Одержимый Шон - Танит Ли

— Это хорошо, — сказал Кай и его голос прогремел в тишине. — Хорошо, что ты добровольно подвергаешься испытанию, Шон, сын Наула. А скажи-ка, что это?

Кай протянул руку — на его ладони лежал шарик из металла.

— Это? — спросил Шон. — Просто шарик.

— А из чего сделан шарик?

У него закружилась голова. Он не мог вспомнить названия. Несколько секунд он боролся с собой, затем сказал:

— Красный металл.

Слабый вздох вырвался из толпы.

Значило ли это, что название было правильным?

Холодное лицо Кая ничего не говорило. Он показал другой шарик.

— А этот?

— Коричневый металл, — сказал Шон.

— А этот?

— Белый, — сказал Шон, — белый металл.

Что-то запнулось в его голове.

Серебро.

Кай, который смотрел на него внимательно, как ищейка, казалось, слышал неслышимое.

— Что?

— Белый металл, — сказал Шон.

Серебро, слышался голос предмета в его голове. Серебро, затасканная бронза, красная медь. Дураки, пела вещь.

— Я… — говорить Шон.

— Что же? — нежно спросил Кай.

— Ничего.

— Хорошо, тогда давай дальше. Расскажи мне еще раз о твоем пребывании в лесу.

— Была ночь, — сказал Шон, — и я перепутал дорогу. Я пошел к Холодному Ручью… — нет, он нарочно не будет об этом упоминать. Шон встретил безжалостный взгляд Кая и отвел глаза. — Джоф накрепко привязал меня к дереву. Я спал. Утром я вернулся сюда.

Кай наклонился вперед. Он вдруг повел себя, как отступник.

— В лесу можно увидеть странных тварей. Не кабана, не дичь, не куропаток, не собак, не людей. А это что?

Шон отшатнулся назад. В протянутой руке лежал наконечник копья.

Бронза.

— Коричневый металл.

— Твари, которые бегают на четырех ногах, а ноги у них, как звезды. Что это?

Серебро.

— Белый металл…

— И у их всадников есть другой металл, желтый металл…

Золото. Золотой кубок. Пей, но не ходи домой.

Шон закрыл глаза и увидел летящих зверей.

— Это главное испытание, — сказал Кай Шону. — Вещун из пещерного города слишком поздно применил его, и мальчик свободно ушел, воспользовавшись его ошибками.

Шон вдруг понял, что Кай при этом испытывает высокомерное священное удовольствие. Кай уничтожит всякого, кто станет одержимым. Это был его долг и он наслаждался им.

— Вещун из Пещерного Города был дурак, — сказал Кай.

— Ты сам дурак, — сказал Шон.

Это случилось быстро и совершенно непреднамеренно. Шон не предусмотрел этого. Он испугался, но лишь на мгновение.

— Что ты сказал? — спросил Кай.

— Дурак! — ответил Шон коротко. Он стремительно вскочил на ноги. В конце концов, все они ему теперь безразличны, эти жалкие невежественные жители деревни, которые теперь хватали ртами воздух и улепетывали от скалы.

— Может быть, — сказал Кай. — С кем ты разговаривал в лесу?

— Это были всадники на лошадях, и лошади были подкованы не звездами, дурень, а серебром.

Кай вскочил. Он сам возвышался несокрушимой скалой, подавляя силой и авторитетом. Шон смотрел на него с презрением.

— Хватит! — крикнул Кай.

— Ну уж, нет. Ты хотел, чтобы я говорил. Теперь я хочу говорить. Эти жалкие шарики. Ваши идиотские суеверия! Что для вас дорого в этой ужасной жизни? Вы так боитесь смерти, что даже не смеете взглянуть на запад, из вашего страха вы могли бы построить крепость. Страх перед лесом. Страх перед всем. Вещам, которых вы не понимаете, вы даете неверные имена.

— Хватит! — заорал Кай.

— Ты меня не заставишь молчать, старик! Иди позови своего жалкого короля, чтобы он это сделал. Король! — Охваченный презрением Шон едва выговаривал слова. — Король нескольких разрушенных и грязных дровяных хижин. Король навозной кучи.

Шон смеялся. Это был смех, которому он научился в лесу.

Из травы под скалой раздались визг и рев. Как высока была скала! Выше, чем он думал.

Шон понял, что его ноги больше не стоят на скале. Вместо этого они находятся в воздухе — ни на чем. Он стоял в воздухе примерно в трех метрах над землей.

На какое-то мгновение он опьянел от радости. Однако это быстро кончилось, ликование сменилось ужасом. Закричав от ужаса, Шон упал. Небо и деревья перевернулись, его соплеменники надвинулись на него, давя друг друга. Он ударился о землю и остался лежать. У него перехватило дыхание и пропало всякое желание бороться. И пока он так лежал, мужчины подкрались к нему и забросали его веревками и охотничьими сетями, сплетенными из стеблей растений. Они закручивали его до тех пор, пока он не оказался опутанным, как насекомое в паутине.

Шон не выдержал испытания. Он продемонстрировал свою отверженность, свою болезнь.

Он был одержимый.

Его связали. Так и должно было кончиться.

Было специальное место прямо в скале. В камень были вделаны кольца из коричневого металла, через которые протягивали веревки. Уже 50 сезонов кольца не использовались. Это было более 20 лет назад…

Однако годы ничего не значили для Шона. Жители деревни исчисляли бег времени не так.

Собственно, кольца были из бронзы. Так назывался коричневый металл. Шон продолжал биться в своих путах. Это было так же бессмысленно, как спрашивать себя: «Что произошло?» Он был одержим. Он должен был умереть. Так предписывала традиция.

Его должны были забить камнями — такая ему была уготовлена смерть — ведь когда его душа покидала тело, она становилась злым духом, который заколдовал ее. Если кто-нибудь касался одержимого, то злой дух мог овладеть и им. Но когда его побивали камнями, это было безопасно, так как совершалось с расстояния. Тем не менее каждый, кто принимал в этом участие, сперва очищался вещуном, купался в определенных травах и одевал различного рода амулеты. Выбранные камни мыли и разрисовывали символами. При этом было еще одно обязательное правило: одержимых должны были убивать ночью. Темное может оставаться верным лишь темноте. По слухам, отверженные, убитые при дневном свете, позднее снова появлялись и бродили. Это могло быть лишь легендой, однако тот, кто мудр, не навлечет на себя опасность.

Тот, кто мудр. Тот, кто мудр, не сидит по ночам в лесу в ловушке.

Он не чувствовал в себе никаких существенных изменений. Но все-таки он изменился. Он стоял в воздухе…

День почти кончился. Он казался длинным, и в то же время непостижимым образом слишком коротким. Никто не принес Шону еды или воды. Да и почему кто-то должен тратить на него еду и воду? Никто не приходил к нему. Да и почему с ним кто-то должен был прощаться?

Небо над ним стало красным и большие тени задвигались от куста к кусту, от дерева к дереву, к деревне. Ручей стал уже цвета темного пива. Пели птицы. Шон не был уверен, боится ли он смерти, или просто боится.