Одержимый Шон - Танит Ли

Казалось, земля выгнулась большой аркой и качалась перед глазами Шона. Он снова почувствовал себя жалким и лежал без движения, чтобы дурнота прошла. Однако она не проходила, ему казалось, что он погружается в яму собственного желудка.

Когда он снова очнулся и открыл глаза, лес был погружен в густые, как слизистые, сумерки, солнечный свет погас и темнота стояла на пороге.

Птицы, которые целый день пели на деревьях, молчали. Молчание было пронизано тенями. Шон почувствовал, что готов поддаться панике, и разозлил себя. Он кричал во все горло, качался и катался по суку туда и сюда и не раз пробовал упираться в дерево. И вдруг сеть порвалась, он освободился и полетел…

На полдороге к земле сеть, в которую он еще частично был завернут, зацепилась за нижний сук. Это спасло Шона, и он не сломал себе ни ногу, ни шею. Судорожно дергаясь и извергая проклятия, он высвободился из обрывков сети и пролетел последние два метра до земли. Он покатился по папоротнику, встал и встряхнулся, как собака.

Люди Трома уже наверное были дома, и Ати плакала. Наул скажет, что завтра пойдет искать своего младшего дурного сына. Они все будут нервничать и молча размышлять об опасностях леса. Конечно, будет нервничать и Джоф. Шон догадывался, что Джоф не обдумал последствия своей мести. Если с Шоном действительно что-то случится, то, конечно, будет виноват Джоф. А если Шон придет в деревню и позабавит всех рассказом о поступке Джофа, тот будет беситься. Он был слишком глуп, чтобы совершить обдуманные действия.

Шон язвительно улыбнулся сам себе в темноте — лес был теперь совсем темным, — когда он представил себе поражение Джофа.

Однако вскоре улыбка исчезла.

Шон понял, что в темноте ему придется трудно без огня и без его собаки, и он не сможет найти край леса.

В любом направлении лес казался одинаково густым. Солнце просто исчезло, или по крайней мере так казалось Шону, когда он трепыхался в сети. Запахи леса, которые могли бы ему что-то подсказать, стали другими после захода солнца. Все теперь пахло одинаково, как глубокая река, и запах не исчезал, там, где лес был светлее, как это бывало днем. Ну, и где же запад?

И где восток?

Шон придумал для себя план. Как многие из племени Хижин, он мог примерно различать полные часы и их половины (хотя днем ориентироваться помогал ход солнца). Тем не менее он решил идти в ту часть леса, где солнце, по его мнению, задержалось дольше всего. Если он не достигнет поляны за время, которое он определит в полчаса, он повернется и побежит час в другом направлении.

Он не достиг просвета в деревьях за выбранное время, повернулся и пошел назад по своим следам — однако почти наугад, так как звездный свет едва сочился сквозь густые кроны деревьев. Часто он оказывался почти в полной черноте, ударялся о стволы деревьев и пробирался вперед наощупь, как слепой. Иногда вверху появлялся просвет в листве и становилось чуть светлее, но этого было недостаточно. Восходившая луна могла бы указать на восток, но луны не было.

Шон был сбит с толку. Что за местность, сколько времени?

Наконец, он убедился, что два или три часа ходит кругами.

Темнота и телесная усталость одолели его. Когда он выбрался из особенно густых, опутанных тенями зарослей, он заметил между деревьями лунный свет. Небо здесь было свободным, и свет мерцал на водной поверхности.

Какое-то мгновение Шон не мог поверить, что во время своих кружных блужданий забрел на восток к Холодному ручью.

Однако он пришел к нему не с запада, а с севера… По меньшей мере, думал он с мрачноватым удовольствием, теперь он может сказать, какую дорогу он должен выбрать. Запад находился там…

Он почувствовал жажду. Но из Холодного ручья пить было опасно.

Он выглядел холодным, холодным как лед и казался теперь светлее, когда он подошел ближе. Или яркость увеличилась?

Блеск в ручье усилился. Маленький бутон света медленно поднимался кверху, чтобы расцвести на поверхности воды.

Очарованный и испуганный, Шон стоял и смотрел.

Издавая мелодичный плюхающий звук, подобно прыгающей лягушке, на воде танцевала звезда. Нечто похожее на звезду. Оно так выглядело, круглое, гладкое и светящееся, цвета белого металла.

Шон уставился на нее, а звезда легко ударилась о поверхность ручья и стала рассыпать нежный шепот. Пока он вдруг не превратился в громкий, звонкий, почти человеческий крик:

— Здесь у воды! Он здесь! Он здесь!

И созвучно этому крику раздался жуткий барабанный бой, словно из-под земли.

Хотя Шон был ошеломлен, он осознал, что это предвещало, и вихрем бросился назад между деревьев.

Бежать было трудно. И бесполезно. Он споткнулся и упал. Снова поднялся на ноги, побежал, споткнулся, упал.

Он заметался, прямо как затравленная дичь или кабан, когда он в чаще спасает свою жизнь. Шон тоже боролся за свою жизнь. Он знал это. Казалось, его сердце спотыкается, как и он, и вываливается из груди. Он едва слышал шум, причиной которого был он сам или таинственный, страшный барабанный бой в земле, похожий на его сердцебиение, с каждой секундой становившийся все громче.

Им овладел страх. Он недолго скрывал его. Именно благодаря страху он обрел способность бешенно продираться все дальше, несмотря на препятствия, падения, боль и черноту.

Но все-таки он не мог скрыться, так же, как дичь или кабан.

Они схватят его.

Кто?

Не думай об этом!

Но он мог догадаться.

В конце концов путь ему преградил овраг, и он на бегу угодил в него, как в западню. Пыхтя, и барахтаясь, цепляясь за корни растений, он попытался преодолеть западный склон; сердце его бешенно колотилось, и в паузах он слышал, что барабанный бой перерос в чудовищный грохот. Прежде чем ©я выбрался наверх, грохот разбушевался вокруг него, захлестнув его волной.

Были так же и огни.

Вокруг пенился и ревел шум, и огни стекали и разрывались. Все кружилось, и ночь гудела.

Огненный зной искрился теперь всеми красками, густо плясали тени, и можно было различить отдельные звуки, какие издают фыркающие звери, тут и там в овраг Шона сползали то камень, то груда земли.

— Ты думаешь, он жив? — спросил кто-то высоко вверху.

— Конечно. Он шевелится, пробует спрятаться. Пробует, чтобы не видеть нас. Жалкая тварь, хочет стать кротом и зарыться.

Это был уже второй голос. Затем третий:

— Посмотри сюда, крот! Ты находишься в обществе. Посмотри сюда и окажи Детям Смерти свое почтение.

Раздался смех, наверное, пяти глоток. Настоящий хохот Детей Смерти: жесткий, язвительный и буйный.

Шон вдыхал сырой запах земли. Вещун молился за деревню. У Шона не было молитвы, которую он мог бы предложить богам в обмен на свою жизнь. Через некоторое время, дрожа и смирившись со своей судьбой он посмотрел вверх.