Избыток целей - Федор Московцев

Давиденко сделал вид, что спохватился – время идёт, а никого еще не подстрелили:

– Нет, Слава, я этого не хочу. Не надо никого мочить, нехай живут ребяты. И давай наконец сосредоточимся на волках.

В пятнадцатиградусный мороз трудно просидеть ночь на открытом воздухе, да ещё без движения. Отправляясь в засаду, утеплились как следует, и взяли с собой шкуры, на чем лежать. Иван остался в лагере.

Промоина оказалась хорошим укрытием для засады. Присутствие охотников скрадывали заиндевевшие кусты, а в просветы между ветками из засады были хорошо видны трупы животных и вершина широкого лога. Сафрон уселся на шкуру, подобрал под себя ноги и, воткнув нос в варежку, задремал. Давиденко дежурил, прильнув к просвету.

Время тянулось медленно. Угасал закат. Уплывали в темень нерасчесанные вершины лиственниц и мутные валы далеких холмов. В ушах стоял звон морозной тишины. Мысли рвались, расплывались. А волки не шли. Да и придут ли? Хотелось размять уставшие ноги, а нельзя: зверь далеко учует шорох.

«Ху-ху-ху!» – упал сверху звук.

Давиденко вздрогнул. Над логом пролетела сова, лениво разгребая крыльями воздух. Следом прошумел ветерок.

Пробудившийся Сафрон, откинув голову, долго смотрел на звездное небо. Затем он бесшумно снял рукавицы, прижал к губам большие пальцы. И вдруг тишину прорезал протяжный вой. Его печально повторил лес. Сафрон повторил волчью песню и настороженно прислушался к наступившей тишине.

Давиденко и Уваров были поражены, с каким искусством он копировал вой голодного волка.

Прошло минут пять томительного ожидания. И вот издалека случайный ветерок принёс ответный протяжный вой.

– Хорошо смотри, обязательно придут, – прошептал Сафрон. – Они думают, чужой волк пришёл кушать их добычу: слышишь, как поёт, шибко серчает!

У Давиденко и Уварова слух слишком неопытен, чтобы определить по вою настроение волка, но Сафрон обладал тонким восприятием, и тут, в лесу, нет для него тайн.

Ждали долго. Запоздалая луна осветила окрестность холодными лучами. Сон наваливался свинцовой тяжестью, голова падала.

Снова волчий вой разорвал тишину и расползся по морозной дали. Острый озноб пробежал по телу охотников. Не поворачиваясь, дежуривший Уваров покосился на срез бугра, откуда донесся этот малоприятный звук. Там никого не было видно.

Опять томительное ожидание. Наконец справа над логом появилась точка, но исчезла раньше, чем можно было рассмотреть её.

Такая же точка появилась и исчезла слева, на голом склоне бугра. Видимо, звери разведывали местность. У падали они очень осторожны, даже голод бессилен их заставить торопиться.

Но вот до слуха донесся осторожный шорох. Из тени лиственницы выступил волк.

Освещенный луною, зверь долго стоял один вполоборота к Уварову. Его морда была обращена в глубину ущелья, где расположился лагерь. Затем волк медленно повернул голову в противоположную сторону и, не взглянув на трупы, посмотрел через охотника куда-то дальше. Бросив последний взгляд в пространство, он вдруг вытянулся и, слегка приподняв морду, завыл злобно и тоскливо.

Что это, тревога? Нет, он, кажется, зовёт на пир свою стаю.

Ещё минута – и из листвягов выступили, как тени, один за другим пять волков. Они выстроились по следу переднего и, поворачивая головы, осматривали лог.

Ничто не выдавало присутствие охотников.

Убедившись, что им не угрожает опасность, волки двинулись вперёд, бесшумно ступая след в след. Остановившись и, поворачивая головы то в одну, то в другую сторону, обнюхивали воздух, прислушивались. Они почему-то не доверяют: ни ночи, ни кустам, ни даже трупам оленей. Всё чаще смотрят вниз, где лагерь. Несколько бесшумных шагов – и снова остановка. Какая дьявольская осторожность!

А голод уже не в силах таиться, берёт верх над зверем.

Уваров увидел, как матёрый волк несколькими прыжками подскочил к трупу, но вдруг пугливо замер, повернув лобастую морду в сторону направленного на него ружья.

Заметил! Пора…

Вспыхнул огонёк. Хлестнул раскатистый выстрел и эхом пронёсся по логу.

Волк высоко подпрыгнул и в бессильной злобе схватил окровавленной пастью снег. Остальные бросились к листвягам. Сафрон и Давиденко, рывком взобравшись на борт промоины, послали вслед волкам несколько патронов. Но они не достигли цели.

Пришлось довольствоваться тем, что есть. Всю добычу утащили в лагерь – волка и оленей, послуживших приманкой. Собаки были очень удивлены. Как пояснил Уваров насчет Бойки и Сафрон относительно своих двух собак, они впервые видели убитого волка, – морщили носы, проявляя сдержанное пренебрежение.

Рано утром охотники покинули стоянку. На утоптанном снегу остались туши – двух ободранных оленей и волка.

Глава 5

Полный расклад по Моничеву Андрею дал Артур Ансимов. Теоретически можно было обратиться напрямую к Юрию Солодовникову, с которым Андрей когда-то встречался, но он банально не знал его адрес и телефон. Координаты можно было разузнать через Таню Кондаурову, но Андрей решил её не впутывать, так как ей пришлось бы много чего объяснять.

И он попросил Артура посодействовать. Тот выложил 1001 причину, по которой не стоит этого делать. Они с братом когда-то занимались с некоторыми офисными в боксерской школе, и сохранили с ребятами чистую дружбу, незамутненную денежными отношениями. Просто встречаются, разговаривают за жизнь, оказывают мелкие услуги, не связанные с бизнесом. И Ансимовы берегут такие отношения на крайний случай, когда возникнет угроза для жизни или угроза потери бизнеса (настоящая угроза и нет никакой возможности самому решить вопрос).

Если теребить офисных личными просьбами, те могут подумать, что ими пользуются за уважуху и недобросовестно навариваются. Андрей уже просек тему, но участвовавший в разговоре Игорь Быстров привел пример из медицинской практики. Ещё в Петербурге, в Военно-медицинской академии с ним работал хирург по имени Козлов. Он разводил родственников больных на крупные деньги и обещал им, что сделает операцию по высшему разряду с применением дорогостоящих расходных материалов и лекарств, а по полису, говорил он, предусмотрен минимум, при котором за здоровье пациента никто не ручается. Козлов не делился с коллегами, он брал деньги даже за тех больных, которых сам не вёл, просто чтобы показать участие, лично просил коллег уделить им внимание, мотивируя тем, что это якобы его родственники. У него шли на поводу – в виде исключения выделяли «родственникам» дорогостоящие препараты, бесплатно оказывали платные услуги, в частности недешевые обследования и консультации ведущих специалистов. А он брал с больных по полной программе. Потом кто-то обратил внимание на то, что у Козлова родственников полгорода, стали разбираться и разоблачили его. В итоге его уволили.

И в данной ситуации с Савелием Моничевым Артур не хотел выставляться перед друзьями таким вот Козловым. Он берег своё влияние для случаев, которые они с Владимиром Быстровым сочтут важными.

Андрей с должным вниманием выслушал отповедь, позже до него дошло, что это отговорка и его потребности отодвинуты в самую последнюю очередь, то есть не стоят в приоритетах у Артура Ансимова.

Тогда он обратился к Трезору, который, работая в службе судебных приставов, поддерживал отношения с офисом, где когда-то трудился полный рабочий день. Во время очередной поездки в Волгоград Андрей пересекся с ним в английском баре «Дружба». На встрече присутствовал Вадим Второв. Трезор сразу ухватился за это дело, и, даже не выяснив деталей, велел зарядить венграм десять тысяч долларов. Второв ничего не советовал, лишь уточнил, та ли это Имоджин, которая приезжала к Андрею в Москву, и с которой зависали в подмосковном санатории «Сосны». Уяснив, что та самая, мечтательно причмокнул: «Мазафака!»

Позже Трезор организовал встречу с Солодовниковым. В ресторане «Джульетта» за столом собралась шумная компания, человек восемь, Солод велел не стесняться, есть и пить сколько влезет (допизды, всё за счёт заведения), и только к концу вечера сделал знак – мол, пойдем выйдем.

Втроём вместе с Трезором вышли на улицу, и Андрей рассказал то, что ему известно о венгерском расследовании, и изложил свою просьбу: внушить Савелию Моничеву, чтобы оставил в покое супружескую пару Уэйнрайт и не отбирал у них ребенка.

Солод выглядел бесстрастным, но по его расспросам, и по тому, сколько времени он уделил разговору, была видна его крайняя заинтересованность. Прошло больше часа, его друзья все разъехались, а он продолжал свои расспросы. Вопросы следовали один за другим. Савва ведет собственное расследование? У венгерской подруги есть связи в полиции? Она прислала электронное сообщение, нельзя ли его переслать?

Наконец, когда Андрей выложил всё что знал, Солод отпустил его, напомнив про электронное сообщение и попросив разузнать больше про Савелия Моничева. Со своей стороны он просто пообещал «подумать».