На Двине-Даугаве (Повесть о верном сердце - 2) - Александр Кононов

- А сейчас есть?

- И сейчас нету.

Мальчики вышли на чугунные ступени. Погода была мало подходящей для прогулок: искоса сек по лицу мелкий, упрямый дождик, у крыльца скопилась большая лужа. Старательно обойдя ее, Дерябин спросил:

- Давно ты задолжал "голубчику"?

- Давно.

Петр даже присвистнул:

- Фи-ю! Попался ты теперь, значит.

- Почему это - попался?

- А потому. Не знаешь ты еще нашего "голубчика". А я знаю. Он тебя теперь записал к себе в тетрадку. Синенькая такая.

- Зачем?

- Да разве он тебе не говорил? Завтра, мол, вместо шести копеек с тебя уже будет следовать семь, а через неделю десять, дальше - больше... Вот он и записывает, чтоб не забыть. Может, за тобой уже копеек сорок числится.

Гриша обеспокоился:

- А может, больше рубля?

- Нет. Как только нарастет рубль, "голубчик" тебя настигнет.

- То есть как настигнет?

- Очень просто. Про кондуит он уже тебе говорил?

- Говорил.

- Ну вот: "за неоднократное нарушение установленных правил..." и так далее. Дело известное. Рано или поздно сдашься, заплатишь.

- А если нет денег?

- А ему какое до этого дело?

- Возьму и не буду нарушать правил. Ни одного! Что ж он тогда сделает?

- Все равно настигнет. Видал, как я на большой перемене съехал по перилам в самую раздевалку? Эх, и ловко получилось! Видал? Ну, вот и Стрелецкий видал. И только пальцем погрозил. А захотел бы, мог бы "за неоднократное..."

- А если не буду я ездить на перилах?

- На чем-нибудь другом настигнет. Это уж будьте уверены. Старшеклассников - тех за папироской ловит. И как только подкрадется чисто мышь, ну прямо удивительно!

- Нет у меня денег. И взять негде.

- Негде?

Дерябин оглянулся по сторонам и заговорил, таинственно понизив голос, хотя хмурым прохожим, должно быть, мало было дела до двух коренастых, но еще совсем маленьких реалистов:

- Слушай-ка, я как раз хотел потолковать с тобой о деле. Помнишь о тотализаторе? Ну, так вот завтра мы открываем его у себя в первом классе. Я уж запас пятак для этого.

- У меня нету пятака.

- Выиграю - тебе одолжу!

- А если не выиграешь?

- Выиграю.

Ну, вот какой получился разговор. Стоило для этого провожать Дерябина по дождю! Так хотелось поговорить про Дон, про казаков...

Гриша вдруг рассердился:

- А может он брать вместо шести копеек рубль? Или хоть сорок копеек?

- "Голубчик"-то? Может.

- Позволено ему это?

- Стало быть, позволено. Подслушал я один раз в рисовальном зале разговор. Я это тебе под секретом говорю. Не хотел подслушивать, а так случилось. Ты ж знаешь, в рисовальный зал пускают только со второго класса. И старше. А нашему брату туда ходу нет. Ну, я, конечно, сразу и задумал туда попасть. Там всякие фигуры стоят из белой глины, гипс называется. И белые маски висят по стенам - одна будто смеется, другая плачет... Занятно! И вот как-то раз вижу: выходит из этого зала Резонов... Не знаешь разве Резонова? Ну, учитель рисования, длинный такой и волосы чуть не до плеч. Он хороший. Одним только плох: нельзя на него ставить первый никогда не выйдет на урок, я уж это заметил. Ну ладно. Вышел он в коридор, а ключи в двери оставил. За дверью, чую, тихо. Ну, я, конечно, в зал. Ничего я особенного не хотел: погляжу только, думаю, что за фигуры. Постукаю: пустые внутри или нет. И постукал пальцем - пустые, звенят... Только постукал - возвращается Резонов, а с ним почему-то идет и "голубчик", Стрелецкий. Я прямо так и сел на пол, позади парт. Им меня не видать. Резонов говорит шутя, что ли: "А вы, Виктор Аполлонович, все еще занимаетесь своим ростовщичеством?" Тот посмеивается: "Что вы, за кого вы нас принимаете?" Значит, и впрямь шутят. А впрочем, не поймешь... Резонов говорит как будто всерьез: "Ведь вы с бедняков дерете. Богатенькие-то у Ямпольских всегда могут купить. А если и задолжают случайно вам, так на другой же день возьмут денег у папеньки, да и отдадут вам, лишней копейкой только и расплатятся". Стрелецкий на это: "Все делается с ведома господина директора. Взимание известного штрафа за неаккуратность в платеже дис-ци-пли-ни-рует учащихся. Мера вполне педагогическая". Да. "Ну хорошо, - это Резонов говорит. - А деньги куда идут?" Стрелецкий - слыхал, как он смеется? Хе-хе-хе. "Хе-хе-хе, разве вы не знаете о благотворительной деятельности супруги господина директора, а также госпожи Дзиконской, супруги полицмейстера, и других известных дам нашего города? Деньги идут исключительно на благотворительные цели". - "А вы отчитываетесь перед кем-нибудь?" - "Только не перед учителем рисования, хе-хе-хе". С этим "хе-хе-хе" он и ушел. Резонов походил-походил по залу, взъерошил волосы. Бормочет: "Черт знает, что такое!" И вдруг представляешь себе картину - видит меня за партой, на полу. Я вскочил: что он теперь обо мне подумает? А Резонов только засмеялся: "Хорош! Давал черт грош... и то пятился". Ну, я и понял: обошлось. Да как брызну из зала... Он ничего, хороший, Резонов-то, только ставить на него нельзя - верный проигрыш.

- Выходит, что Стрелецкому позволено это, деньги идут не ему?

- Выходит, позволено. А деньги-то все-таки идут ему. По крайней мере, большая часть.

- А ты откуда знаешь?

- Говорят.

- Ну, говорят... мало ль что говорят.

- Говорят еще, что ему кой-кто из родителей к именинам букеты посылает. А в букете - кредитка. Ну, и уж сынок такого родителя ни в чем дурном целый год замечен не будет. А на следующий год - еще букет...

- Мало ль что говорят.

- Да вот про Голотского же не говорят! Он инспектор, ему и кредитку следовало бы покрупней, а вот не слышно про него.

Гриша замолчал, подавленный, со скукой глядя на сетку дождя, которая все темнела, становилась гуще... Наконец сказал нехотя:

- Хотел я с тобой про Дон... А ты вон какой разговор завел.

- Да ведь разговор-то с чего начался? С твоего долга Стрелецкому! Ну, прощай, я уже дома. Спасибо, что проводил.

- Не отдам я ему долга. Я и ленточку-то его выбросил в бурьян! Нет: шесть копеек отдам. Что должен, то и верну. Или - десять копеек. Гривенник я как-нибудь достану.

- Гривенник он у тебя не возьмет. Вот как рубль нарастет, тогда он тебя и настигнет.

- Посмотрим, как еще он меня настигнет. Не дамся!

- Посмотрим.

9

Ждать долго не пришлось. На другой же день Стрелецкий подошел к Грише и спросил:

- Почему не поклонился мне?

- Когда?

- А тогда, когда встретился со мной.

- Где? Я... не видал. Не заметил.

- Ты меня не заметил, а я тебя заметил. У меня вас четыреста человек, и я всех вас замечаю. А ты вот меня не заметил. Оч-чень странно.

Гриша молчал, беспомощно озираясь.

- Ну, вот что, дружок, - ласково сказал Виктор Аполлонович: - в следующий раз, если ты вздумаешь мне не поклониться при встрече, будешь записан в кондуит. Мне твой поклон не нужен, голубчик, но таково правило в нашем учебном заведении. И его надо соблюдать!

Гриша долго глядел вслед уходившему надзирателю. Обтянутые ляжки Виктора Аполлоновича, как всегда, равномерно подрагивали на ходу. До чего же противно!

Дерябин-то, выходит, прав.

А вот и сам Петр, почему-то взъерошенный, красный. Подойдя поспешно к Грише, он раскрыл широкую свою ладонь:

- Бери сколько хочешь. Хоть половину!

На дерябинской ладони лежала пригоршня медяков и гривенников.

- Целых шестьдесят копеек! - ликуя, сказал Дерябин. - Я сегодня на Делюля поставил. Молодец ксендз - выручил, опять первым вышел на урок. Ну, что молчишь? Хочешь теперь сам сыграть?

Гриша задумался. Отец, помнится, говорил что-то про карточную игру на деньги, ругал ее. Ну, а про эту он, должно быть, и не слыхал... И названия-то, конечно, не знал: то-та-ли-за-тор.

- Не хочу, - сказал он с усилием.

- А Стрелецкий?

Да, Стрелецкий, похоже, и в самом деле может настичь любого, кого захочет. Сегодня - кондуит, завтра - кондуит, а там, смотришь, по поведению плохой балл... А дальше - вон из училища.

- Лучше убегу отсюда! - сказал Гриша решительно.

- На Дон? - сузил глаза Петр. - Не валяй дурака! Ну, не хочешь сам, давай я за тебя сыграю. И со Стрелецким расплатишься. Только вот Делюль-то уже ушел. Теперь он будет только в четверг. На кого тогда ставить?

- Не знаю.

Дерябин призадумался на минутку:

- Разве что на Мухина? У него сейчас как раз будет урок в пятом классе. Я узнавал по расписанию.

- Нет, не хочу.

- Да чего ты боишься? На мои ведь деньги играть будешь. Эка беда! Говори, на кого ставить?

И вдруг Грише вспомнилось доброе лицо Арямова. Не может быть, чтоб такой человек подвел его!

И он сказал:

- Тогда уж на Федора Ивановича.

- На Арямова? - удивился Дерябин.

- Ага.

- Да я даже не знаю, будут ли у него сегодня уроки.

- Ну вот, когда будут - поставь на него, - упрямо сказал Гриша.

- Твое дело, - недоумевающе проговорил Дерябин и, позвякав монетами, ушел.

А хорошо ли, что он решил поставить именно на Арямова? Федора Ивановича уважали в училище все, даже малыши, которые и о космографии-то слышали только одно, что это наука о звездах. А может, потому и уважали: наука-то была необыкновенная.