городские рассказы - Эл Оспрей

Иногда в магазин заходили молоденькие женщины со своими мужчинами в самом расцвете лет. Молоденькие женщины – лет до 25 – в большинстве своём носили длинные распущенные волосы, а их спутники чаще ходили с коротким седеющим ежиком волос на голове, ну, и небритые, конечно же. Что Охраннику нравилось в них, так это обувь – она никогда не разочаровывала, как разочаровывает обыкновенно на улице обувь прохожих, стоит только увидеть человека, вроде бы неплохо одетого, но тогда лучше не опускать взгляд на обувь – 8 из 10 сэкономят на обуви, а правильнее поступать наоборот.

Молоденькие женщины с особой интонацией обращались к своим любовникам, мужьям. «Вова,- произносила она,- смотри какая суперская юбка». Не то, чтобы казалось, будто Вова час назад разрешил к себе так обращаться. Но что-то из этой области приходило на ум. Вова-Гена выбирали для своих спутниц глубокие декольте, потому что всегда было, что показать, короткие платьица. Мишы-Лёши любили максимальную откровенность нарядов подруг. Они не понаслышке знали, как скоротечна свежая плоть.

Но ещё печальнее было смотреть на женщин, наконец состоявшихся в жизни, но втайне и от себя самих сожалевших, что время, когда состоятельность была нужнее всего, упущено. Они выбирали наряды, о которых мечтали в комнате студенческого общежития, видели на экране в тёмном зале кинотеатра, на красивой женщине, проходившей мимо.

Как сказала один слащавый пидор, зашедший в магазин за шарфиком, правильная одежда помогает найти… что хотите.

Мама Охранника в молодости работала товароведом в Гостином Дворе, на головной базе. Она долго работала товароведом. А СССР – это был всеобщий дефицит плюс нужные люди всей страны. Нужно было, и приходили любого уровня люди, но никто из них не вёл себя так, будто он способен купить весь мир. У них была власть, которая дороже денег, и они всё ровно вели себя, как советские люди, пусть и с возможностями стереть тебя в порошок. А бывает, заходит в магазин такой хозяин жизни, ведёт себя так, словно он совладелец страны, ни правил у него нет, ни законов – живёт, как ему хочется, и он считает, что так и надо, что он этого достиг и имеет полное право. В такие минуты Охраннику очень хотелось достать из сейфа в квартире ружьё и засунуть оба ствола этому уроду в рот, чтобы он на языке ощутил металлический привкус неотвратимости, чтобы ноли стволов упирались в его металлокерамические зубы.

Мы все живём с этим скверным металлическим привкусом на языке, но заглушаем его разными способами. Например, не думаем об этом.

Верно, есть разница: вышибить мозги из ружья или же внезапная болезнь унесёт в могилу. Но в результате выходит одно и то же. Так и хочется сказать этому богатею, стоит ли он на коленях, лежит, идёт с метафорическим ружейным стволом, направленным в рот: «И никакие деньги тебе не помогут!»

Финский залив.

Финский залив очень похожий на море (да, вроде и есть море J) штормовал берег великим множеством волн-карликов. По неширокому песчаному берегу бежала большая белая мохнатая собака, а за ней счастливая девочка. Они возвращались к родителям девочки, не отбежав от них и на сто метров. Мама девочки куталась в длинный тёмно-серый плащ, ей было холодно и жёлто-синий платок, повязанный на шее, не согревал её лицо, она уткнулась в лёгкую ткань носом, и, надо заметить, всегда с готовностью прятала свой нос. Папа обнимал маму за плечи, на нём была редкая по тем временам джинсовая куртка и не менее редкие джинсы. Им не нравился сильный ветер с залива, хмурое небо, пустой берег, время, в которое они здесь оказались. Одна девочка и собака были счастливы.

- Пойдём уже. Холодно.

И папа без разговоров пошёл к «Жигулям» третьей модели.

Они возвращались в Ленинград, как всегда возвращались герои семейного кинофильма тех лет: собака высунула голову в боковое окно, девочка держалась за собаку, мама о чём-то взрослом разговаривала с папой, папа больше молчал, и мама изредка обращалась к девочке, и когда девочка говорила, папа тихо улыбался в чёрные усы, а ещё когда собака вдруг начинала лаять. А потом папа строго говорил:

- Хватит, Кадо.

Во дворе «скамейка» всегда обсуждала приезд их семьи и всегда это были рассуждения людей обыкновенных о людях, живущих лучше других. Девочка всё это знала. Когда она выходила из подъезда, то сидевшие на скамейке женщины и мужчины интересовались чем-нибудь бытовым из их жизни. Не всегда. Но мама девочки нет-нет, да и спрашивала:

- Ну, что на этот раз интересовало скамейку?

За годы, прошедшие с тех пор, скамейка обновилась и стала выглядеть опустевшей. Девочка выросла, выучилась, вышла замуж и одновременно пошла работать, и дочь родила. Можно, конечно, добавить, что и время изменилось, и страна изменилась, и жизнь изменилась, но мы слишком мало живём, чтобы слова «нет ничего нового под солнцем» опровергнуть.

- Я хочу на Финский залив,- сказала однажды Диана, так звали девочку.

- А чего? – не понял её муж. – И так внезапно?

- Поехали. Возьмём нашу Машу, нашу Нюшу. Воскресенье. Один раз можно не объяснять?

- А как же «Зенит»?

- Всё ровно выиграют, команда слабая, матч ничего не решает - придумай сам объяснение.

Они ехали на французской машине по нижней трассе, на коленях у дочки сидела Нюша – тойтерьер, с розовым бантиком на голове. Она ей что-то говорила, но было плохо слышно, может от того, что играла музыка, а может это был разговор не для лишних ушей.

- Фу, как пахнет,- поморщилась Маша, когда они спустились к воде.

Лето заканчивалось. Волны выбрасывали тину на берег, но она снова оказывалась в воде.

Маша опустила дрожащую маленькую Нюшу на песок, но та и не думала бежать, подняв полные страха и мольбы большие чёрные глаза, то ли к небу, то ли к людям.

С залива дул ветер, тёплый и лёгкий. Шуршали и булькали волны, неторопливые, как всякая жизнь у моря на хорошую ренту.

- Пойдёмте, прогуляемся по берегу.

- Далеко?

- Мама, Нюша не хочет.

- Возьми её на руки и захочет.

Диана дождалась, пока муж поравняется с ней:

- Вспомнила Алушту,- она улыбнулась,- мы жили в пансионате «Нева» на улице Ленина. И каждый вечер можно было смотреть, как семьи ёжиков спускаются к морю.

- Они, что, мылись в море?

- Я не знаю. Это мы так называли, что они спускаются к морю, на самом деле, они шли в сторону моря, маленькие детишки-ёжики, мама-ёжик и самый крупный – папа-ёжик. Южные ёжики они такие ушастые. – Диана стала показывать, какие у всех были уши.- У детишек поменьше, такие плюшевые, а у взрослых вот такие! Они очень отличаются от наших северных.

- А мои родители каждое лето только в деревню. Других мест отдыха для них не существовало. Простоквашино какое-то.

- Бедный ты, бедный.

- Да нет, я воспринимал это как данность. Но всё-таки жаль.

Мужа звали Виктором. Витя. Вот так назвали. Диана и Виктор. И Маша.

Раздалась дурацкая мелодия на мобильном телефоне мужа, которую Диана особенно не любила, потому что это звонила её свекровь.

Виктор отошёл в сторону и долго разговаривал. Диана показывала ему на часы, делала угрожающее лицо, потому что она не любила, когда муж долго разговаривал со своей мамой. То, что во время разговора он чаще всего произносил фразы «всё нормально», «да всё хорошо, мама», «да», «ого», её не успокаивало. Диана считала, что и минуты разговора достаточно, чтобы её прежнего Витю уже было не узнать, что разговаривать с ним после этого просто невозможно, потому что в каждом слове начинает проявляется его мама и его малая родина.

Нюша бегать по пляжу отказывалась, крошечное создание продолжало дрожать всем телом и испуганно коситься на накатывающиеся на берег волны, которые при любом ветре всё ровно были больше её.

Виктор закончил разговор.

- Ну, что, поговорил с мамочкой?

На этот раз он не отреагировал на тон Дианы.

- В детстве нас учат, что есть хорошие люди и плохие. Мы вырастаем и понимаем, что нет хороших людей без изъяна и нет плохих беспросветно. И начинаем по-чеховски рассуждать о плохом хорошем человеке. И в итоге приходим к выводу, что есть лишь два типа людей: одни способны измениться, а вторые – нет, даже если сам Господь будет призывать их к этому.

- Ты к чему это?

- Да так, разговор с мамой навеял.

- А больше ничего не навеял?

- Я знаю, ты не любишь мою маму, но она моя мама, как бы она себя не вела и какой бы она не была. А самое главное: я такой, какой я есть.

- Я и говорю, повезло нашим мамам, мы их никогда не бросим, как бы они не поступали.

- Папа, а почему нет лисички?

Виктор не понял вопроса дочери, возникший так неожиданно:

- Какой лисички?

- Которая передаёт мне конфетки.

- А! – Витя вспомнил, что возвращаясь с рыбалки всегда «передавал» Маше от лисички гостинец.

Ответа не было, Виктор и сам задавал отцу тот же вопрос в детстве, но ответ, который сейчас бы пригодился, не мог вспомнить. Ведь отец что-то отвечал, но вот, что именно.