Вождь Диких земель - Игорь Адамович

Найдя то, что осталось от вверенного им лица, и угадав реакцию барона на потерю сына, вместо того чтобы искать убийц (это все равно не сохранило бы им жизнь), они начали искать спасения, постаравшись слинять до того, как папаша обнаружит недостачу. Бегство не удалось, поскольку барон хватился-таки наследника.

Пока он разбирался в ситуации, а его дружинники отлавливали и кололи телохранителей, пока искали роковую поляну, прошло достаточно времени. Но вот сейчас барон, лично зарезавший всех оплошавших охранников, остановил охоту и собирал людей на наши поиски. Было послано и за собаками, но осатаневший отец не желал ждать. Половину оцепления сняли и послали на отправную точку поисков – к месту сворачивания родовитой шеи наследника.

Такой шанс дважды не дается, мы выждали, пока снятые из оцепления охранники отойдут подальше, и атаковали. Для начала я позаботился о поднятии духа своего сброда на понятном им языке.

– Я убил сына здешнего владыки, и я убью любого, кто окажется на нашем пути, нас никто не остановит! – Мой голос постепенно повышался, заключительные слова я уже почти выкрикивал: – Круши! Режь! Бей! Вперед!

Орда выплеснулась на просеку и в темпе понеслась на прорыв, тварей Диких земель не хуже кнута подгоняли страх и ярость. Нас заметили почти сразу, поднялась большая суета. Часть солдат попыталась, как предписывала инструкция, сбить строй, но почти половина, вопя, что их слишком мало, бросилась наутек. Нас могли достать от силы полтора десятка копейщиков и полсотни лучников, остальные были слишком далеко. С диким ревом мой отряд врезался в людской строй. В лучших традициях железного века я пытался выстроить свое воинство клином, что удалось лишь отчасти. На острие махал стволом молодого дуба тролль, с боков его прикрывали мы с Хортом, дальше толпились гоблины, фланги защищали вооруженные дубинами огры.

Стрелы и копья с трех сторон отдирали от нашего строя бойцов, но людей на участке прорыва было недостаточно, и они не выдержали бешеного удара сотни обезумевших от ненависти и страха монстров. Пробив людской строй, мы навалились вправо и влево, расширяя брешь.

Бой потом вспоминался какими-то дикими кусками. Вот мой меч, прорвав кольчугу, до половины входит в брюхо дико завизжавшего десятника, рядом удар дубины тролля сминает шлем, кости и мозги, превращая одоспешенную голову человека в однородный плоский блин. Слева валится пропоротый насквозь тяжелым окованным копьем гоблин, пока копьеносец увлечен победой, я успеваю быстрым взмахом меча полоснуть его по горлу, захлебываясь кровью, человек падает. Вот ятаган Хорта делает из последнего преграждающего нам путь солдата одноногого инвалида (к слову, впоследствии мне приходилось видеть его на паперти, там он вызывал лишь жалость, я даже бросил в лежащую перед ним кепку монетку).

Когда мы прорвались к лесу, я заставил гоблинов, у которых были луки или пращи, огрызнуться залпом в набегавших солдат, сам тоже поучаствовал в забаве, запустив в баронских холуев все свои копья. Что бы ни говорили пацифисты, из всемирной истории известно, мысли о мире возникают у агрессора чаще всего в момент весомого соприкосновения кулака жертвы с его наглой мордой. Солдаты слегка поубавили прыть, дав нам возможность оторваться.

Все-таки обитатели Диких земель – великолепнейшие специалисты по выживанию. Не прошло и полминуты с момента прорыва, как толпа из семи десятков выживших тварей рассосалась по лесу, со мной остался только Хорт. Отдаленный лай собак свидетельствовал о необходимости как можно быстрее удирать.

– Что будем делать? – Хорт вопросительно смотрел на меня. – Бежать – скоро выдохнемся, идти – догонят.

– Пойдем тропотой, волчьим аллюром, – нашел я решение проблемы, – пятьдесят шагов бегом, пятьдесят – шагом.

– Торн мудр. – Губы Хорта раздвинулись в улыбке, демонстрируя великолепные клыки.

Шум погони за спиной не утихал. Поднявшись на холм, мы увидели преследователей – около тридцати тяжеловооруженных всадников, две сотни солдат и несколько конных егерей с собаками на сворках впереди. Командовал преследованием рослый тип в панцире и закрытом шлеме с белым плюмажем, сидящий на великолепном сером в яблоках коне, – вероятно, барон Сильват собственной персоной.

Густой захламленный лес с чащобными участками помогал нам, сильно снижая прыть кавалеристов. Не будь его, нас догнали бы в два счета. Целые сутки мы провели на ногах, это было настоящее соревнование на выносливость, в котором ставками были жажда жизни у нас и жажда мести барона. Жизнь победила, преследователи устроили привал, мы же упорно увеличивали разрыв.

Саэна всегда считала, что знание – благо, но вот сейчас она знала если и не все, то очень многое, и легче ей от этого не становилось. Когда Хиша рассказала ей о цели похищения, молодая эльфийка бесстрашно рассмеялась ей в лицо. В самом деле, сделать из эльфа вампира не удавалось еще никогда и никому.

Старая упыриха вызывала у нее дикое омерзение: мертвая пергаментная кожа, обтягивающая череп, горящие красным огнем глаза, запах тлена, густыми миазмами окутывающий Саэну. Первая встреча гордой эльфийки и древней вампирши окончилась плевком, метко угодившим в лицо Хиши. Та только расхохоталась и подробно расписала ожидающее эльфийку будущее, заверив, что да, такого еще никто не делал, но ее расчеты предельно точны, и вообще не надо сомневаться, все получится.

Один из младших упырей, Эдик, сначала похотливо косился на Саэну, но, оценив всю глубину эльфийского презрения, размахнулся когтистой пятерней, чтобы снести ей голову, и вдруг, дико завизжав, покатился по полу, по его телу забегали красные искры, послышался злорадный хохот Хиши.

– Нетх, мой мальчшек, – шипела хозяйка ковена, – она нам нужшна живой, она очень ценна, дороже, чем ты. На всех в моем имении я наложила заклятие, никто ее не убьет, но все имеют право ее мучить, и как можно сильнее.

После этого весь мир превратился в боль. Умело доведенные Хишей до белого каления упыри все зло вымещали на ней, тупые, равнодушные зомби регулярно мучали ее по разработанной старой вампиршей программе, сильнейшие черные чары Хиши выматывали, и постоянно терзали эльфийку голод и жажда (ей давали воды, только чтобы не умерла, и не кормили вовсе).

Древняя вампирша была недовольна собой. Перерождение упрямой эльфийки затягивалось, огромные затраты магической энергии на этот процесс заставили ослабить оборону. Ей просто не хватало сил, и теперь, например, вместо умертвия, представляющего собой почти несокрушимую боевую машину, вход в логово охранял обычный тупой зомби. Да и заклятие, не дающее наложить на себя руки этой упрямой девчонке, отнимало массу сил. Тяжело, но зато результат стоит того. При этой мысли Хиша злорадно ухмыльнулась. То, что получится из эльфийки, не только обеспечит защиту Хише и всему ее ковену, но и поможет справиться с Виктором – самым старым упырем, королем нежити. И у нее, Хиши, в этом случае есть все шансы занять место Виктора, возглавив всю нежить этого мира. Ну, или почти всю, объективно одернула она себя. Нет, на трудности жаловаться не стоит, все – к лучшему!

Оторвавшись от погони, мы отдохнули, уменьшили скорость, и Хорт начал посвящать меня в реалии здешней жизни. Дикие земли оказались не такими уж большими, за ними располагались владения трех темных кланов: Кровавого клыка, Черных секир и Убивающих словом. На стыке их владений находилась нейтральная территория, служащая для переговоров, разрешения конфликтов и торговли. Поскольку с воображением у орков было не очень, называлась она Трейдгард (попросту город торговли). На ней категорически запрещались какие-либо военные действия или грабежи. Такой же неприкосновенностью пользовались наиболее крупные дороги, ведущие в нейтральные земли.

Я поинтересовался механизмом поддержания мира среди насквозь промороженных тварей, часть которых вообще относилась к разряду условно разумных. Как и все гениальное, идея была предельно проста. В случае любого конфликта (кроме разрешенных поединков) на его участников сразу же начиналась всеобщая охота, не хуже той, которую устроили благородные рыцари. Стимулом служило имущество смутьянов, переходившее в собственность добровольных полицейских, а в случае выживания нарушителей порядка и сами они поступали во владение стражей в качестве рабов. Торговля, первоначально стоявшая на третьем месте после дипломатии и судопроизводства, довольно быстро заняла здесь главенствующее положение.

Во время привала Хорт, впечатленный увиденной при прорыве фехтовальной техникой нашей школы, захотел оценить ее лично и попросил меня устроить с ним спарринг. Двигается он неплохо, но кто же так сильно сжимает рукоять меча, рука должна быть более расслабленной. На первой же секунде тренировочного боя резким боковым ударом вышибаю из его руки ятаган. Попытка номер два – обманный финт и острие рыцарского полуторника застыло в сантиметре от горла Хорта. В глазах орка ни капли страха, только восхищение, это мне понравилось. Третий раунд – я закрутил меч вокруг основания его клинка и рванул в сторону и на себя, ятаган снова вылетел из его ладони, описал дугу и был эффектно пойман мной за рукоять. Возвращаю оружие орку, тот не спешит убирать его в ножны.