Неизведанными путями - Степан Пичугов

Пробродив безрезультатно несколько часов, к вечеру я вернулся к тому месту, где была привязана лошадь, но не нашел ни лошади, ни Стрижова. На дереве, за которое была привязана лошадь, белел небольшой клочок бумаги. Я снял его и прочел:

«Известие Стрижова. Я потерял надежду увидеть тебя и на лошади уехал в Тютняры».

Признаться, я никак не ожидал такой подлости. Крепко выругался и в отчаянии пошел искать дорогу, чтобы выйти к остаткам своего отряда.

Долго еще пришлось мне бродить по лесу, прежде чем наткнулся на какую-то дорогу. Что это была за дорога, я не знал. В какую сторону идти? Я окончательно потерял всякую ориентировку. Голова кружилась от голода и усталости. Пошел наугад. Вскоре мне показалось, что иду не в ту сторону, и пошел обратно. Но это не рассеяло моих сомнений. Стало совсем темно. Голодный и измученный, я свалился у какого-то пня близ дороги и уснул.

Утром стало припекать солнце, и я проснулся. Со сна не мог понять, где я, но, оглядевшись кругом, вспомнил вчерашний день и понял, что нужно продолжать поиски. Затянув потуже ремень, двинулся лесом, не теряя из виду дороги. Вскоре увидел: по дороге навстречу мне идут три человека. Я спрятался за дерево и стал ждать. Каково же было мое удивление и радость, когда я узнал в них Ершова, Ганю и Петра. Я выскочил из-за дерева и бросился им навстречу.

От них узнал, что вчера вечером в отряде произошел спор: одни говорили, что я удрал с отрядными деньгами, а Ершов и брат Петр доказывали, что этого быть не может. И как только рассвело, они отправились меня разыскивать.

Дорогой я рассказал им о поступке Стрижова, они возмутились не меньше меня.

Неудачи преследовали нас одна за другой. Когда подошли к тому месту, где я оставил накануне отряд, то, к нашему удивлению, никого не обнаружили. Среди трофейного оружия нашли записку, написанную Димитриным, из которой было видно, что Зимин, Димитрин и Маркин, потеряв веру, что я вернусь, отправились на Рассыпуху. Нашему возмущению не было предела.

Я понял, что под влиянием голода и неудач отряд начал разваливаться и потерял боеспособность. Но нужно было спрятать в надежное место оружие и боеприпасы. Поэтому мы решили догнать беглецов, спрятать трофеи и после этого всем вместе пробираться на Рассыпуху.

Выйдя на дорогу, мы встретили попутную подводу и бросились догонять на ней беглецов. Вскоре заметили Зимина, Димитрина и Маркина, спокойно топавших по дороге. Еще издали Ершов стал кричать, чтобы они остановились, сопровождая свое требование довольно крепкими выражениями. Оглянувшись, наши беглецы стали как вкопанные, ожидая, когда мы подъедем. Смущенные, они пытались оправдать свой уход, на что Ершов и Петр отвечали самыми отборными ругательствами. Чтобы положить конец ссоре, я приказал кончить все разговоры и немедленно возвращаться назад.

Вернувшись к тому месту, где лежало трофейное оружие, мы спрятали его вместе с боеприпасами в надежном месте среди скал и в тот же день двинулись на Рассыпуху.

Впоследствии это оружие и боеприпасы были использованы моим братом Петром для вооружения партизанского отряда, который он организовал в 1919 году.

На Рассыпуху пришли в первых числах июля. Здесь от Егорова узнали о падении Златоуста. Кроме того, он высказал предположение, что златоустовские отряды отходят в сторону Уфалея. Мы решили двинуться туда же. Но прежде чем отправиться в дальнейший путь, захотели попариться в бане.

Оставив Ершова часовым, все остальные отправились в баню, которую истопила гостеприимная хозяйка. Мылись долго, каждый старался не только хорошенько попариться, но и выстирать белье. Некоторые уже успели высушить выстиранное и начали одеваться. Одевшись раньше других, я вышел из бани и увидел вооруженного всадника, что-то расспрашивавшего соседку наших хозяев. В этот момент из ворот дома, где мы остановились, вышел Ершов. Увидев всадника, он спросил его:

— Чего тебе?

Тот, не отвечая, быстро повернул коня и пустился наутек. Ершов вскинул винтовку и сделал по нему несколько выстрелов, но промахнулся. Я понял, что это вражеский разведчик, и, крикнув ребятам, которые все еще возились в бане: «В ружье!» — бросился в дом, чтобы захватить винтовки и патроны. Вместе с Ершовым мы забрали оружие и побежали в баню навстречу товарищам. Одни выскакивали из бани уже одетые и брали у нас винтовки, другие же, надевая на ходу недосушенную одежду, бежали вслед за нами на небольшую возвышенность, где мы решили встретить противника. Вбежав на пригорок, мы увидели вдали конный отряд белых, с полсотни всадников, который держал направление к нашей бане. Мы залегли и, выждав, когда он поравняется с нами (мы оказались у него с фланга), дали несколько залпов. Часть отряда спешилась и цепью повела наступление на наш пригорок, а остальная, большая часть, двинулась в обход в конном строю. Мы дали еще несколько залпов и, чтобы не попасть в окружение, прячась за деревьями, стали уходить в глубь леса, держа направление на Куватал.

Дальше наш путь на Уфалей протекал без особых приключений, если не считать встречи в районе Куватала с отрядом Файки Наседкина, с которым мы не стали ввязываться в драку, а прошли тихо, стороной, потому что у него было не меньше 300 человек, как нам сказали углежоги Куватала.

Наконец в первой половине июля мы добрались до Нижнего Уфалея, куда в это время стекались все отряды златоустовского направления.

Здесь мы узнали о трагической гибели Ивана Михайловича Малышева. Скорбь сжала наши сердца. Это он послал нас в тыл к белым, но отчитаться ему о выполнении задания нам уже ее пришлось.

Часть вторая

1-й ГОРНЫЙ СОВЕТСКИЙ ПОЛК

СМОТР ОТРЯДОВ В НИЖНЕМ УФАЛЕЕ

В июле 1918 года, когда советские добровольческие отряды после поражения под Златоустом стекались в Нижний Уфалей, обстановка на Урале была тяжелой. Под прикрытием обманутых солдат чехословацкого корпуса контрреволюционная буржуазия начала быстро создавать свою армию. Костяком этой армии явилось многочисленное реакционное офицерство и зажиточная часть крестьянства, озлобленная продразверсткой и поверившая кулацко-эсеровской агитации.

Части же Красной Армии на Урале в это время были еще очень слабы: плохо обучены, слабо вооружены, а главное плохо организованы. Они в большинстве своем состояли из добровольческих рабочих дружин и партизанских отрядов, возникших из деревенской бедноты и батраков. По своей структуре и численности они были очень разнородны.

Первые боевые неудачи на екатеринбург-челябинском направлении (между Кыштымом и Аргаяшем), гибель комиссара златоуст-челябинского направления Малышева, поражение руководимых им отрядов под Златоустом и поспешный отход их на Нижний Уфалей — все это заставило наше командование в срочном порядке приступить к слиянию раздробленных сил в более крупные и стройные части и по возможности однотипные (полки, бригады, дивизии).

В середине июля в Нижний Уфалей прибыл уполномоченный штаба Северо-Урало-Сибирского фронта Васько Богдан с заданием сформировать из всех отрядов, которые собрались в Нижнем Уфалее, полк.

Вскоре после своего прибытия Богдан назначил смотр войскам. По его приказу они выстроились на площади, недалеко от заводской ограды.

Узнав, что на площади строятся отряды, многие жители поспешили туда же, и скоро вся площадь была окружена любопытными. Особенно много было ребятишек, без которых, как известно, не обходится ни одно значительное событие.

На правом фланге построился местный Уфалейский отряд, левее стоял Белорецкий рабочий отряд, затем отряд уфимских башкир, за ним — Рождественский пехотный отряд с конной группой и другие отряды; замыкала левый фланг наша семерка, вернувшаяся с Красного Камня.

Выстроенные войска имели вид весьма пестрый. Серые шинели и зеленые гимнастерки фронтовиков перемежались с черными пиджаками рабочих и домоткаными зипунами крестьян. Военные фуражки, крестьянские картузы, башкирские рахчинки и даже турецкие красные фески виднелись на головах бойцов. Сапоги, ботинки с обмотками, башкирские сарыки, попадались и лапти. Таково было обмундирование выстроенных на площади войск.

Основное вооружение отрядов состояло из винтовок разных образцов, начиная от русской трехлинейной винтовки, кончая «Гра», «Ватерли» и берданкой. Гордостью крупных отрядов был станковый пулемет «Максим», но он являлся редкостью; роскошью считался также ручной пулемет «Льюис».

Рядом со спокойным, видавшим виды фронтовиком, которого ничем не удивишь и который знает «почем фунт лиха», можно было увидеть безусого, восторженного юнца, с гордостью державшего в руках отцовский дробовик.