Благородный топор. Петербургская мистерия - Р. Моррис

И вправду, если вдуматься. Салытов посмотрел вверх, туда, где под небольшой зарубкой на стволе повязана была веревка. Окинул взглядом редковатые ветви. Глаза неожиданно остановились на клочке сероватой бумаги, не то нанизанном, не то прилепленном к суку. Салытов жестом подозвал подчиненного.

— Да, ваш благородь?

— Сейчас поднимешь меня на плечах.

— Не понял?

— Становись на четыре кости, сейчас поднимать меня будешь. Птицын с растерянным видом опустился на четвереньки, давая дюжему поручику встать себе не плечи.

— Готово? Давай!

Птицын, крякнув под тяжестью, стал постепенно выпрямляться. В какой-то момент, когда Салытов потянулся за клочком, он утратил равновесие — казалось, оба вот-вот рухнут. Но ничего, выровнялся, удержался. Салытов вместо благодарности сердито его лягнул.

— А ну ближе к дереву, чтоб тебя!

Птицын, натужно взревев, сделал шаткий шаг к стволу, и Салытов дотянулся-таки до цели.

— Всё!

Птицын, взахлеб выдохнув, опустился, потеряв при этом шапку и угодив лицом в снежный нанос. Салытов между тем слез вполне благополучно.

— Что-то нашли, ваш благородь? — спросил запыхавшись Птицын, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.

Салытов с сердитым триумфом разглядывал клочок.

— Ага! Вот мы ему предъявим, будь здоров!

— Неужто улика, ваш благородь?

Салытов, аккуратно свернув листик, сунул его себе в бумажник, после чего с оживлением оглядел пятачок снега вокруг. В небольшом отдалении от дерева внимание его привлек подозрительно правильной формы сугроб.

— А ну туда, — резко указал он.

— Он что, оттуда сиганул, ваш благородь? Вы об этом подумали? — озабоченно спросил Птицын.

— Чего?

— Я только имел в виду…

— Да плевать мне, кого ты имел в виду, бурбон ты стоеросовый! Я тебе велел вон ту штуку в снегу обследовать! Не усвоил, что ль? Марш выполнять!

— Да усвоил, ваш благородь, определенно усвоил, — пробормотал унтер, чуть обиженный суровостью начальника. Но опять же, приказ командира — закон для подчиненного. А потому, что именно в данном случае означает «туда» — команду или что-то другое, — раздумывать не приходилось: беги и выполняй.

Птицын сгорбился над сугробом — скорее всего, неким предметом, занесенным снегом. Несколько энергичных взмахов, и из-под искристого облака снежинок проглянула гладкая коричневая поверхность.

— Тут чемодан какой-то, что ли, — неуверенно произнес Птицын, продолжая разгребать. — Приоткрытый. И еще… — Тут голос у него сорвался. Рука в перчатке наткнулась на что-то, оказавшееся на поверку конвертом, сиреневым. И такой восторг вызвала у него эта находка, что он и внимания не обратил на бегу, что там, сзади, взгляду открылось и кое-что еще. Это дошло до него, когда он увидел лицо поручика: разом побледневшее, словно вся горячность взяла и разом с него схлынула. Канула вместе с напускной свирепостью. Обернувшись в ту же сторону, куда вперился начальник, Птицын дрогнувшим голосом проговорил:

— Вы… Вы когда-нибудь такое видели, в-ваш благородь? Салытов отозвался голосом помягчевшим, почти кротким:

— Давай, сынок, беги на Шестую, в участок. Возьми дрожки, расскажи, что мы тут с тобой обнаружили…

— Слушаюсь.

— Я здесь останусь, караулить. Людей с собой прихвати. Фургон понадобится.

— Так точно.

— Ну так жми! — Салытов звучно хлопнул в ладоши, отчего подчиненный припустил во всю прыть. Проводив взглядом удаляющуюся спину унтера, Салытов еще раз вытащил бумажник и поместил туда сиреневый конверт.

Глава 5

ПРОКУРОР

В большом служебном помещении, где Сенная квартальная контора держала средства пожаротушения, стояли три переносных стола. Сама пристройка примыкала к конюшням конторы, что по Малой Мещанской, буквально за углом от участка на Столярном. Створки массивных дверей были раскрыты, отчего безжалостный свет падал на столы и на их содержимое. На одном столе лежали те предметы, что Салытов обнаружил в Петровском парке. На двух других — бездыханные тела.

В затененных недрах строения таилось под чехлами пожарное оборудование — помпы, свернутые шланги, водовозки. Обступившие столы шестеро человек держались более открыто. Помимо Порфирия Петровича и Никодима Фомича присутствовал также Ярослав Николаевич Липутин, прокурор. В его обязанности входило устанавливать при разбирательстве, имеет ли деяние уголовный характер, и составлять по факту ареста подозреваемых обвинительный акт, а равно доводить и проводить дело через суд. Фактически он был вышестоящим лицом над Порфирием Петровичем, что забавно подчеркивалось их разницей в росте: прокурор возвышался над следователем как каланча. Спорить уже с самой его внешностью казалось бессмысленным, настолько безупречно он выглядел. Каждый волосок, каждая складочка, каждая пуговка, казалось, сидели на строго отведенном им месте, подчеркивая чин своего хозяина. Находились здесь также двое вменяемых по новому уложению понятых — в данном случае майор Волоконский и статский советник Епанчин; оба в отставке, и оба в соответствующих чину мундирах. Майор взирал на происходящее с нарочито брюзгливой миной, скрывающей легкое смятение. Советник Епанчин свои эмоции скрывал за маской достоинства. Оба уже достаточно скоро плясали под дудку Липутина. Что касается Салытова, то его пригласил Порфирий Петрович: надо же было как-то отметить его заслугу в обнаружении трупов.

Жар от печи с наружной стены пристройки сюда не доходил.

— Ну-с, так кого мы ждем-с? — величаво осведомился прокурор.

— Патологоанатома, ваше превосходительство, — пояснил Порфирий Петрович.

— Патологоанатома? Да он нам и не нужен. Все и без него ясно-с, Порфирий Петрович.

— Осмелюсь спросить, что именно, ваше превосходительство?

— У одного трупа проломлен череп, у другого, что с топором, веревка на шее. И зачем, в самом деле, доктора звать. По новому рескрипту вскрытия в каждом отдельном случае не требуется. Можно действовать на свое усмотрение. Тут одного взгляда достаточно, чтобы сделать обоснованные выводы. И времени понапрасну нечего тратить. И зачем только было прокурора сюда замешивать? — заметил Липутин о себе как бы со стороны. — Ну, имело место преступление-с. Даже, фактически, два. Одно — убийство, другое — самоубийство. Обвиняемый в обоих случаях — вот он, лежит перед нами на столе. Дело закрыто.

— В самом деле, господин прокурор. И лишь потому, что я осмотрел тела — и то место в Петровском парке, где их отыскали, — я считаю, что нам здесь нужен патологоанатом.

Глаза у Липутина едва заметно сузились.

— Это вот вещица, — продолжал Порфирий Петрович, приподнимая с предметного стола латунную фляжку, — которую поручик Салытов извлек у повешенного из кармана. — Он протянул посудину Липутину.

— Водка-с, — осторожно нюхнув, определил прокурор.

— Так точно. Причем фляга полная. Представьте: злоумышленник, собираясь на такое дело, думает потом надраться до бесчувствия. Более того, не забывает предварительно наполнить фляжку. Но как же так, взять водку и не выпить ее?

— Вы думаете, водка имеет здесь какое-то значение? — скептически спросил Никодим Фомич.

— В подобных делах все имеет значение.

— Надраться, не надраться, — перебил вдруг Салытов. — А может, карлика он убил в приступе ярости. А потом от раскаяния взял да повесился. Или привычка у него такая была, таскать везде водку с собой. А в горячке он про нее забыл.

— Любопытная теория, — отреагировал Порфирий Петрович. — Благодарю, что поделились.

— А лично вы ее не разделяете? — спросил Липутин, усмехнувшись.

— Взгляните на его шинель, — неожиданно сменил тему Порфирий Петрович. — Вы что-нибудь замечаете?

Ответить никто не рискнул.

— Что ж, давайте спросим поручика Салытова. Вы, когда срезали труп, на шинели сзади что-нибудь заметили?

— Ну, пятна какие-то, темные, — растерянно ответил тот. — Вроде масла, или что еще.

— Так. Маслянистые следы на спине. А спереди?

— Пятен не наблюдаю, — отметил Никодим Фомич неуверенно.

— Меня лично не отсутствие маслянистых пятен озадачивает. А скорее…

— Крови нету! — воскликнул Салытов.

— Точно. Состояние переда шинели наводит меня на мысль, что даже если этот тип и есть убийца, то карлика он убил не непосредственно перед тем, как покончить с собой. А уж если и убил, то, по крайней мере, не топором. Отсутствие крови на шинели и впрямь сбивает с толку, если придерживаться версии, которую нам будто специально навязывают посредством подобных улик.

— Разумеется, он не сразу наложил на себя руки после того, как убил карлика. Ведь сначала он доставил туда в чемодане его труп, — рассудил Липутин. — Труп уродца был найден в чемодане, не так ли?