Танкетка - Леонид Каганов

— Не хочу, — она помотала головой. — Расскажи лучше о себе.

Я растерялся.

— А что рассказывать?

— Ну, как ты выглядишь? Где живешь? Бывал ли в Лондоне?

— Не, в Лондоне не был. А как выгляжу… У тебя здесь интернета нет, чтобы фотку прислать?

Она показала пальцами:

— Вот столечко — у мамы. Но прислать фотку все равно нельзя — если кто-то из дядиной семьи найдет, я даже не знаю, что будет…

Я поморщился.

— Какой вредный у тебя дядя.

— Он не вредный, — возразила Фарха, — просто очень строгий. Понимаешь, он пастух. И отец его был пастух. И в Лондоне не жил никогда… Когда убили отца и братьев, мы с мамой переехали к нему. Он строгий, но я люблю его, — добавила она. — К тому же, у него неприятности сейчас. Танкетки стали ходить в округе, и он боится выходить на пастбище — только по ночам, когда танкетки спят. А тут еще какая-то танкетка повадилась овец убивать…

— Это не я! — сказал я быстро.

— Да я знаю, — отмахнулась Фарха. — Это же за перевалом, на пастбищах. А ваших тут вообще много?

— Не. Я еще никого здесь не встретил. Ну, кроме тебя.

Мы помолчали.

— Знаешь, — сказала Фарха, — а вот я наверно смогу тебе прислать открытку, когда буду в поселке. Только бумажную, как в старину.

— Круто! — обрадовался я. — У тебя есть, чем записать адрес?

Фарха кивнула, полезла за пазуху и достала небольшой кожаный кошелек, висевший на шее на шнурке. Оттуда появился маленький блокнот и карандаш. Замелькали странички…

— Ух ты! — удивился я. — Ты еще и рисуешь?

— Немножко… — смутилась Фарха.

— Покажи! — попросил я.

Она полистала блокнот перед объективами камер. Рисунки были совсем беглые, но уверенные и очень живые: горы, овцы, хижины, деревья, белье на растянутых веревках.

— Это дом, где мы живем, — объяснила она, а затем открыла чистый листок.

— Пиши, — скомандовал я. — Один-семь-два-… — я тщательно продиктовал индекс. — Новый Шахтур, седьмой район, Вторая парковая, дом шестьдесят два, Артур Галик.

— Я через неделю в поселке буду и зайду на почту, — пообещала Фарха, убирая блокнот в кошелечек и пряча его за пазуху. — А жаль, что ты мне не сможешь прислать фотографию.

Мне вдруг пришла в голову идея:

— Слушай, а если ты скажешь дяде, что я тоже верую в Аллаха?

Фарха засмеялась.

— Дурачок ты. Пойди расскажи моему дяде, что ты веруешь в Аллаха и при этом фотографируешься.

— А что, вам Аллах еще и фотографироваться запрещает?! — изумился я.

Фарха пожала плечами.

— Кому как. Дядя считает, что запрещает. — Она вдруг внимательно посмотрела на меня. — Слушай, а ты правда что ли веруешь в Аллаха?

— Нет, но…

— Но ты хотел бы поверить? Это просто! Достаточно трижды произнести…

— Нет, Фарха, спасибо. Я в Иисуса верю.

Фарха огорчилась и поджала губы.

— Но это же выдумки. Был только пророк Иса. А бога Иисуса — нету такого.

— Почему это нету? — обиделся я.

— Потому что нет бога, кроме Аллаха, — объяснила Фарха.

Я засмеялся.

— Это он тебе сам сказал?

— Это в Коране написано.

— А Библию ты читать не пробовала?

— Зачем? — удивилась Фарха. — Есть Аллах, он меня хранит, я это чувствую.

Мне стало обидно.

— Нет никакого Аллаха! Его твой дядя пастух придумал! Ты попробуй почувствовать Иисуса, вот он тебя точно любит! Потому что он вообще всех любит! Он не злой.

— Это тебе Иисус сказал? — усмехнулась Фарха.

— Это я сам чувствую! — обиделся я. — Иисус меня хранит всю жизнь!

— Как он тебя хранит? — поинтересовалась Фарха.

— Как… — растерялся я. — Как всех. А как тебя твой Аллах хранит?

Фарха стала очень серьезной.

— Аллах меня хранит каждый день. Вот вчера, например, он меня спас от смерти.

— Это как? — удивился я.

— Ну, когда ты выполз, я обратилась к Аллаху. И ты в меня не стал стрелять.

Я надул щеки от возмущения, а затем специально всплеснул манипуляторами, чтобы она видела.

— Не, ну нормально?! — фыркнул я. — Стрелять не стал — я, велел мне не стрелять — Иисус, а молодец все равно выходит — Аллах? Чего у тебя в голове вообще творится? Тебе ведь уже целых десять лет, не девочка!

Фарха обиделась не на шутку.

— Балда, нет никакого Иисуса! — Она вскочила и топнула ножкой. — Нет, и не было! Нет бога, кроме Аллаха!

— Тьфу, — сказал я.

— Весь день рождения испортил… — Фарха села рядом, надулась и отвернулась.

Мы помолчали.

— Ладно, — сказал я примирительно, — извини. Давай знаешь, как поступим?

— Как? — насторожилась Фарха.

— Пусть тебя и дальше хранит Аллах, если вдруг он существует. А меня сохранит Иисус.

— Если он существует, — уточнила Фарха.

— Ну да, — кивнул я. — А мы с тобой будем просто дружить. А когда вырастем, поедем в Лондон, возьмемся за руки и будем гулять по парку.

Фарха просияла.

— Давай! — кивнула она.

Я вдруг неожиданно для себя протянул манипулятор и бережно взял ее за руку. Она не отдернула ладонь. Так мы сидели наверно очень долго — перед нами журчал ручей, вокруг пели кузнечики. А потом Фарха вздохнула.

— Мне пора, — сказала она и погладила танкетку по корпусу.

Я этого не чувствовал, просто шелест был в наушниках от ее ладони.

— Пока! — вздохнул я. — До завтра?

— До завтра, — кивнула она, поднялась и взяла в руки букетик. — Отвернись, я пойду через ручей…

Я проворно развернулся на гусеницах, готовясь услышать, как Фарха за спиной будет шлепать по воде, но вдруг остолбенел: прямо передо мной в камнях пряталась грязно-белая танкетка.

— Что, посмотрел мультики с нелюдями? — раздался голос Алисы, искаженный не то злобой, не то динамиком. — Теперь смотри последнюю серию!

Прежде, чем я успел что-то сделать, пушка на танкетке дрогнула и послышался хлопок — один, другой, третий, четвертый… Тихо вскрикнула Фарха, застонала, а затем послышался тяжелый всплеск.

Я рванулся вперед, понимая, что уже поздно, врезался в танкетку всем корпусом и ввел на панели код самоподрыва.

Прошел месяц. С тетей Дианой и дядей Олегом мы ездили в районный штаб. Помню, у входа цвела сирень и толпился народ — военные с разноцветными нашивками курили, встав в кружок, армейцы-призывники сидели на чемоданчиках, ожидая чего-то. А вот разговор с комендантом не запомнился совсем.

Потом ко мне домой каждый день ходила психолог Элена. Она говорила глупости, показывала дурацкие картинки и заставляла сочинять по ним сказки.

Потом я снова начал ходить в школу. В патруль меня пока посылать не стали.