет сквозных проходов, и за распахнутым переборочным люком ты тут же упираешься в стальной тупик, где, растерянно потоптавшись, обнаруживаешь у плеча ступени вертикального трапа, поднявшись по которому ты неожиданно вылезаешь из палубы посреди огромного зала торпедного отсека. А возвращаясь обратно, вдруг замечаешь трап, ведущий дальше вниз, и, спустившись по нему, оказываешься словно в купейном вагоне поезда: настолько похож на него ряд дверей кают.