Соловей и роза - Афанасий Фет

«О, не зови! Страстей твоих так звонок…»

О, не зови! Страстей твоих так звонокРодной язык.Ему внимать и плакать, как ребенок,Я так привык!

Передо мной дай волю сердцу битьсяИ не лукавь,Я знаю край, где всё, что может сниться,Трепещет въявь.

Скажи, не я ль на первые воззваньяСтрастей в ответИскал блаженств, которым нет названьяИ меры нет?

Что ж? Рухнула с разбега колесница,Хоть цель вдали,И распростерт заносчивый возницаЛежит в пыли.

Я это знал – с последним увлеченьемКонец всему;Но самый прах с любовью, с наслажденьемЯ обойму.

Так предо мной дай волю сердцу битьсяИ не лукавь!Я знаю край, где всё, что может сниться,Трепещет въявь.

И не зови – но песню наудачуЛюбви запой;На первый звук я как дитя заплачу —И за тобой!

«Я пришел к тебе с приветом…»

Я пришел к тебе с приветом,Рассказать, что солнце встало,Что оно горячим светомПо листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,Весь проснулся, веткой каждой,Каждой птицей встрепенулсяИ весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,Как вчера, пришел я снова,Что душа всё так же счастьюИ тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюдуНа меня весельем веет,Что не знаю сам, что будуПеть, – но только песня зреет.

Деревня

Люблю я приют ваш печальный,И вечер деревни глухой,И за лесом благовест дальный,И кровлю, и крест золотой.

Люблю я немятого лугаК окну подползающий пар,И тесного, тихого кругаНе раз долитой самовар.

Люблю я на тех посиделкахСтарушки чепец и очки;Люблю на окне на тарелкахОвса золотые злачки;

На столике близко к окошкуКорзину с узорным чулком,И по полу резвую кошкуВ прыжках за проворным клубком;

И милой, застенчивой внучкиКрасивый девичий наряд,Движение бледненькой ручкиИ робко опущенный взгляд;

Прощанье смолкающих пташек,И месяца бледный восход,Дрожанье фарфоровых чашек,И речи замедленный ход;

И собственной выдумки сказки,Прохлады вечерней струю,И вас, любопытные глазки,Живую награду мою!

«Растут, растут причудливые тени…»

Растут, растут причудливые тени,В одну сливаясь тень…Уж позлатил последние ступениПеребежавший день.

Что звало жить, что силы горячилоДалеко за горой.Как призрак дня, ты, бледное светило,Восходишь над землей.

И на тебя как на воспоминаньеЯ обращаю взор…Смолкает лес, бледней ручья сиянье,Потухли выси гор;

Лишь ты одно скользишь стезей лазурной;Недвижно всё окрест…Да сыплет ночь своей бездонной урнойК нам мириады звезд.

Сосны

Средь кленов девственных и плачущих березЯ видеть не могу надменных этих сосен;Они смущают рой живых и сладких грез,И трезвый вид мне их несносен.

В кругу воскреснувших соседей лишь онеНе знают трепета, не шепчут, не вздыхаютИ, неизменные, ликующей веснеПору зимы напоминают.

Когда уронит лес последний лист сухойИ, смолкнув, станет ждать весныи возрожденья, —Они останутся холодною красойПугать иные поколенья.

«Не спрашивай, над чем задумываюсь я…»

Не спрашивай, над чем задумываюсь я:Мне сознаваться в том и тягостно и больно;Мечтой безумною полна душа мояИ в глубь минувших лет уносится невольно.

Сиянье прелести тогда в свой круг влекло:Взглянул – и пылкое навстречу сердцервется!Так голубь, бурею застигнутый, в стекло,Как очарованный, крылом лазурным бьется.

А ныне пред лицом сияющей красыНет этой слепоты и страсти безответной,Но сердце глупое, как ветхие часы,Коли забьет порой, так всё свой час заветный.

Я помню, отроком я был еще; пораБыла туманная, сирень в слезах дрожала;В тот день лежала мать больна, и со двораПодруга игр моих надолго уезжала.

Не мчались ласточки, звеня, перед окном,И мошек не толклись блестящих вереницы,Сидели голуби, нахохлившись, рядком,И в липник прятались умолкнувшие птицы.

А над колодезем, на вздернутом шесте,Где старая бадья болталась как подвеска,Закаркал ворон вдруг, чернея в высоте, —Закаркал как-то зло, отрывисто и резко.

Тот плач давно умолк, – кругом и смехи шум;Но сердце вечно, знать, пугаться не отвыкнет;Гляжу в твои глаза, люблю их нежный ум…И трепещу – вот-вот зловещий воронкрикнет.

«Ты расточительна на милые слова…»

Ты расточительна на милые слова,А в сердце мне не шлешь отрадного приветаИ втайне думаешь: причудлива, черстваДуша суровая поэта.

Я тоже жду; я жду, нельзя ли превозмочьТвоей холодности, подметить миг участья,Чтобы в глазах твоих, загадочных как ночь,Затрепетали звезды счастья.

Я жду, я жажду их; мечтателю в ночиСиянья не встречать пышнее и прелестней,И знаю – низойдут их яркие лучиКо мне и трепетом, и песней.

«Какое счастие: и ночь, и мы одни!..»

Какое счастие: и ночь, и мы одни!Река – как зеркало и вся блестит звездами;А там-то… голову закинь-ка да взгляни:Какая глубина и чистота над нами!

О, называй меня безумным! НазовиЧем хочешь; в этот миг я разумом слабеюИ в сердце чувствую такой прилив любви,Что не могу молчать, не стану, не умею!

Я болен, я влюблен; но, мучась и любя —О слушай! о пойми! – я страсти не скрываю,И я хочу сказать, что я люблю тебя —Тебя, одну тебя люблю я и желаю!

«Что за ночь! Прозрачный воздух скован…»

Что за ночь! Прозрачный воздух скован;Над землей клубится аромат.О, теперь я счастлив, я взволнован,О, теперь я высказаться рад!

Помнишь час последнего свиданья!Безотраден сумрак ночи был;Ты ждала, ты жаждала признанья —Я молчал: тебя я не любил.

Холодела кровь, и сердце ныло:Так тяжка была твоя печаль;Горько мне за нас обоих было,И сказать мне правду было жаль.

Но теперь, когда дрожу и млеюИ, как раб, твой каждый взор ловлю,Я не лгу, назвав тебя своеюИ клянясь, что я тебя люблю!

Старый парк

Сбирались умирать последние цветыИ ждали с грустию дыхания мороза;Краснели по краям кленовые листы,Горошек отцветал, и осыпалась роза.

Над мрачным ельником проснулася заря,Но яркости ее не радовались птицы;Однообразный свист лишь слышен снегиря,Да раздражает писк насмешливой синицы.

Беседка старая над пропастью видна.Вхожу. Два льва без лап на лестнице встречают.Полузатертые чужие имена,Сплетаясь меж собой, в глазах моих мелькают.

Гляжу. У ног моих отвесною стенойМне сосен кажутся недвижные вершины,И горная тропа, размытая водой,Виясь как желтый змей, бежит на дно долины.

И солнце вырвалось из тучи, и лучи,Блеснув как молния, в долину долетели.Отсюда вижу я, как бьют в пруде ключиИ над травой стоят недвижные форели.

Один. Ничьих шагов не слышу за собой.В душе уныние, усилие во взоре.А там, за соснами, как купол голубой,Стоит бесстрастное, безжалостное море.

Как чайка, парус там белеет в высоте.Я жду, потонет он, но он не утопаетИ, медленно скользя по выгнутой черте,Как волокнистый след пропавшей тучки тает.

«Теплый ветер тихо веет…»

Теплый ветер тихо веет,Жизнью свежей дышит степь,И курганов зеленеетУбегающая цепь.

И далеко меж кургановТемно-серою змеейДо бледнеющих тумановПролегает путь родной.

К безотчетному весельюПодымаясь в небеса,Сыплют с неба трель за трельюВешних птичек голоса.

«Последний звук умолк в лесу глухом…»

Последний звук умолк в лесу глухом,Последний луч погаснул за горою…О, скоро ли в безмолвии ночном,Прекрасный друг, увижусь я с тобою?

О, скоро ли младенческая речьВ испуг мое изменит ожиданье?О, скоро ли к груди моей прилечьТы поспешишь, вся трепет, вся желанье?

Скользит туман прозрачный над рекой,Как твой покров, свиваясь и белея…Час фей настал! Увижусь ли с тобойЯ в царстве фей, мечтательная фея?

Иль заодно с тобой и ночь, и мглаМеня томят и нежат в заблужденьи?Иль это страсть больная солгалаИ жар ночной потухнет в песнопеньи?

Ива