Стая - Лев Коконин

Дед вышел из дома, увидел Бима, закричал на него сердито:

— Да ты что? Ты что? Летом петуха оболванил, теперь взялся за моих уток?

Пришлось уходить, доедать завтрак недалеко от дома. А дед пересчитал своих уток, вышел из сарайки, и, на всякий случай, пригрозил:

— Я тя, разбойник, накажу! Приди еще!

Бим пришел еще, к дому приближаться не стал, наблюдал за ним из укрытия. У самого крыльца сторожки урчала машина, какие-то люди суетились вокруг нее. Эти же люди вынесли из дома носилки, и, пока они осторожно спускались с крыльца, Бим узнал на носилках деда.

Машина тронулась, но вдруг остановилась, и человек в белом с опаской направился к Чапе. Он расстегнул ей ошейник и побежал к машине. Чапа заметалась по двору, залаяла. Машина тронулась, стала набирать скорость, Чапа долго за ней бежала, но все же отстала. Машина скрылась за поворотом, Чапа села на обочине, задрала морду вверх и жалобно по-волчьи завыла.

Как мог, Бим успокаивал свою подружку, понимал ее горе. Горе горем, а кладовая с утками оказалась кстати. Биму пришлось удивляться снова — ни к лисе, ни к уткам Чапа не притронулась. День, второй, третий они наведывались к дому Чапы, хозяин как в воду канул. Чапа по нему тосковала и Бим завидовал ей. Своего хозяина он стал уже забывать. На третий день Чапа решилась попробовать немного лисятины. Подавив отвращение, она разжевала кусочек мяса, проглотила его. Второй есть было уже легче, а на четвертый день она вместе с Бимом распробовала и уток.

В сторожку привезли другого сторожа. В этом домике Чапа выросла, знала лишь добрых людей. Она прибегала к домику, лаяла и ждала — вот сейчас на крыльце покажется ее добрый хозяин, как они оба обрадуются!

Новый сторож выходил на ее лай, но Чапе не радовался:

— Чего тебе, сучка? Иди-иди! Лучше поросенка кормить, чем тебя. Пошла прочь!

Однажды новый сторож увидел ее вместе с Бимом. Он вышел из сарайки с охапкой дров, и дрова посыпались у него из рук. Одно полено он сумел все-таки удержать, поудобнее перехватил его, что есть силы запустил в Чапу. Оно ударилось одним концом в землю, другим отскочило в Чапу. Чапа взвизгнула, удивленно уставилась на человека. Ей было очень больно, но сильнее боли душила обида. За что? Это ведь ее дом, здесь никогда никто не поднимал на нее руку. Она смотрела на человека и никак не могла поверить — боль ей причинил новый хозяин дома.

Он быстро нагнулся, схватил из-под ног еще одно полено, замахнулся и швырнул в Чапу. Она успела отпрыгнуть, у самых ног брызнул фонтан из снега, морозная земля гулко щелкнула.

Бим сделал несколько прыжков к дому, встал рядом с Чапой. Он приготовился защищать подругу, ждал, рычанием предупреждая человека — за поленом не нагибаться.

Сторож хорошо понял Бима — не нагнулся. Он выругался негромко, сделал шаг к крыльцу, одним прыжком оказался у двери и захлопнул ее за собой. Бим не успел еще лизнуть Чапу и выразить тем самым свое сочувствие, как дверь сторожки шумно распахнулась.

Чапа первая почувствовала смертельную опасность, увлекая за собой Бима, бросилась за сарай. Выстрел все же успел грохнуть. Бим почувствовал, как у него отвалились вдруг ноги, прожгло насквозь тело. Он ударился о землю грудью, перевернулся через голову. Хозяин сторожки переломил одностволку, выдернул из патронника гильзу, выругался. Вместо картечи он второпях зарядил бекасинник и теперь шарил в кармане, отыскивая нужный патрон.

Бим поднимался на ноги тяжело и медленно. Тело почти не слушалось, его тянуло к земле, боль не давала сделать и шага. Шагнул все-таки, его мотнуло в сторону, шагнул еще, хотя и плохо, а ноги держали. Он нашел в себе силы прыгнуть, и в этот момент грохнул второй выстрел. Картечь, не задев Бима, врезалась в землю, засвистела впереди него, щелкнула по деревьям. Подхлестнутый выстрелом, Бим за несколько прыжков достиг спасительного леса.

Бим проболел долго. Запасенные утки выручали обоих. По всему телу бекасинник наделал нарывчиков, целыми днями он выгрызал их, зализывал ранки.

Наступил, наконец, день, когда Бим снова почувствовал в себе силы, можно стало охотиться. Зима стояла в разгаре и снега выпало не особенно много. Охотиться по такому снегу не составляло большого труда. Куропаток, тетеревов, зайцев вокруг лагеря почти не осталось, и приходилось уходить промышлять за многие километры.

С лагерем их теперь ничего не связывало. Но, уходя далеко на охоту, они все же возвращались к нему. Изредка Чапа навещала лесную сторожку, издалека наблюдала за ней. Бим терпеливо ждал, не мешал. С какой радостью бросилась бы Чапа сейчас навстречу прежнему хозяину! Но на крыльцо выходил враг, обе собаки уползали в лес и спешили уйти подальше. Еще раз получить заряд дроби желания не было.

И все же с хозяином лесной сторожки пришлось встретиться. Он шел из магазина навеселе и, конечно, ничего не боялся. Большой рюкзак оттягивал плечи, но не мешал напевать веселую песенку. Слова песенки придумывались на ходу, некоторые из них он произносил вполголоса, мурлыкал под нос, а те, что удачно складывались, летели по лесу громко. Перепуганная белка уронила с дерева снег, а хозяину рюкзака казалось, что это он так здорово умеет петь, от его голоса вздрагивают деревья.

На лес опускались сумерки, Бим и Чапа охотились. Они тропили зайчишку, и след косого вывел их на лесную дорогу. Только что по ней прошел человек, следы его пахли остро. Может быть, и не обратили бы на них внимания, следы зайчишки были для них важнее. Из леса донеслись звуки, Бим и Чапа замерли, слушали их. Бим ощетинился первым, узнав ненавистный голос, легонечко зарычал. Вместе с ним начала рычать и Чапа.

Хозяин сторожки пел. В кармане рюкзака торчала початая бутылка, и он думал о ней и тревожился — хорошо ли заткнута пробка. Тревога окончательно взяла верх, зоркий взгляд отметил на краю дороги широкий сосновый пень, и через несколько шагов рюкзак прочно припечатался к этому пню.

Тревога оказалась напрасной. Капроновая пробка обламывала ногти и не хотела покидать горлышко. Наконец она поддалась, стронулась с места, содержимое в бутылке знакомо булькнуло. Хозяин бутылки прикрыл теперь горлышко большим пальцем, несколько раз крутанул ее, зажмурился.

Петь он давно перестал, было не до песен. Початая бутылка жгла руки. Он открыл глаза, вздрогнул, горлышко дернулось перед самым ртом, скользнуло по губам и уперлось в подбородок. В нескольких метрах от него на дороге стояли два волка и в упор разглядывали его. Человек икнул, снова закрыл и открыл глаза. Не мерещилось — волки так и стояли перед ним на дороге. Первое, что захотелось сделать, — швырнуть бутылку в волков. Бутылка была одна, а волков — два.