Тигры и земляника - Айрат Галиуллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, а что «иначе»? Я опять проиграл.
Тем не менее принцип «не думать о выигрыше» я упорно не принимаю. Не могу принять.
- Есть притча о тибетском монахе, который повстречался с тигром, – говорит Профессор. Он поглаживает сухую старческую коленку. – Увидев хищника, монах в ужасе бросился бежать. Впереди пропасть. Не долго думая, монах ухватился за дикую виноградную лозу и прыгнул вниз. Тигр щелкал зубами, пытаясь достать бедолагу, но это полбеды. Когда монах посмотрел вниз, увидел на дне второго тигра, поджидающего, когда добыча свалится прямо в пасть! Монах почувствовал, что корни лозы проседают…
Чай давно остыл. Тяжелые костяные фигуры, тускло отсвечивая лаком, застыли в одном ходе от «мата».
- Зачем он это сделал? – спрашиваю я, когда рассказ закончился. – Почему монах так поступил?
- Да кто ж их знает, этих тибетских монахов? – Профессор разводит руками и тут же переводит разговор. – Не расстраивайся, мой мальчик, ты играешь значительно лучше прежнего. – Его голос полон сочувствия. – Помнишь нашу встречу прошлой зимой? Ты был таким гордым, таким самоуверенным…
Беззвучный старческий смех. Обижаться на него невозможно.
Да, когда на заснеженной улице странный дед в длинном пальто пригласил к себе сразиться в шахматы, я не воспринял его всерьез. Мне, чемпиону двора, не было равных ни среди сверстников, ни среди взрослых. Но он разгромил меня в первой партии… и во второй, и во все последующие. Я зауважал его, этого Профессора, как всегда уважал тех, кто делает что-то лучше меня.
К тому же со стариком оказалось интересно разговаривать. У него особый взгляд на мир, и он часто подсовывал мне пищу для мозгов. Обучая игре в шахматы, по сути, учил философии жизни.
Ему было почти восемьдесят, он жил в соседнем доме вместе с супругой Софьей Александровной. Их сын погиб в Великую Отечественную, в первом же своем бою. Он мог не призываться – сын известного ученого, студент университета, имел бронь, но ушел на войну добровольцем.
Профессор всю жизнь преподавал в Казанском университете, а года два назад ушел на покой. В первое время его навещали коллеги, студенты, бывшие ученики. Потом приходили все реже и реже… Профессора забывали. Больные ноги не позволяли ходить далеко, их хватало лишь на прогулки по двору… где мы однажды и встретились.
Мы были нужны друг другу. Я внес свежую струю в скучноватую жизнь Профессора – рассказывал о друзьях, о боксе, о школе… О драках, правда, особо не распространялся – ему не очень нравилось. Профессор же подсовывал мне книжки, а затем мы устраивали диспуты, обсуждая их. Профессор выдавал мысли удивительные, чудные… порой мне казалось, что он свалился с другой планеты.
БУДЬ НЕ КАК ВСЕ
«Как все» – это предсказуемость, а предсказуемый всегда проигрывает. Будь необычным, смотри на ситуацию отлично от других. Уходи от норм и шаблонов. Пиши поперек.
Стандартные действия скучны и приносят стандартные плоды. Девять человек из десяти живет – стандартно.
И в этом большая радость игрока.
Виргус. Хайку, танки, самолеты
Привет, дружище! Соскучился? Я – да, если тебе интересно. Уже стал к тебе привыкать.
У меня опять вопрос. Ты сильно удивился, когда я в прошлый раз хайку зафигарил? Ну, про Ленку? Ты ведь, наверное, считал, что Виргус – он простой, как штаны по рубль двадцать? Признайся, считал?
Да ладно, дружище, обо мне многие так думают. Не воспринимают всерьез. А мне плевать, если честно. Только Ленка постоянно пилила, но это уже в прошлом, к счастью. Да нет, она не плохая, ты не подумай. Она мне добра желает, только по-своему очень. И хайку я на нее сочинил – так, в порыве. Не по злобе.
Хайку, хайку, хайку…
Вообще-то это не хайку – ну, что я прочитал. Это сенрю называется. Ты знаешь разницу между хайку и сенрю, мой малограмотный дружок? Ладно, сейчас объясню. Я даже научу тебя писать хайку. Это не трудно, не бойся ты, вылезай из-под шкафа.
Сначала про разницу. Вот слушай, это хайку:
Молчит телефон,
Но ходят еще часы.
Курю у окна.
А вот это – сенрю:
Раннее утро.
Гулко по сваям стучат
Милые люди.
Врубился, в чем разница? Ну же, давай, напрягись!.. Ну?
Правильно! Сенрю – это хайку, но с приколом!
Нет, ты молодец все-таки. Вот тебе в виде приза еще сенрю. Про то, что из любого переплета можно найти выход.
Деньги забыл.
Выход поможет найти
Добрый кондуктор.
Запомнил? Хайку – это когда серьезно, а сенрю – стеб. Теперь можешь блестеть эрудицией на вечеринках у Васяниных.
А писать эту бодягу я тебя в другой раз научу. На сегодня хватит, а то у тебя мозги перегреются, что мне тогда делать? Нет уж, дружище, хватит нам с тобой на двоих одного ненормального.
Эх, покурить, что ли?.. Ага, так лучше. Кх-м…
Сегодня, кстати, с доком общался. Вообще-то я каждый день с ним трындю, с Альфредом нашим Вульфовичем. Он же мной лично занимается – сечешь, дружище, какая честь? Получается, зря я жаловался. Есть, оказывается, люди, которые воспринимают меня всерьез, искренне интересуются моим внутренним миром.
Главврач психоневрологического диспансера №2, например.
Прихожу я к нему, как обычно, к десяти, после обхода… У него же с утра обход – ходит с умным видом по палатам, а за ним толпа практикантов. Будущие психиатры, психологи и психологини. Некоторые, кстати, ничего так, вполне… психологнюшки. И вот, останавливается док, например, возле очередного ненормального, и говорит, типа:
- Перед вами больной Фигушкин. Первый приступ произошел год назад: больной услышал за дверью голоса, обсуждавшие план его убийства. Спасаясь от преследователей, Фигушкин выпрыгнул из окна, с третьего этажа. Еле откачали. Рецидив наступает примерно раз в месяц – галлюцинации, бессонница, плохой аппетит. Ваш диагноз?
Тут какой-нибудь очкарик вылезает и вякает:
- Депрессия?
А доктор строго поправляет:
- Шизофрения!
(В смысле, у больного шизофрения, не у практиканта. Хотя я бы на всякий случай проверил и того).
Дальше идут. Док говорит:
- А это больной Хренушкин. После смерти матери впал в заторможенное состояние, мало ест, почти не разговаривает. Апатия, вялость, физическое истощение. Диагноз?
- Шизофрения?
- Нет, депрессия.
Типа, садись, два.
И все в том же духе. Весело, в общем.
Ну вот, прихожу я, значит, к доку после обхода. Он мне, как обычно:
- А, Виргус!
Я с первого приема попросил себя Виргусом называть, так привычнее. Ну, ты понимаешь, о чем я. А доку, похоже, без разницы. Хоть Гаутама Будда, ему по барабану.
- Я для вас кое-что приготовил, – говорит док.
- Страшно интересно, Альфред Вульфович, – говорю, и заваливаюсь в кресло. Такое огромное, специально для пациентов. Удивительно удобное, между прочим, кресло. Рекомендую, дружище. Попадешь в следующий раз в психушку – только в него садись, а то стулья здесь жесткие.
Шучу, шучу, не парься.
А док между тем подходит к книжному шкафу и вытаскивает талмуд.
- «Психотехнологии измененных состояний сознания», Вэ Вэ Козлов, – и показывает издали обложку.
Я говорю:
- Теперь вижу, док, что это не энциклопедия для девочек. И что?
А он страничками шелестит.
- Хотел вам зачитать… Где же это? А, вот! Слушайте: «В настоящее время большинство людей совершенно не знакомы с грибами, они совсем не соответствуют обычному представлению о растениях. Они размножаются не из семени, им не надо света для роста, у них нет листьев…»
(Я, может, не слово в слово передаю, дружище, но примерно так).
- «…Иногда они вдруг появляются после теплого летнего дождя, через ночь в полный рост на каком-нибудь неожиданном месте или образуют известные ведьмины круги, где на земле кругом растут сотни грибов. На газоне их не видно, и при попытке истребить грибы успеха не будет, они всегда возвращаются…»
- Они всегда возвращаются… Круто, док. Они возвращаются…
- Н-да… Есть в них что-то этакое, согласен…
Док откладывает книгу и лезет за другой, продолжая бубнить:
- Кактус пейотль, кстати, по действию похож на грибы из рода «псилоцибе». Вот как описывает монах… э-э… Бернардино де Сахагун использование псилоцибина мексиканскими индейцами… «Они пили шоколад, ели грибы с медом… некоторые танцевали, плакали, другие… эээ… оставались на своих местах и тихо покачивали головами. В своих видениях наблюдали, как они погибают в сражениях, пожираются дикими зверями, берут в плен врага, становятся богатыми, нарушают супружескую верность, как им разбивают головы, они превращаются в камень или мирно уходят из жизни…»
Пока Альфред Вульфович читает, я разглядываю обстановку. У дока большой кабинет – метров тридцать, наверное, квадратных. У окна стол – на нем док с другими врачами играет в футбол. То есть, возможно, играет. Площадь вполне позволяет.