Тигры и земляника - Айрат Галиуллин

Легкий сарафан, по голым рукам мурашки, и сразу же – гусиная кожа… Взгляд открытый и выжидательный: «А что дальше?»

Фото черно-белое, не самого хорошего качества – кажется, снимали «Сменой». Но я все помню. Мне здесь почти шестнадцать, я на каникулах у бабушки.

(Нет, не случайно именно это).

Альбом у меня запущенный – уже забыла чьи дети когда-то расшвыряли снимки, и они до сих пор лежат в творческом… Никакой хронологии – детские вперемешку со свадебными, друзья, не друзья, а этих уже и не помню, отжившее, отболевшее, цветное и не очень, давнее и не совсем… Лучше по порядку. Если это можно назвать порядком, конечно. А, плевать! Сейчас уже на все наплевать, и от этого настроение – бесшабашное.

То лето особенно запомнилось. Я познакомилась с мальчиком (он тоже приехал к бабушке в деревню), и это моя первая «взрослая» любовь. Боже мой, как трепетало сердечко, когда он целовал меня в садике за клубом!

Парень отчаянно скромен и не позволяет себе ничего лишнего. Впрочем, я и сама девочка «правильная» и в свои пятнадцать целомудренна, как одуванчик. И в делах и в мыслях, что примечательно.

Я приходила с танцев, бабушка подозрительно смотрела на мои горящие, как у кошки, глаза и и неизменно вздыхала: «Ты там не безобразничала, случаем?» Я смеялась и отвечала, что, конечно, бабуля, безобразничала – мы с девчонками подожгли клуб и голышом плясали при свете пожара, разве ты не видела зарево? «Болтушка! – зевала бабушка, – Ложись уже спать, гулена». А я с бьющимся сердцем думала, что мне удалось ее ловко провести, ведь на самом деле я безобразничала, да еще как безобразничала, знала бы бабуля…

Мы с девочками часто ходили купаться, и там встречали мальчишек, но компании не смешивались – они сами по себе, мы сами, и оставалось лишь переглядываться украдкой и ждать в томлении вечера… Что бы я не делала, все мои мысли об этом – ну, быстрее же, солнце, быстрее, садись давай!

Вхожу в тень старой ивы и останавливаюсь у воды. Я непроста, непроста, непроста… Легкость и полость внутри. Кажется, еще немного и взлечу. Чувствую себя. Чувствую…

Нежность и сила в тонких руках. Словно держишь ребенка.

Воздух осязаемый, вкусный. В груди замирание. Дышится полной грудью, хочется улыбаться… Яркий чай, запах травы. Чабрец, шиповник, листья смородины. Вкус, заменяющий сладость. Тихая мелодия радости…

Тогда я все время прислушивалась к себе – там внутри происходило что-то удивительное, непонятное. Совсем иначе вдруг стали ощущаться ароматы, звуки, цвета…

Перевернем карточку, оставим воспоминания о давнем-предавнем лете, неловких объятиях и нежных, как у девочки, губах. Альбом лежит передо мной, приглашает…

Вот следующая фотка.

Здесь мне уже… сколько? Первый год работы в школе, двадцать пять, значит.

Мне нравилось то, что я делаю, особенно поначалу. С утра я с удовольствием шла в школу, а после – бежала домой… нет, не бежала, а мчалась, летела, парила с улыбкой, мечтая обнять мужа и сына, окунуться в теплую атмосферу дома, вдохнуть любимые и родные запахи.

А потом все рухнуло.

Несешь поднос изысканной посуды – хрустальные бокалы, фарфоровые чашки, старинные вазочки… И вдруг что-то случается, поднос летит на пол, и на твоих глазах все бьется. В хлам, вдребезги, в мелкие осколки. С грохотом, который еще долго стоит в ушах. А ты стоишь, смотришь, и ничего не можешь…

Конечно, такой фотографии в альбоме нет. А жаль. Она могла бы стать прекрасной иллюстрацией…

Ладно, дневничок, возьмем себя в руки. Здесь, на фотографии, я еще не подозреваю, что меня ждет, до этого очень и очень далеко.

Они отправились встречать меня после работы (я была в первой смене), и на полпути мы столкнулись. Артур за руку с серьезным и важным трехлетним Аликом, и я с ребятами из четвертого «в», – они никак не хотели расставаться и пошли меня провожать, о чем-то наперебой рассказывая…

Артур поставил нас против солнца, чтобы снимок вышел правильно – поэтому мы на фотографии жмуримся. Я смотрю на мужа с Аликом, чувствую тепло детей – такое живое и трогательное, и слезы наворачиваются на мои глаза. «Что с тобой, соринка попала?» – спрашивает муж. – «Да все солнце, солнце», – отвечаю я.

Весенний ветер треплет вихры, кудряшки и косички, доносит запахи талой воды и земли. На фоне голых деревьев Фуксовского садика в окружении детей молодая я. Под глазами голубые тени, лицо по-зимнему бледное и худое.

Дети такие разные, такие… Хотя школа обычная, не специальная, но все же попадались ребята с проблемами – эмоциональная заторможенность, клептомания, немотивированная агрессивность, даже аутичность в слабой форме.

«Я все понимаю, но подобным особям у нас не место. Для них государство создало другие учреждения» – говорила директриса.

Но как отправить в спецшколу десятилетнюю девочку, которую средь бела дня чуть не изнасиловал какой-то подонок? После того случая ребенок перестал говорить… совсем, даже с родителями. Мне понадобился почти месяц ежедневных бесед (вернее, монологов), чтобы она начала хотя бы поднимать глаза. А то сидела, уставившись в пол, и никакими силами, казалось, нельзя заставить ее…

Как сейчас помню ее первую фразу: «А я люблю карусели». Сказала и испугалась порыва, а мне потребовалась вся выдержка, чтобы не вскочить и не заорать от радости!

Само собой, мы в тот же день пошли с ней кататься на каруселях!

Артур был не очень доволен, что я задержалась на работе (а я тогда часто приходила позже). Но только хмыкнул, когда я с порога закричала: «Она заговорила!». Муж стоял в моем переднике с лопаткой для жарки в руках, из-за спины уже выкатывался Алик: «Мама пришла!»

…Я видела ее в прошлом году, эту девочку. Через всю улицу ко мне бросилась молодая особа, упала на грудь, разревелась. С трудом ее узнала – повзрослевшая, слегка располневшая, но вполне симпатичная девушка. «Я вас часто вспоминаю», – сказала она между всхлипами, размазывая по своим и моим щекам тушь.

(Надеюсь, это ляжет на чашу весов там, тогда…)

Конечно, ради таких результатов стоит вкладываться, но работа школьного психолога – еще и планы, отчеты, доклады, рутина, рутина, рутина… может быть, из-за нее я и ушла. Не люблю рутину. А изменить ничего нельзя – шаг влево, шаг вправо считается…

Что ж, идем дальше.

На плечах у папы девочка лет пяти. В одной руке воздушный шарик, в другой флажок с надписью «Мир! Труд! Май!» На заднем плане колонна демонстрантов – беззаботная толпа в замысловато изогнутых шеренгах…

Ветер, плотный и теплый, как нагретая за ночь подушка, налегает на лицо. Над головами летит продирающий до пяток мегафонный голос: «Передовикам производства молокозавода номер два – ура!.. Славным работникам нефтехимической отрасли – ура-а!..»

«Га-а… Га-а… Га-а…» – гремит в ответ веселая толпа.

Лицо девочки на фотографии сияет от счастья, папа улыбается уголками… Черты лица у него резкие, словно высеченные из камня. Одного взгляда достаточно, чтобы понять – серьезный мужчина, суровый и волевой.

Это точно… с папой не забалуешь. Он военный, и воспитывает меня в строгости и дисциплине. «Да, папа, понятно, папа, спокойной ночи, папа». Отбой в девять ноль-ноль, подъем с первой команды, и никаких «Можно, я еще полежу?» Школьный дневник на еженедельной проверке, в детской образцовая чистота. Плюшевый мишка, обнаруженный отцом под шкафом, отправляется в мусорное ведро. Непорядок!

Воспитание как у солдат в казарме – согласно уставу. Что ж, в этом, наверно, проявлялась его любовь. Своеобразная только очень…

Папа у меня невероятно талантлив. Пел песни под гитару, сам сочинял даже… А еще, сколько себя помню, в доме звучал голос Высоцкого – папа собирал его записи на магнитофонных бобинах. Не скажу, что я отчаянная поклонница Владимира Семеновича, но многие песни знаю наизусть – с детства на слуху.

«Поговори… хоть ты со мной… гитара… семиструнная…»

А! Вот интересная фотография.

Большое помещение, совершенно голое. Высокий потолок, огромные окна, по всей площади пола с повязками на глазах лежат… Они неподвижны, как будто их одновременно сморил сон (хотя это странно, ведь сквозь окна льется солнечный свет) или парализовало газом. Удивительно тихо, лица у лежащих спокойные и какие-то… торжественные…

Устала, продолжу в другой раз, ладно?

Выхухоль

ну вот, блин, на самом интересном месте! (с досадой) Типа сериал, что ли? ))) а лет-то тебе сколько, Элис?

Анонимный пользователь

длинно что-то. ниасилил.

Училка

Так мы с вами коллеги, Элис, оказывается! Я тоже в школе тружусь. И я вас понимаю – так приятно видеть результаты своего труда.

Выхухоль, а вы посчитайте!

Элис