Избыток целей - Федор Московцев

Плохо волку зимой – нечем поживиться, а голод мучает. Жизнь серого бродяги с самого рождения безрадостна – словом, волчья жизнь! Волчица не балует детей лаской. Как только у щенков прорезаются глаза, она начинает приучать их к жестокой борьбе за существование. Горе волчонку, если он в драке завизжит от боли или проявит слабость! Мать безжалостна к нему. Она понимает, что только сильный и жестокий в своих стремлениях зверь способен выжить зимой в лесу. Поэтому волк с самого детства бывает бешеным в злобе, доброе же чувство никогда не проявляется у него даже к собратьям. Достаточно одному из них пораниться или заболеть, как его свои же прикончат и съедят.

Ляжет на землю зима, заиграют метели, и с ними наступит голодная пора. Зимой волку невозможно питаться в одиночку. Не взять ему сохатого, да и зайца трудно загонять одному. Звери стаями рыщут по лесу, наводя страх на всё живое.

В волке постоянно борются жадность и осторожность. Посмотрите, как осторожно идут волки вдоль опушки леса. Стаю ведет матерый волчище против ветра – так он дальше чует добычу или скорее разгадет опасность. Все идут строго одним следом, и трудно угадать, сколько же их прошло – три или пятнадцать: так аккуратно каждый ступает в след впереди идущего собрата. Поступь у всех бесшумная, глаза жадно шарят вокруг, задерживаясь на подозрительных предметах, а уши подаются вперёд, выворачиваются, настороженно замирают, улавливая малейшие звуки. Останавливаясь, зверь пружинит ноги, готовые при малейшей опасности отбросить его в сторону или нести вдогонку за жертвой.

Копытного зверя волки загоняют сообща, не торопясь. Пугнут – и рысцой бегут следом. Снова пугнут. И так сутки, двое не дают жертве отдохнуть и покормиться. Чем сильнее животное поддается страху, тем быстрее изматывается и напрасно ищет спасения в бегстве.

Сафрон наблюдал случай, когда стая волков зарезала крупного сохатого – быка.

Это было в конце февраля. В лесу лежал снег. Девять волков бежали большим полукругом, тесня сохатого к реке. Они хорошо знали: на гладком речном льду копытное животное не способно сопротивляться. Это понимал и сам лось, всё время старавшийся прорваться к отрогам. Но он уже отяжелел, сузились его прыжки, всё чаще стал он задевать ногами за колодник. (обломки упавших деревьев – авт.) Препятствия, которые он час назад легко преодолевал одним прыжком, стали недоступными. Завилял след лося между валежником – признак полного упадка сил. Несколько волков уже прорвались вперёд, и лось внезапно оборвал свой бег, засадив глубоко в снегу все четыре ноги.

Замкнутый, осторожный и трусливый, волк в минуту решающей схватки даёт полную волю своему бешентсву и злобе, делается яростным и дерзким.

У лося ещё сохранился какой-то скрытый запас сил для сопротивления. Огромным прыжком он рванулся к отрогу, и в это мгновение повисла на его груди тяжелая туша волка, брызнула кровь. Удар передней ноги – и хищник полетел мертвым комом через колоду. Между тем второй уже сидел на крестце, а третий впился клыками в брюхо. Сохатый упал, но мгновенно вскочил, стряхнул с себя одного волка. Удар задней ногой – и второй волк упал в чащу с перебитым хребтом.

Стая, предчувствуя близость развязки, свирепела. Сгустки крови на снегу ещё больше ожесточили её.

Лесной великан окончательно выбился из сил, затуманились его глаза. Поблизости не было ни толстого дерева, ни вывернутого корня, чтобы прижать уязвимый зад, чаще всего подвергающийся нападению, и лось, сам того не замечая, стал отступать к реке.

Но как только его задние ноги коснулись скользкого льда, лось, словно ужаленный, бросился вперёд, на волков. Теперь уже всюду смерть. Завязалась последняя схватка. Взбитые ямы, сломанные деревья, разбросанная галька свидетельствовали о страшной борьбе, которую выдержал лось, прежде чем ступить на предательсктй лёд…

Волки могут длительное время следовать за кочующим стадом овец. Осторожность никогда не покидает их. В ожидании удобного момента для нападения они способны проявлять удивительное равнодушие к голоду. Задремлет пастух, не дождавшись рассвета, и волки близко подберутся к отдыхающим овцам. Взметнется стадо, но поздно. Падают овцы, обливая землю кровью, и тогда нет предела жадности хищника.

Иногда, убив несколько десятков животных, стая уходит, не тронув ни одного трупа, будто всё это делалось ради какой-то скрытой мести человеку.

… Рано утром от палатки егеря в лес убежал лыжный след. Он отсек полукругом лог, куда убежали олени, прихватил километра два реки ниже лагеря и вернулся к палатке. Давиденко и Уваров уже встали и были готовы идти на розыски зверя.

– Проклятый волки, два оленя кончал! – гневно выкрикнул Сафрон, сбрасывая лыжи и стирая варежкой с лица пот.

Он торопил всех и сам спешил. Все вместе отправились к убитым оленям. Пробрались к вершине лога. Олени лежали рядом, друг возле друга, недалеко от промоины. У рваных ран ноздреватой пеной застыла кровь. Оба трупа оказались нетронутыми волками – видимо, что-то помешало их пиру. А возможно, насытились оставшимися четырьмя.

Давиденко предложил свежевать этих, но Сафрон остановил: возможно, голодные волки вернутся, и тогда, устроив засаду, можно подстрелить их.

– Придется дожидаться ночь, – сказал Иван.

Давиденко с Уваровым поднялись на сопку, чтобы осмотреться. На юг, за рекой, раскинулась холмистая местность с широкими долинами и пологими однообразными сопками. Склоны покрыты редким лиственничным лесом, и только далеко, километров за двадцать от лагеря, виден хвойный лес, вероятно, сосновый. Как далеко всё видно и привольно дышится! – Давиденко не удержался от восторженного возгласа. Одинокое облачко, словно волшебный корабль, медленно плыло по небу.

До вечера у них было достаточно времени, чтобы побродить с ружьём по лесу. Они никого не подстрелили, зато наговорились.

Давиденко, наконец, ушел с поста начальника областного ОБЭП, приняв предложение Шарифулина, гендиректора компании «Волга-Трансойл», теперь он заместитель генерального по юридическим вопросам. Преемником оставил вменяемого человека, через которого можно будет решать те же вопросы, что и раньше, конечно, не обижая его при этом. Шарифулин давно звал к себе, но возникшая проблема с ВХК (Волгоградский химический комбинат) пробила брешь в их отношениях.

Изначально на это предприятие нацелились два крупных игрока – Рустэм Шарифулин и Виктор Кондауров. В решающий момент они встретились, и в ходе переговоров Шарифулин отступил. На ВХК в то время управлялся Виталий Першин, он занимал должность замдиректора, но фактически рулил предприятием, особенно карманными коммерческими структурами, заводившими по высоким ценам сырье, выбиравшими продукцию ниже себестоимости и перепродававшими её по рыночным ценам. Кроме того, он организовал хитроумную систему хищений. Например, силами прикормленных рабочих производил по выходным ликвидную продукцию, такую как метионин и бензиновые присадки, и тут же вывозил на свои склады для последующей перепродажи; и эти операции по бумагам никак не проводились. В итоге образовалась колоссальная недостача и задолженность перед поставщиками.

Используя силовой ресурс, на завод влез Виктор Кондауров, вначале он предложил придумать какую-то совместную форму сотрудничества, но Першин стал отводиться, мол, предприятие на ладан дышит, умирает, без пяти минут банкрот. Разъяренный, что от него отмахиваются, как от назойливой мухи, Кондауров обложил данью принадлежавшие Першину дистрибьюторские фирмы. Если на первоначальном этапе шла речь о совместной работе, то сейчас – только платежи в сторону офиса. Кондауров стал собирать средства для выкупа контрольного пакета акций. ВХК на тот момент было полугосударственным предприятием, и акционеры из числа топ-менеджеров планировали провести торги таким образом, чтобы выкупить за бесценок акции.

Першин затаил злобу – его планам угрожала опасность; придя на завод как хозяин, Кондауров первым делом вышвырнет замдиректора. И тогда он, сговорившись со своим другом, адвокатом Игнатом Еремеевым (который был вхож в офис и вёл дела в том числе и Кондаурова), Першин решился на невозможное: физически устранить соперника. Еремеев нашел надежных исполнителей, которые на деньги Першина провели операцию. Виктор Кондауров был застрелен в собственной машине возле дома Еремеева (адвокат вызвал его якобы для обсуждения важных вопросов).

В офис вбросили дезу: убийство спланировано кавказцами, и началась междоусобная война, в ходе которого полегло немало бойцов с обеих сторон.

Следствие располагало множеством улик, доказывавших вину уже мертвых людей, и дело Кондаурова можно было закрывать. Но Давиденко, не имевшего отношения к расследованию, это не устраивало. Ему было чисто по-человечески жаль вдову, оставшуюся с двумя детьми, и он взял дело в свои руки.